И тут Гартенштейн увидел совсем рядом плот. На досках лежала, распластавшись, едва прикрытая остатками какой-то одежды, женщина. На плоту она была одна, но несколько мужчин, держась руками за края плота, плыли рядом. Чуть поодаль немецкий офицер заметил еще двоих: эти вцепились в пустой ящик из-под апельсинов. Приглядевшись внимательнее, он увидел оранжевые точки плодов, плавающих вокруг… Это казалось жестокой насмешкой… И вдруг раздался крик: «Aiuto! Aiuto!». Это кричали двое с ящика. Гартенштейн уперся взглядом в дежурного радиста, Маннесманна. Почему эти люди кричат по-итальянски? В том, что кричали по-итальянски, не сомневались ни тот, ни другой. А крики все не смолкали: «Aiuto! Aiuto!» Что здесь делают итальянцы? Итальянцы – союзники Германии! Ведь «Лакония» – британское судно! Гартенштейну даже успели уже передать краткие данные о потопленном судне: построено в 1922 году на судоверфи Уайт Стар Лайн, в мирное время число пассажиров – 1580, в военных условиях – до 6000 человек. И снова этот вопль: «Aiuto! Aiuto!» Нет, с этим надо было разобраться. И Гартенштейн отдает приказ выловить и поднять на борт двоих с апельсинового ящика. Матросы быстро бросили пеньковый трос, и вот двое несчастных уже на борту подводной лодки. Их немедленно ведут к Гартенштейну, как есть: мокрых, задыхающихся от слабости и волнения.
– Вы – итальянцы?
– Итальянцы!
И оба заговорили разом, перебивая друг друга. Гартенштейн не понял ни слова. Тогда он просто указал на плавающих вокруг людей:
– Тоже итальянцы?
Спасенные дружно закивали: да, да, итальянцы! Больше тысячи. Пленные. Только тут Гартенштейн начал понимать. Итак, по его вине в волнах Атлантики плавают сейчас, каждую минуту рискуя жизнью, более тысячи союзных солдат! Один из вновь прибывших показал на длинную кровоточащую рану на своем теле и объяснил: «Поляки! Штыками!» Гартенштейн едва не подпрыгнул: теперь еще и поляки! Слово «Polacco» он понял сразу.
Он приказал обогреть, одеть, накормить и напоить обоих спасенных, а главное – начать вылавливать из воды остальных. И их потащили на лодку пачками. У многих было изранено все тело. Но странными казались эти раны: ровные, как будто кто-то вырезал ножом куски мяса из ножных икр, ягодиц, даже пяток… Нет, это были не польские штыки. Это были акулы. Еще один удар для Гартенштейна. Этот участок моря, оказывается, кишел акулами, полутораметровыми прожорливыми чудовищами. Они на страшной скорости подплывали к жертве, выдирали зубами кусок мяса и уносились прочь.
Среди поднятых на борт итальянцев оказался один, более или менее сносно говоривший по-немецки. У него Гартенштейн поспешил выяснить, сколько же было на борту «Лаконии» итальянских солдат.
– Точно не знаю, но не меньше полутора тысяч…
И снова Гартенштейну пришлось вздрогнуть: полторы тысячи!
А итальянец говорил не переставая. Он рассказывал, какой ужасной была их жизнь на корабле, какой кошмар они пережили, когда началось крушение, он все говорил и говорил о клетках, в которых их держали, о том, как они бросились вперед, о том, как падали в открытое море, где их ждали акулы.
Но Гартенштейн слушал его вполуха. Что скажет Муссолини, когда узнает, что немецкая подлодка виновна в смерти полутора тысяч итальянцев?
Ему вдруг снова увиделась та полуобнаженная женщина на плоту. А сколько же всего было на «Лаконии» гражданских? Сколько женщин? Сколько детей?
А если попытаться их спасти? Это было опасно, он понимал это очень хорошо. «Лакония» успела передать свои координаты, да еще этот пресловутый сигнал: три «S»! В нормальных условиях он должен был, убедившись, что вражеское судно затонуло, немедленно уходить подальше от этого места на максимальной скорости. Какое он имел право подвергать риску немецкое подводное судно? С другой стороны, оставить всех этих людей на верную гибель? И он решился:
– Продолжать спасательные работы.
Теперь подводники начали методично вытаскивать из воды людей и собирать их на палубе. В основном в этой части моря плавали итальянцы. Потом один из поднятых на борт оказался англичанином. За ним – еще один. Гартенштейн приказал продолжать спасательные работы, но не уточнил, следует ли вытаскивать из моря одних итальянцев. Для моряка человек за бортом – это прежде всего человек за бортом. У него не спрашивают, какой он национальности. Стоя на палубе, англичане стучали зубами от холода и смотрели на немцев затравленным взглядом. Неужели бросят их обратно в море? Но их вместе с остальными пустили внутрь подлодки. Как и остальным, дали по тарелке супа и по чашке кофе. Очень скоро на борту оказалось девяносто спасенных. И казалось, им не будет конца. Все-таки нужно было предупредить Деница. И в 1.27 в эфир ушла радиограмма: «13.9. Атлантический океан. Ближайший порт – Фритаун. ЕТ. 5775, 1 – 2, 1, 7 1100.400 – видимость 4 мили. Потопил английскую „Лаконию“, 7721 – 310 град. – к сожалению на борту находились 1500 пленных итальянцев. В настоящий момент спасено 90. Гартенштейн».
Адресат: адмирал Карл Дениц, бульвар Сюше, Париж.
Парижане, пережившие оккупацию, хорошо помнят комплекс современных роскошных зданий, построенный перед самой войной на опушке Булонского леса. Архитектурный камуфляж этих домов, выкрашенных в зеленый цвет, с перерезающими его черными линиями, многим тогда казался провокационным – дома словно стремились слиться с лесными деревьями. Именно здесь, в доме №2 разместился штаб Военно-морского флота Германии. Вице-адмирал Дениц, командующий подводным флотом, жил здесь же. Сухощавый пятидесятилетний человек с жестким волевым лицом, на котором особенно выделялись властные голубые глаза, глядящие суровым, инквизиторским, взглядом, он нес на своих плечах немалую ответственность.
В ту ночь он спал. Это был вполне заслуженный отдых, потому что в сутках Деница всегда оказывалось гораздо больше, чем 24 часа. Разбудил его телефонный звонок. Сняв трубку, он услышал голос Гюнтера Гесслера, капитана второго ранга, своего ближайшего сотрудника и зятя. Гесслер докладывал о только что полученном от Гартенштейна сообщении, из-за которого он и решился разбудить адмирала. Дениц реагировал немедленно: «Жду вас у себя».
Гесслер прибыл тотчас же. Переданное сообщение Дениц читал медленно, словно прилежный ученик. Прочитав, отослал Гесслера. Ему нужно было побыть одному. Какое решение принять? Проблема, разумеется, заключалась в этих самых полутора тысячах итальянцев. Надо же, какое невезение! Уж лучше бы Гартенштейн не услышал этих криков о помощи! Но он их, к сожалению, услышал. И поспешил на помощь. Что теперь делать? Побросать людей обратно в море? Именно ему, Деницу, следовало отдать приказ. Но и у него самого был приказ: он обязан был выиграть войну. Подводная лодка представляла собой огромную ценность. Со спасенными на борту U-156 не сможет идти с нужной скоростью, следовательно, станет легкой добычей врага.
Итак, вышвырнуть спасенных в море? Но и Дениц был моряком. Есть вещи, которые моряк делать не может, во всяком случае, никогда еще не делал. Он пытался успокоиться. Нужно было отдать такой примерно приказ: «Сохраняйте полную готовность к погружению». В конце концов, даже с 90 человеками на борту судно могло идти своим курсом, могло маневрировать, могло погружаться. Нет, выбросить людей в море – это не решение. Решением будет, если он найдет способ помочь Гартенштейну. Дениц поднялся и пошел к себе в кабинет. Там он собственноручно написал одно из уникальнейших сообщений за всю историю последней войны: «Шахт, группа „Белый медведь“. Вюрдеманн, Виламовиц, немедленно следуйте для помощи Гартенштейну в кв. 7721, скорость максимальная. Шахт и Вюрдеманн, сообщите свои координаты».
Итак, Дениц издал приказ трем остальным немецким подводным лодкам идти на помощь Гартенштейну и принять участие в спасательных работах. Было 3 часа 45 минут утра. Лишь после этого адмирал Дениц снова лег спать.
* * *
Радиограмма ушла к Гарро Шахту, 33-летнему капитану третьего ранга, командиру подводной лодки U-507 – потомственному моряку, человеку, отнюдь не разделявшему взгляды национал-социалистов; лейтенанту Вюрдеманну, командиру подводной лодки U-506; капитану третьего ранга фон Виламовицу-Меллендорфу, командиру подводной лодки U-459. Шахт еще в 22.15 поймал сообщение Гартенштейна, в котором говорилось, что он потопил «Лаконию», но, к сожалению… и так далее. Шахт сразу и самостоятельно решил, что Гартенштейну нужно помочь. Поэтому, получив в 3.55 приказ Деница, он немедленно рапортовал: «Направляюсь к месту торпедирования со скоростью 15 узлов. Нахожусь на расстоянии в 750 миль. Буду там через два дня. Шахт».
