— Мы уплотнили суставные швы и напылили ещё один наружный слой, — объяснял Нельсон. — Это должно дать вам гораздо больше времени, чем кому-либо прежде.

При этих словах Холстон очнулся: он вспомнил, как уходила на очистку его жена.

Помещения верхнего уровня с их огромными экранами во время очистки обычно пустовали: люди, оставшиеся внутри, не могли вынести зрелища того, что сами же и натворили. А может, им просто хотелось прийти и насладиться чётким и ясным пейзажем, но при этом не видеть, какой ценой достигнута эта ясность. Однако Холстон остался, ему и в голову не пришло уйти — он твёрдо намеревался наблюдать за всем от начала до конца. Он не мог видеть лица Аллисон за скрывавшей его серебристой маской, не мог различить контуров её фигуры, упрятанной в мешковатый костюм, но ему была хорошо знакома её походка, движения рук со стальными проволочными скребками, которыми она усердно тёрла линзы камер. Он видел, как она закончила работу — тщательно, не торопясь, — а потом отступила назад, посмотрела в камеру ещё один, последний раз, помахала мужу рукой, а затем повернулась и пошла прочь. Как и все до неё, она зашагала в сторону ближайшего холма, а потом начала восхождение, направляясь к полуразрушенным башням древнего города, видневшимся на горизонте. Холстон за всё это время не пошевельнулся. Даже тогда, когда она упала на склоне, зажав руками шлем своего костюма и корчась в конвульсиях, по мере того как токсины разъедали внешнее напыление, затем основную ткань костюма, а после добрались и до её тела, — даже тогда Холстон не сдвинулся с места.

— Другую ногу.

Нельсон отпустил его лодыжку. Холстон приподнял вторую ногу, и техник принялся натягивать на неё брючину. Глядя на руки Нельсона и на плотный нижний костюм из чёрного углеволокна, Холстон живо представил себе, как все эти оболочки разъедаются, осыпаются ошмётками с его тела, словно хлопья высохшей смазки с трубы генератора; как из пор брызжет кровь и заполняет всю внутренность его ветхого, бесполезного костюма...

— Если вы возьмётесь за поручень и постараетесь подняться...

Процедуру облачения Холстон наблюдал дважды на своём веку. Раз с Джеком Брентом — тот до самого конца вёл себя враждебно и непокорно, так что Холстону пришлось выполнять свои обязанности шерифа и стоять у скамьи на страже. Второй раз — с собственной женой; и тогда он следил за одеванием сквозь крохотное окошко воздушного шлюза. Но несмотря на то что Холстон был хорошо знаком со всем процессом, он всё же нуждался в подсказках, потому что мысли его бродили где-то далеко. Он ухватился за трапециевидный поручень, висевший над головой, и, подтянувшись, встал. Нельсон взялся за костюм обеими руками и поддёрнул его до пояса. Пустые рукава хлопнули по бокам.

— Левую руку сюда.

Холстон отрешённо повиновался. Он никак не мог поверить в то, что сам теперь выступает в роли смертника. Холстон часто раздумывал над тем, почему люди не сопротивляются, почему тупо следуют тому, что им говорят. Даже Джек Брент — хоть и ругался последними словами и поносил всех и вся, однако выполнял всё, чего от него требовали. Аллисон вела себя тихо — точно так же, как вёл себя сейчас и сам Холстон, продевая одну, потом другую руку в рукава. Костюм доходил теперь до шеи. Наверно, люди не сопротивлялись, потому что не могли поверить в происходящее, подумал Холстон. Для него всё выглядело настолько нереально, что ему не приходило в голову взбунтоваться. Животная часть его мозга попросту не могла бы спокойно принять свою судьбу, если бы отдавала себе ясный отчёт в близкой смерти.

— Повернитесь.

Холстон повернулся.

Он почувствовал, как затянули пояс, а затем послышалось жужжание застёгиваемой молнии. Затянули второй пояс, и снова прозудела молния. Двойной слой тщеты. Скрип липучки вокруг шеи. Костюм разгладили, проверили и перепроверили. Потом Нельсон снял с полки шлем и принялся осматривать его «начинку». Холстон сжал пальцы внутри своих пухлых перчаток.

— Давайте повторим инструкции ещё раз, — предложил Нельсон.

— Нет необходимости, — тихо сказал Холстон.

Нельсон бросил взгляд в сторону двери, ведущей внутрь Шахты. Холстону не надо было смотреть туда, чтобы знать, кто наблюдает у окошка.

— К сожалению, придётся, — промолвил Нельсон. — Я обязан всё сделать, как по книге.

Холстон кивнул, хотя и знал, что никакой такой «книги» нет. В Шахте существовало множество священных устных традиций, передаваемых из поколения в поколение, но ни одна из них не могла сравниться с доходящей чуть ли не до фанатизма дотошностью изготовителей защитных костюмов и специалистов, ответственных за очистку. Все склоняли перед ними голову. Конечно, саму очистку производил тот, кого изгоняли, но эти люди делали её реально возможной. Именно благодаря им подземные жители могли обозревать широкий мир за пределами тесной Шахты.

Нельсон поставил шлем на скамью.

— Вот, здесь ваши скребки. — Он похлопал по карману с мотками извилистой проволоки в передней части костюма.

Холстон с резким, рвущимся звуком вытащил один из них, поднёс к глазам, внимательно изучил жёсткие стальные завитки и сунул скребок на место.

— Два раза вспрысните линзу жидкостью из вот этого флакона, затем очистите её и протрите насухо салфеткой, а напоследок нанесите защитную плёнку. — Он по порядку похлопывал по каждому карману, на которых были нанесены пояснительные надписи и номера — вниз головой, так чтобы Холстону было удобно читать их. К тому же все они были разного цвета — не запутаешься.

Холстон кивнул и впервые за всё время посмотрел Нельсону в глаза. Удивительно, но в них читалась тревога. Холстон в силу своей професии научился хорошо распознавать все оттенки страха в человеческом взгляде. Он чуть не спросил Нельсона, в чём дело, но вдруг понял и без подсказок: спец по очистке опасался, что все его наставления — ни к чему, что Холстон выйдет наружу, а выполнить свой долг не захочет. Все в Шахте боялись, что люди, которых они осудили на смерть, не станут напрягаться ради тех, кто остался внутри. Или, может, Нельсон волновался, что дорогое снаряжение, которое он и его коллеги с таким трудом изготовили по тайным чертежам и технологиям, пережившим восстание, пропадёт зря?

— Как вы? — спросил Нельсон. — Нигде не жмёт?

Холстон обвёл глазами шлюз. «Мне моя жизнь жмёт, — хотелось ему сказать. — Мне моя кожа жмёт. Эти стены тоже жмут». Но он лишь покачал головой.

— Я готов, — прошептал он.

И это была правда. Холстон самым странным образом был целиком и полностью готов к своему последнему путешествию. Внезапно ему вспомнилось, что его жена тоже была целиком и полностью готова. 

 — Я хочу наружу. Я хочу наружу! Яхочунаружу!

Холстон сломя голову мчался в кафетерий. Его радио всё ещё вопило голосом Марнса — что-то об Аллисон. Холстон не удосужился даже ответить, просто взлетел, не останавливаясь, на три уровня, к месту происшествия.

— Что здесь происходит? — рявкнул он. Растолкав толпу у двери, он увидел свою жену — та корчилась на полу; её держали доктор Коннор и двое других служителей департамента общественного питания.

— Отпустите её! — Он ударил их по рукам, те бросили ноги Аллисон, и Холстон едва не получил ботинком по челюсти. — Успокойся! — Он потянулся к её запястьям. Она отчаянно выкручивалась, пытаясь вырваться из крепкой хватки троих рослых мужчин. — Малышка, что за чёрт тут творится?

— Она бежала к воздушному шлюзу, — объяснил Коннор, кряхтя от напряжения.

Перси снова ухватился за её ноги, и на этот раз Холстон не остановил его — понимал теперь, почему понадобились совместные усилия троих мужчин. Он наклонился поближе к Аллисон, заглянул ей в лицо. Из-за завесы спутанных волос на него глянули выпученные, безумные глаза жены.

— Аллисон, дорогая, тебе надо успокоиться.

Она больше не кричала, но продолжала твердить: