Теперешняя госпожа Петрович когда-то была хорошенькой милой девушкой со вздернутым носиком и очень богатым приданым. Кандидаты в женихи охотно крутились вокруг нее, но она на них посматривала свысока и держала их на расстоянии, соответствующем ее приданому.
Ее покойная мать, госпожа Мара, которая, напротив, имела крючковатый нос, воспитала ее в совершенно определенных взглядах на брак.
— С твоим приданым, деточка, — говаривала покойница, — ты имеешь право выбирать.
Дочь верила матери, и ее вздернутый носик задирался еще выше.
Сделал предложение учитель.
— Вот еще! — сказала ей мать. — Пусть женится на Юлке сватьи Наты, она для него самая подходящая партия. Каждая третья женщина в Белграде — жена учителя, а ты...
Сделал предложение инженер.
— Вот еще!— сказала ей мать.— Пусть женится на Мице госпожи Сиды, она ему подойдет. Отдать тебя за инженера, чтобы ты всю жизнь таскалась за ним по государственным дорогам...
Сватались и торговец, и таможенник, и секретарь министерства, и врач. Мать у каждого находила изъяны, и дочь соглашалась с ней. Только относительно поручика Петровича у матери с дочерью согласия не было.
Поручик был красив, молод и симпатичен, и дочка со вздернутым носиком с удовольствием ловила на себе его смелые задорные взгляды. Но... он был поручиком.
— Ты можешь выйти только за генерала или министра, — втолковывала ей мать, и с той минуты на кончике дочкиного вздернутого носика, казалось, было написано: «Я могу выйти только за генерала или министра! »
С этой надписью на носу она шагала по жизни и после смерти матери, а мимо нее проходили инженеры, торговцы, учителя и офицеры, проходили и шли каждый своей дорогой, каждый в свою сторону. И проходили не только они, время тоже проходило мимо нее, и однажды из хорошенькой девочки она превратилась в перезрелую деву, а вздернутый носик стал явно удлиняться. Говорят, ничто так быстро не проходит, как время; старая дева на выданье начала толстеть, красить волосы, некогда красивые зубы стала заменять искусственными, полюбила читать сентиментальные романы и завела кошек. Из старой жизни остался в памяти лишь сорванец-поручик с задорным взглядом. Она уж и не думала, не мечтала о нем, но порой, в полудреме, когда проносилось перед глазами прошлое, его смелый задорный взгляд все еще вызывал у нее приятные воспоминания.
А поручик давно уже дослужился до генеральского чина. Буйная шевелюра его поредела и поседела. Под носом повисли седые усы, а живот стал такой, что три солдата помогали ему садиться на коня. Мимо него тоже прошло много времени, но он его не терял, хотя много лет провел, как и все его товарищи, на полях сражений. Из войн он вынес, как воспоминание, боевой крест на шее и боевой ревматизм в суставах, а в дополнение к этому — благодарность отечества и астму.
И во время приступов астмы, когда ему нечем становилось дышать, а душа свертывалась в клубок, он всякий раз вздыхал и жалел, что не женился.
— Надо было, — жаловался он своему другу, полковнику в отставке, — надо было жениться. Как теперь на старости лет тяжело без жены-то!
— А чего ж ты не женился?
— Да так как-то... Сам не знаю, не довелось...
— И все-таки жена нужна. Надо, чтобы тебе кто-то готовил отвар из трав, примочки делал, распаривал тебя да растирал.
И генерал понял, что для всех этих функций ему действительно нужна жена. Он согласился с другом и стал подумывать о хорошей партии.
— Лучше всего жениться на вдове или старой деве, — предложил полковник.
— Только без детей. Мне все равно, вдова она или дева, лишь бы без детей, — согласился генерал.
— А знаешь, — вспомнил полковник, — та девушка, которой ты когда-то делал предложение, до сих пор незамужем.
— Кто это?
— Дочка покойной госпожи Мары.
— Неужели?
На этом они и остановились, а так как у засидевшихся девиц двери для свах всегда открыты, дело уладилось быстро, и дочка госпожи Мары накануне самого дня венчанья сходила на могилу матери, зажгла свечку и воскликнула:
— Мама, милая мамочка, я буду генеральшей!
А в день свадьбы, желая сразу же познакомить ее с супружескими обязанностями, генерал потребовал перед сном, чтобы жена приготовила ему отвар из трав, приложила к груди компресс, растерла колени спиртом и камфарой и наложила на них шерстяные повязки.
На другое утро после свадьбы генеральша снова пришла на могилу матери и запричитала с укором:
— Мама, мамочка, не будет тебе прощения за то, что не дала мне вместе с мужем дослужиться от поручика до генерала!