Иногда, особенно в первые дни плавания, их корабль подплывал достаточно близко к высокой галере, и дамы, разгуливая моциона ради по холодной палубе, могли увидеть Львиное Сердце, который стоял, обняв за плечи, своей могучей рукой высокого рыцаря в синем плаще. Леди. Алис томно опиралась на поручни, делая вид, что она поглощена наблюдением за различными видами морских птиц, которые сопровождали их, скользя над пенившейся водой.

— Как продвигается ваше знакомство с Тристаном, Алис? — поинтересовалась Беренгария на третий день, когда они смотрели на неприятно окрашенное мрачное водное пространство, тусклое, как старое олово, которое бесконечно простиралось перед ними.

Алис вздохнула. Она пришла к выводу, что невозможно скрыть ее растущий интерес к опасно привлекательному шевалье.

— Это было очень любезно с вашей стороны, мадам, устроить, чтобы он был моим партнером на балу в последнюю ночь, — с благодарностью признала она. — Он много говорил со мной, рассказывал о своем предыдущем пребывании в Святой Земле, об ужасной борьбе, которая шла там... осадах и страшной битве при Хаттине. — Иден заметила непривычную мягкость в ее глазах, когда та продолжила: — Кажется, в тот ужасный день он потерял какую-то женщину. Я не могу сказать точнее, потому что он хоть и начал говорить об этом, но вдруг неожиданно замолчал и не хотел рассказывать дальше. Боюсь, кто бы она ни была, она очень много значила... и до сих пор много значит... поскольку, хотя он и говорил со мной чрезвычайно любезно, я чувствовала, что его слова обращены не ко мне...

Беренгария решила приободрить ее:

— Тогда к кому же? Вы слишком скромны... Не правда ли, Иден?

Иден, которая начала быстро приходить в себя после вспышки подозрительности, случившейся с ней на крепостных стенах Мэйтгрифона, не собиралась показывать этого.

— Я ничего не знаю о сердечных привязанностях шевалье, мне ли судить об этом? — безразлично заметила она, внимательно изучая белые барашки на гребнях волн. Чувствуя оценивающий взгляд Алис, она добавила, чтобы сменить тему: — Похоже, надвигается шторм.

Беренгария, которая до сих пор отлично себя чувствовала, заметила, как перед ней начинает возникать угрожающий призрак морской болезни. Она тоже уставилась в мрачные воды.

— Да нет, пожалуй, — с надеждой сказала она. — Это только маленькие белые лошадки. Забавный эффект, не правда ли?

Иден не ответила.

Часом позже единственной общей проблемой стала морская болезнь. Шторм действительно начался. Корабль, который казался таким крепким и надежным, гнулся, трясся, трещал и разламывался на куски, захваченный руками самого сатаны, не иначе. Вокруг него ревела и пенилась пучина, ветер так наигрывал на своей ужасной волынке, что для ушей перепуганных пассажиров это казалось хохотом морских дьяволов, ожидавших в глубине несметное число неисповеданных христианских душ. Удержать румпель было невозможно. Его привязали, чтобы как-то закрепить, но толстый канат лопнул, как тонкая шелковая нить, когда корабль в очередной раз провалился в бездну. Возносимые к небу молитвы смешивались с адскими завываниями ветра.

Где-то в кромешной тьме к западу от них зажегся сигнальный огонь на верхушке мачты королевской галеры, чтобы указать направление тем, кто мог его видеть; на других судах последовали показанному примеру. Благодаря этому большая часть огромного флота, по милосердию Божьему, держалась вместе. Капитан галеаса увидел слабый огонек, мерцавший в бурлящей мгле, и предпринял отчаянную попытку направить корабль на свет, но шторм выбрал их игрушкой для своих вихрей и водоворотов, поэтому не было никакой возможности удерживать на курсе качавшееся судно.

А затем демонический ураган прекратился так же неожиданно, как и начался, и оставил их посреди молчаливого и пугающего затишья. И в самом деле, не надо было лучшего доказательства, что шторм — дело рук дьявола и всех его присных. Капитан упал на колени и стал молиться, матросы последовали его примеру. Иден прижалась к Беренгарии, которая, так же как и она, была привязана к переборкам их спальной каюты драгоценными шалями и шарфами и была поражена неожиданной переменой. Она затаила дыхание, ожидая следующего, самого сильного удара стихии, который наверняка должен был стать для них роковым. Но его не последовало.

— Мы еще живы? — с сомнением прошептала Беренгария.

— Похоже на то! — ответила Иден, неуверенно улыбаясь. — Все кончилось наконец-то!

Она отвязала себя и принцессу и приступила к освобождению других леди, которые тоже были связаны отчаявшимся капитаном, скорее для того, чтобы уберечь от их криков и причитаний свои уши, чем для их личной безопасности. Когда она сделала это, она поняла, что, по всей вероятности, не умрет; было ясно, что Господь сохранит ее для других целей — такое же знамение она получила дома, в часовне Хоукхеста. Поэтому она упала на колени и вознесла благодарственную молитву Господу за его милосердие. С трудом промокший и потрепанный экипаж и покрытые синяками благодарные пассажиры поднялись с колен, тем не менее вскоре они вновь упали на палубу, читая молитвы. Окончание шторма, без сомнения, означало окончание их страданий. И теперь они оказались посреди опустившейся ночи, в полной темноте, без единого сигнального огонька вокруг. Курс их корабля был безвозвратно потерян, а в черной пустоте наверху не было ни одной звезды, которая дала бы возможность вновь определить его.

В этот раз их молитвы, похоже, не достигли неба. Когда ночь пошла на убыль, проклятый ветер опять стал крепчать и, хотя он не достигал ураганной силы, понес их с неистовой скоростью в направлении, которое капитан с наигранной беззаботностью обозначил юго-восточным.

День и еще полдня они шли под сильным ветром. Большую часть этого времени Иден мерила шагами палубу, одолеваемая страхом, что они движутся в совершенно противоположном направлении и скоро окажутся выброшенными к побережью Африки, на милость ужасных черных сарацин, легенды о которых наполнили призраками ее детскую спальню. Она грустно и отрешенно размышляла над бессердечной игривостью океана, когда раздался радостный крик вахтенного: "Парус!" Этот возглас мгновенно изменил ее мрачное настроение. В пределах видимости появились еще два королевских судна. Оба так же, как и они, сбились с курса из-за шторма. Настроение у всех улучшились — они больше не одни.

Маленькая веселая флотилия из трех кораблей продолжала идти под ветром, зажигая по ночам сигнальные огни, чтобы не потерять друг друга. Наконец вновь появились звезды, и капитаны определили, что их невольно взятый курс лежит к острову Кипр.

Это, как с удивлением узнала Иден от Джоанны Плантагенет, была не совсем приятная новость.

— Исаак Комнин, который величает себя императором Кипра, — член императорской фамилии Константинополя. Он получил власть обманным путем: примерно пять лет назад он прибыл на остров с подложными бумагами, в которых он именовался новым управляющим, присланным из Византии. Никто не подозревал его — он имеет безупречную родословную. Все кипрские укрепления, а также управление островом были отданы под его начало. А потом бессовестный обманщик отбросил притворство и объявил себя императором и независимым правителем Кипра. Византийский двор был, естественно, более чем недоволен — их обвели за нос. Чтобы не допустить их реванша, этот удивительный человек тут же заключил союз с Саладином. Говорили даже, что они пили кровь друг друга для того, чтобы скрепить договор.

— Но, очевидно, Исаак Комнин — христианский принц? — спросила сбитая с толку Беренгария.

— Конечно, греческого вероисповедания, но безусловно христианин.

— Матерь Божия! Какое вероломство! Заключить союз с неверными!

— Многие поступают так, — лаконично ответила Джоанна, — чтобы защитить свои владения и торговлю. Христианские поселенцы в трех королевствах Святой Земли существуют так уже во втором поколении. Как иначе они могли бы выжить?

— Да, но этот человек немногим лучше бандита, — твердо заявила Беренгария. — Надеюсь, нам не придется иметь с ним дела!