Но жестокий Феникс лишил его и этой последней надежды.

— Напишите ваше желание на листке бумаги, — произнес он, — и приколите его булавкой к ковру.

Так что пришлось выдрать из антеевой тетрадки по математике чистый листок и отдать его Сирилу, а Сирилу ничего не оставалось делать, как вывести на нем крупными буквами следующее:

Когда он закончил, листочек положили на ковер.

— Написанным вниз, пожалуйста! — сказал Феникс — Ковры не умеют читать записки с обратной стороны. Этим они, кстати, ничем не отличаются от вас.

Листочек перевернули и накрепко пришли лили к ковру. Когда стол и стулья был! ( отодвинуты в сторону, ковер немного полежал без движения (очевидно, разбирая по складам корявый сирилов почерк), а потом вдруг взял да испарился — точь-в-точь как лужица воды на раскаленной жаровне. Вот именно, так оно и было — он просто сжимался и усыхал до тех пор, пока не исчез окончательно.

— Пожалуй, ему понадобится некоторое время для того, чтобы собрать самые нежнейшие и драгоценнейшие экземпляры, — сказал Феникс. — Так что я бы, например, занялся битьем… то есть, мытьем посуды.

Так и порешили. В чайнике еще оставалось немало горячей воды, так что дело пошло быстро. Каждый энергично включился в работу, и даже Феникс не сидел сложа крылья — осторожно просунув свои деликатные коготки в дужки чайных чашек, он поднимал их одну за другой над тазом, опускал в дымящийся кипяток, а затем выставлял на стол, где Антея вытирала их полотенцем. Правда, это получалось у него очень медленно, но никто и словом не посмел его упрекнуть — к тому же, он с самого начала предупредил остальных, что хотя он и не имеет ничего против грязной работы, она все же не совсем соответствует его жизненному предназначению. В конце концов вся посуда до последней ложечки была вымыта, высушена и расставлена на буфетных полках, а чайные и тарелочные полотенца развешаны на веревке над сушилкой (Если вам довелось родиться сыном какого-нибудь герцога, маркиза или, на худой конец, советника министра, то вы, быть может, не имеете ни малейшего понятия о том, в чем заключается разница между чайным и тарелоч ным полотенцами. Но в таком случае у вас должна быть весьма осведомленная в этом отношении нянечка, которая охотно все вам растолкует, как только вы этого пожелаете! И как раз в тот момент, когда восемь детских ладошек и одна пара птичьих когтей старательно просушивались при помощи торчавшего из угла мойки роликового полотенца, дети услыхали некий звук. Звук донесся из-за ближайшей к ним стены — стены, отделявшей, как им было известно, кухню от детской, — и это был самый странный и непонятный из всех звуков, которые детям доводилось слышать за свою жизнь. Во всяком случае, все звуки, которые они слышали до того, так же слабо напоминали нынешний, как свисток игрушечного паровозика — гудок океанского лайнера.

— Ковер вернулся! — сказал Роберт, хотя всем остальным это было понятно без слов.

— Интересно, что же это такое он с собой привез? — осведомилась Джейн. — По звуку похоже на Левиафана — знаете, это такое огромное чудовище, которое…

— А вдруг его все-таки соткали в Индии, и теперь он принес нам парочку слонов? — перебил ее Сирил. — Даже если это всего лишь слонята, нашей комнате все равно не поздоровится. Предлагаю всем по-очереди заглянуть в замочную скважину.

Они так и сделали, выстроив очередь по старшинству. Фениксу, бывшему на пару-другую тысячелетий старше самого старшего из присутствующих, было разрешено пялиться в скважину, пока не надоест, но он неожиданно для всех отказался.

— Извините, — произнес он, распушив золотые перья и как-то странно отфыркиваясь, — но всякий раз как я начинаю подглядывать в замочные скважины, у меня почему-то начинают слезиться мои золотые глаза.

Так что первым посмотрел Сирил.

— Там что-то серое шевелится! — сказл он.

— Провалиться мне на этом месте, если это не зоопарк! — воскликнул Роберт, когда настала его очередь. Как бы в подтверждение его слов изнутри хлынула волна непонятных шорохов, шелестов, шепотов, шарканий, шушуканий, шиканий и прочих щипящих звуков.

— А я так ничего не вижу, — заявила Антея. — У меня почему-то глаз дергается.

Подошла очередь Джейн, и она быстро прильнула глазом к крохотному отверстию в стене.

— Это же гигантская кошечка-малюточка! — радостно пролепетала она. — Вон же она, разлеглась по всему ковру!

— Папа говорил, что гигантские кошки называются тиграми.

Вот именно! Гигантские кошки, может, и впрямь зовутся тиграми, но ведь я-то вижу кошечку-малюточку.

— Знаете что? — совершенно справедливо возмутился Феникс. — Не стоит гонять волшебные ковры за нежнейшим и драгоценнейшим товаром, если вы потом даже не осмеливаетесь на него взглянуть!

И Сирил, как самый старший после Феникса, принял всю ответственность на себя.

— Пошли! — сказал он и повернул ручку двери.

Газовые рожки так и не были завернуты после чая, а потому пять пар любопытных глаз, появившихся в дверном проеме, без труда смогли разглядеть всякую незначительную мелочь в детской. Впрочем, не всякую — ковра, например, уж точно не было видно, потому что каждый квадратный дюйм его площади был занят одним из ста девяноста девяти нежнейших и драгоценнейших товаров, которые он приволок на спине со своей любимой родины.

— Ну и ну! — заметил Сирил. — А мне и в голову не приходило, что наш волшебный ковер может быть персидским.

Однако в данный момент в этом не было ни малейшего сомнения, ибо загадочным товаром котором столько уже было переговорено в этот вечер и который теперь, как море, перекатывался от края до края ковра, оказались кошки — самые настоящие серые персы в количестве, как я уже говорила, ста девяноста девяти штук. Конечно, на ковре им было немножко тесновато, и во время полета они изо всех сил прижимались друг к другу, чтобы ненароком не соскользнуть за борт. Но теперь очутившись на полу в детской, они почувствовали себя гораздо увереннее, и стоило только детям появиться на пороге комнаты, как вся эта кошачья банда запрыгала с ковра им навстречу Секунда, другая — и вот уже по детской разлилось шипящее, мяукающее, а то и просто вопящее кошачье море, и чтобы не утонуть в нем дети быстренько попрыгали на стол, подобрав под себя ноги вкупе с полами пиджаков. Через минуту в стену принялись колотить соседи — и не удивительно, ибо кошачьи горлопаны происходили родом из Персии и наверняка учились орать у тамошних муэдзинов.

— Кажется, мы опять нарываемся на неприятности, — сказал Сирил. — С чего бы этим прохвостам так надрываться?

— Полагаю, они голодны, — ответил Феникс. — Если бы вы могли накормить их…

— Да у нас не наберется еды и для двух с половиной этих проглотов! — в отчаянии воскликнула Антея и сбросила со стола запрыгнувшую было туда хищницу. Затем она попробовала утихомирить остальных: — О, милые пушистики, потише пожалуйста! Из-за вас я не слыщу собственных мыслей.

Последние слова ей пришлось прокричать, потому что мяуканье становилось уже буквально оглушительным, и следующая фраза Антеи дошла до остальных в наполовину усеченном варианте.

— …и понадобится целая куча золота, чтобы накупить еды на всю эту ораву.

— Давайте попросим ковер унести их обратно, пока чего не вышло, — предложил Роберт.

— Нет! — в один голос закричали девочки.

— Они же такие мягонькие и пушистенькие, — сказала Джейн.

— И еще очень ценные! — поспешила добавить Антея. — Мы можем выручить за них огромное количество денег.

— А почему бы вам не сказать ковру, чтобы он принес им еды? — предложил Феникс натужным голосом (в котором явно угадывалась осыпавшаяся позолота), стараясь перекричать музыкальные бесчинства хвостатого персидского хора.