— У нас получилась спокойная прогулка. Я удивлена, — нервозно заметила Иден, ее дурные предчувствия постепенно росли. Большую часть пути они проделали молча и чувствовали себя вполне уютно, но сейчас, на подъезде к горе, ей захотелось услышать звук его голоса.
— В противном случае я не взял бы вас с собой, — возразил он.
Ее губы чуть дрогнули:
— О, так вы по-прежнему намерены оставаться моим опекуном? Это счастье для меня. Я почти ничем не заслужила вашу благосклонность.
Они уже подъезжали к шатру Ги де Лузиньяна, где проходил утренний совет. Позолоченные стяги на павильоне обвисли в неподвижном воздухе.
Неожиданно она отчетливо ощутила, что между ней и Тристаном все должно стать иначе, чем было до сих пор. Почему она поняла это именно сейчас, объяснить она не могла.
— Прошу извинить меня за неприятности, которые я вам причинила, — проговорила она. — Я вела себя крайне предосудительно. Я сожалею об этом.
Он приподнял крутую бровь, стараясь не показывать своего удовлетворения. Сейчас она говорила вполне серьезно.
— Сегодня вы исправляетесь и ведете себя крайне любезно, — дружелюбно ответил он. — Мне надлежит ответить тем же и проявлять о вас впредь большую заботу, дабы вам не приходилось в одиночестве скитаться по лагерю!
Он произнес это добродушно, стараясь не задеть ее гордость. Иден с подозрением взглянула на него.
— Позади меня всегда следует Жиль с надежной охраной, — горячо возразила она.
— Весьма далеко позади... если верить его словам.
Она обезоруживающе улыбнулась и слегка пожала плечами. Тристан вернул улыбку.
Ричарда они нашли в палатке виноторговца, где он сидел на походном стуле с низкой спинкой, поставив одну ногу на бочонок, и освежался после утреннего военного совета с королями и приближенными командирами. Он вертел в руке кубок с красным вином, демонстративно наслаждаясь его содержимым. Совет, без сомнения, прошел неудачно. Выдержав яростный спор с Конрадом Монферратом и Филиппом Августом по поводу раздела добычи, особенно захваченной на Кипре, он ясно дал понять, что если Монферрат и французский король собираются повести наступление на султана сегодня, то они могут не рассчитывать на помощь англичан. Это, как он полагал, сможет им показать, чья армия более всего необходима при осаде Акры.
Он кивнул вошедшим Иден и Тристану:
— Де Жарнак! Мне не хватало тебя, старина. Приветствую и вас, леди Хоукхест. Надеюсь, последнее время гадюки вам не досаждают? — Он не ждал ответа. — Не хотите присоединиться? Вполне подходящий напиток. Разговоры будят во мне жажду.
Виноторговец, пожилой еврей, глаза которого сверкали от радости продавать свои баррели английскому королю вдвое дороже против цены, предложенной королем Франции, льстиво улыбнулся им, готовый услужить.
Ричард небрежно махнул рукой, предлагая присесть, но Иден осталась стоять. Де Жарнак последовал ее примеру. Видя нервозность своей спутницы, он приступил к делу.
— Леди Хоукхест имеет просьбу, монсеньор.
Ричард хмыкнул.
— Излагай.
— Нет! Позвольте мне самой... благодарю вас, сэр Тристан.
Она встала прямо перед королем, обращаясь в душе с короткой и страстной молитвой к святому Иуде.
— Монсеньор, надеюсь, вы знаете мою историю?
Ричард неохотно кивнул. Беренгария рассказывала, что девчонку изнасиловал этот старый распутник, его собутыльник в былые дни, Хьюго де Малфорс. Вместо того чтобы извлечь для себя пользу... ибо Хьюго хотел жениться на красотке, она уговорила его блаженную матушку позволить ей шляться в поисках своего муженька-крестоносца, какой бы он там ни был. Помимо всего прочего, он помнил и неприятную беседу с ней и со своей матерью на Сицилии.
— Вы пообещали помочь мне, когда придет пора.
Он не припоминал этого. Неужели обещал? Возможно. Ему хотелось тогда доставить удовольствие Элеоноре. Он откашлялся, прочищая горло.
— Я нашла своего мужа. — Голос ее окреп и звучал уверенно. — Он в плену, в горах недалеко от Триполи, у одного эмира... и может быть выкуплен. Не будете ли вы столь великодушны, чтобы послать отряд воинов вместе с его выкупом, который я готова вам передать? И не позволите ли мне, мой король, отправиться вместе с ними? Я так давно не видела своего мужа.
Король наблюдал за игрой света на голубой эмалевой поверхности своего кубка, поворачивая его в пальцах. Довольно долго он молчал. Иден словно превратилась в мрамор, все ее существо томилось в ожидании.
Де Жарнак взглянул королю в глаза и увидел, что они потускнели. Он выступил вперед:
— Милорд Ричард...
— О, прошу, де Жарнак! Ты должен лучше всех понимать, что это невозможно. Удивляюсь, как ты мог столь безответственно обнадежить леди. Отправлять выкуп за рыцаря в такую даль, как Триполи, да еще в эти Богом забытые горы! Понадобится по меньшей мере тридцать человек! Да еще готовых к тому, что им всем перережут глотки. Это скорее случится, чем удастся вернуться с вашим мужем... если он все еще жив. Но, так или иначе, у меня нет столько свободных людей. Миледи, выполнить вашу просьбу невозможно. Вам придется подождать вместе со всеми окончания осады. Когда мы подпишем договор с Саладином, вернется больше трех тысяч пленников. И ваш муж вместе с ними, не беспокойтесь! Это будет уже очень скоро.
Иден бросила умоляющий взгляд на Тристана. Может быть, еще можно что-то сделать? Он знал, что нельзя, но все же попытался еще раз:
— Прошу вас, милорд Ричард, я сам готов...
— Ерунда! Не может быть и речи! Как мне обходиться без тебя? И как быть твоим людям? — Ричард надеялся, что красавец-рыцарь не начнет вновь волочиться за юбками. Он считал, что все закончилось после того дела при Хаттине, о котором ему докладывали.
Не сказав больше ничего, поскольку он получил свой ответ, Тристан откланялся и вывел Иден из палатки виноторговца. Он видел, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не разрыдаться. Когда Иден нетвердо прошла вперед, он протянул руку, чтобы поддержать ее, но не сделал этого. Обманув ее ожидания, он чувствовал себя весьма гнусно. Ему заранее было ясно, что надеяться не на что, и все же он глупо пошел у нее на поводу.
Когда они уже довольно далеко отошли от палатки, она наконец повернулась к нему, лицо ее побелело от гнева и разочарования.
— Итак, король франков тоже нарушил клятву. Неудивительно, что султан так радуется, найдя одного честного человека! Сэр Тристан, он поклялся своей матери-королеве, что поможет мне. Считается, что он любит и уважает ее. Но он обошелся со мной так же, как со своим союзником, королем Франции, — словно с простофилей или ребенком, — навязав первое полусумасбродное соображение, пришедшее в его самонадеянную голову. Раны Христовы, как я сочувствую Беренгарии! Отдать так много и получать взамен... вот это!
Затем ее горечь прорвалась наружу. Она разрыдалась перед ним, позабыв о своей гордости.
Он обнял ее, как обнял бы свою сестру, подставив плечо, чтобы она могла вволю поплакать на нем. Осторожно он погладил ее по волосам. Покрывало соскользнуло ей на плечи. Он страстно желал вновь поцеловать ее, но понимал, что сейчас не должен этого делать. Ее так трясло, что невозможно было понять, не дрожит ли он сам от почти забытого чувства, которое вновь охватило его. Но сейчас не время думать об этом. И вряд ли такое время когда-нибудь наступит... Если только... Он прогнал из головы дурную мысль и решил сегодня же вечером помолиться за безопасное возвращение Стефана де ля Фалез. А пока он держал в своих объятиях жену Стефана, пытаясь унять ее отчаянные слезы.
По прошествии некоторого времени он смог заговорить с ней.
— Более чем прискорбно лицезреть подобную низость со стороны короля, — неохотно заметил он, — однако в нем есть и настоящее величие, хотя вам невозможно сейчас в это поверить.
Она отчаянно затрясла головой, уткнувшись в его тунику. Потом подняла залитое слезами лицо. Рисунок звеньев его кольчуги отпечатался через тонкий шелк туники на ее мокрой щеке. Это зрелище вызвало бурю эмоций в душе Тристана, и он чуть было не потерял тщательно удерживаемый контроль. Но через мгновение он взял себя в руки и сумел найти верный тон.
