Чтобы досадная случайность вновь не нарушила его планы, Мо не стал писать письма заговорщикам, да в этом уже и не было никакой необходимости. Лазутчику нужно было только назвать им время и место главного удара армии Чжан Сюэляна. Для окончательной страховки того, что курьер в точности выполнит порученное ему дело, Мо заплатил вперед половину обещанной награды вперед, однако его планам не суждено было сбыться.

Ровно за сутки до появления лазутчика, в Харбине были проведены аресты заговорщиков. Была арестована вся верхушка заговора во главе с Чан Цзин-Хо, Ван Ю-Цзином, Бо Лу-Таном и Дун Фа-Лу. По личному распоряжению генерала Зайончковского их задержание производил штабс-капитан Рокоссовский.

Пограничник уже оправился от ранения и подал рапорт командующему об отправке на передовую, но тот неожиданно отказал.

— У меня для вас Константин Константинович, есть одно важное и очень ответственное поручение. В Харбине, нашей контрразведкой выявлен заговор среди китайской элиты в пользу Чжан Сюэляна. Взрыв состава горючего на станции, которым вы занимались, это как раз их рук дело. Теперь они намерены поднять мятеж в нашем тылу во время штурма противника города. Промедление в подобном положении смерти подобно, и сегодня ночью мы намерены арестовать заговорщиков. Вам предстоит принять в этом самое непосредственное участие.

— Я? — удивился Рокоссовский, — но ведь с этой задачей может справиться любой офицер штаба.

— Вижу, эта весть вас не особенно обрадовала, но что поделать, — генерал сочувственно покачал головой. — Для сохранения полной секретности проводимой операции привлечение людей со стороны недопустимо и потому, я привлекаю к этому делу только тех, кому доверяю. Что же касается вашего рапорта, то я даю слово, что удовлетворю его, как только с угрозой мятежа будет покончено. Ещё навоюетесь, это я вам обещаю.

Рокоссовский с блеском выполнил порученное ему задание. В течение ночи все указанные во врученном ему списке люди были арестованы и доставлены в здание контрразведки. Ни один из главарей заговора не оказал никакого сопротивления при аресте. При виде возникшего посреди ночи офицера с ордером на арест, все они униженно лепетали о своей невиновности. Не попадая от испуга в рукава пальто, опасливо косясь на солдат конвоя, заговорщики как заведенные твердили о происках врагов и об ужасной ошибке совершаемой господином штабс-капитаном.

В большинстве своем, захваченные врасплох заговорщики, покорно шли к полицейской пролетке или автомобилю, однако были и исключения. Тем, кому уже нечего было терять в этой жизни, оказывали яростное сопротивление пришедшим за ними жандармам и пограничникам. Были случаи, когда на стук в дверь в ответ гремели выстрелы и взрывались гранаты, но их было крайне мало. Ликвидация «заговора мандаринов», как он был после прозван газетчиками, прошла успешно. Всего в ночь с 30 апреля на 1 мая, было задержано свыше двухсот человек.

Верхушка заговора содержалась в здании ведомства господина Будякина на улице Владимирской. Там ими активно занимались следователи, и занимались надо сказать довольно успешно. Едва оказавшись в довольно стесненных для себя условиях пребывания, лишившись своего привычного образа жизни и ореола неприкасаемости, господа банкиры и коммерсанты принялись спешно облегчать свою душу, дабы спасти драгоценные жизни. Следователи только успевали записывать показания подследственных и докладывать Будякину и Зайончковскому о вновь открывшихся обстоятельствах.

Все остальные арестованные и задержанные по подозрению в соучастии заговору были размещены на двух баржах на реке Сунгари. Тщательно охраняемые жандармами, они пребывали в строгом карантине до выяснения всех обстоятельств дела. Господин Феропонтиков самым внимательнейшим образом следил за содержанием своих подопечных, время от времени пополняя их ряды новыми арестантами.

На явочных квартирах заговорщиков, выявленных путем агентурной слежки и энергичных допросов арестантов, были установлены засады. В одну из них и угодил пробравшийся в Харбин связной господина Мо.

После короткого, но весьма энергичного допроса, шпион был вынужден назвать имена тех к кому он шел, и озвучить послание от господина специального советника. Полученные от пленного сведения позволили Зайончковскому сделать последнюю рекогносцировку перед наступлением противника.

В назначенный день и час, Чжан Сюэлян двинул свои войска на штурм Харбина, в полной уверенности в своей победе. Да и как тут было сомневаться, когда из-за непрерывных угроз диверсий хунхузов, КВЖД полностью встала. Каждый новый провод в осажденный город очередного эшелона с боеприпасами и подкреплением, стал подобен боевой операции. Идущие в Харбин поезда находились под постоянной угрозой подрыва или схода с рельс, нанятые японцами хунхузы честно отрабатывали полученные деньги. А тем временем, в Лиге наций поборники демократии с пеной у рта требовали от России недопущения участия в конфликте регулярных войск, ссылаясь на статьи договора по КВЖД. Все это вкупе с заговором, давало войскам клики неплохие шансы на успех.

Как и предполагал Зайончковский, главный удар китайцы наносили со стороны старой мельницы. Их здесь ждали, но полковник Го Можо преподнес русскому командованию весьма неприятный сюрприз. В самый последний момент он убедил Сюэляна нанести отвлекающий удар по позициям прибывших в Харбин казаков и как ни странно он имел определенный успех.

Причиной его послужил Случай, который не подвластен никаким расчетам и прогнозам. Перед началом наступления, китайцы нанесли артиллерийский удар по русским позициям. Обстрелу подверглись все выявленные узлы обороны, в том числе и фанза, где находился казачий штаб.

Большого ущерба для русской обороны этот обстрел не нанес, но вот на время нарушить управление казачьими соединениями он смог. В результате обстрела, один из вражеских снарядов угодил в фанзу, где в это время шло совещание казачьих атаманов. От его разрыва погиб атаман Калмыков вместе с двумя другими казаками, а также был тяжело ранен атаман Семенов, вместе со своим ординарцем.

Весть о случившейся трагедии быстро разнеслась по позициям, вызвав растерянность среди казаков. Лишившись общего командования, он дрогнули под напором устремившегося в атаку врага и отступили ко второй линии обороны.

Получив сообщение о наметившемся успехе, Го Можо стал настаивать на переброске против казаков дополнительных сил. После некоторого колебания Сюэлян согласился отправить из резерва два батальона пехоты, но их появление на поле боя совпало с прибытием двух русских броневиков. Под прикрытием их пулеметного огня казаки яростно контратаковали и сумели выбить врага с захваченных позиций.

Когда об этом доложили Го Можо, ни один мускул не дрогнул на лице полковника от полученного известия.

— Все идет точно по плану, — уверенно заверил он Сюэляна, хотя в душе очень надеялся ворваться в Харбин в ближайший час-другой. — Своими действиями мы прочно сковали значительную часть броневиков противника и если верить сведениям господина Мо, они надежно прикованы к этому участку фронта.

— Можете не сомневаться, господин полковник. Топлива у русских машин имеется ровно на одну заправку — хвастливо заявил посланник генералиссимуса. Словно подтверждая его слова, в штаб пришло донесение, что русские броневики не отошли в тыл, как это было прежде, а остались на позиции.

— Вы видите! Все верно! У них нет горючего, и теперь они нам не опасны! — ликовал Мо. — Господин генерал, можете смело наносить удар нашими главными силами. За успех наступления я ручаюсь!

— Командуйте, Го. Надеюсь, госпожа удача не обнесет нас своей милостью, — приказал Чжан Сюэлян и полковник начал яростно вертеть ручку походного телефона.

Первые сведения, поступившие с поля боя, были вполне обнадеживающими. Под давлением наседающих китайцев, русские оставили свои позиции в центре, оказывая упорное сопротивление на флангах. Появление на передовой двух новых броневиков было встречено китайцами плотным орудийным огнем. По приказу Го Можо к месту прорыва была переброшена почти вся имевшаяся у китайцев артиллерия. Выкаченные на прямую наводку пушки прицельными выстрелами повредили одну из машин и заставили русские броневики отойти.