Сухонин подъехал к ресторану в центре города. К тому самому, где Никита когда-то ужинал с Антониной. Здесь он и с Митей на свою беду познакомился. Сухонин оставил своего дружка в машине и сам направился в ресторан. Минуты через две вышел, но далеко уходить не стал. Осматриваясь по сторонам, закурил. Никита стоял в отдалении, и Митя его не заметил. А ведь его серебристая взятая напрокат «десятка» давно уже должна была примелькаться.

Сухонин выкурил одну сигарету, недовольно глянул на часы и полез в карман за другой. Но только он ее прикурил, как возле ресторана остановился «шестисотый» «Мерседес», из которого спешно вышел телохранитель в черном костюме. Он открыл заднюю дверь, помогая выйти немолодому, грузному, представительного вида мужчине с бородавкой на крупном носу. Митя подобрался, вытянулся в струнку. Одного этого хватило, чтобы Никита сфотографировал бородавчатого. Никита снимал его, пока мужчина не скрылся в ресторане.

Сухонин, казалось, превратился в швейцара – так он пытался угодить высокопоставленному гостю, но тот его как будто не замечал. Хотя интуиция и подсказывала Никите, что именно для встречи с Митей он сюда и приехал.

Минут через сорок под присмотром своего телохранителя бородавчатый вышел из ресторана, сел в свой «Мерседес» и уехал. Еще через пару минут появился Сухонин. Никита не заметил, чтобы он был огорчен и разочарован, хотя особой радости в его глазах не угадывалось…

Из ресторана Сухонин отправился в супермаркет, оттуда с полными пакетами всякой всячины поехал к своей теще. Никита почему-то думал, что та выставит его за дверь, не позволив увидеться с дочерью, но появился Митя только через три часа. Вернулся он без дочери, похоже, с надеждой на то, что скоро Юля будет с ним.

Затем он отправился к себе домой, по пути высадив своего накачанного дружка.

Уже темнело, когда Сухонин подъехал к своему дому. Ворота за его машиной закрылись автоматически. Забор сплошной, и Никита не мог видеть, что происходит во дворе. Но уезжать он не торопился. Возможно, Сухонин сейчас переоденется и отправится в гости к своему боссу. А может, и к девице… Но Митя появился гораздо раньше, чем он ожидал. Никита с удивлением увидел, как он с легкостью перебрасывает свое тело через ворота. Как будто с трамплина его в высоту подбросило.

Митя перемахнул через ворота, перекатился через плечо, как заправский спецназовец, и побежал по дороге прямо к машине, в которой сидел Никита. Глаза большие, как у зайца, на которого наступил медведь, открытый рот перекошен от страха. Все бы ничего, но вслед за ними через забор перемахнул какой-то парень в черной бейсболке и солнцезащитных очках. Он на ходу достал из-за пояса пистолет, наставил его на Сухонина. Но Никита к этому времени открыл дверь, и беглец, ничего не соображая, запрыгнул в машину и спрятался за спинками задних сидений. И невдомек ему, что это ловушка.

Никита сдал назад и проехал метров двести по улице, прежде чем развернул машину.

– Давай, братан, гони! – взвыл Сухонин. – Озолочу!

Парень с пистолетом отстал. Он понял, что жертву не догнать, и, чтобы не привлекать к себе внимания, исчез.

Никита остановил машину, резко развернулся к пассажиру и ударил его кулаком в висок. Тот поплыл, и тут же последовал удар в шею, который отключил его.

– Тамбовский волк тебе братан!

Он связал Митю, повез за город. Сухонин жил на окраине города, и лес отсюда недалеко, так что путь будет недолгим. Митя пришел в себя довольно быстро. Никита связал его так, чтобы он не мог подняться. И еще зеркало заднего вида от себя отвернул, чтобы он не мог его увидеть.

– Слышь, пацан, давай договоримся! – дребезжащим от страха голосом умоляющим тоном предложил Сухонин.

Никита молчал.

– Скажи Самороду, что замочил меня и в речку спустил. А я тебе бабла отвалю. Сто штук евро, и разбежимся, лады?.. Ну чего ты молчишь, а?.. – истерично заговорил Сухонин. – Ну, хочешь, двести штук, а?

Никита молчал, тем самым поднимал цену.

– Хорошо, давай двести пятьдесят, и по рукам… Больше нет, хоть убей.

– И убью, – слегка изменив голос, сказал он.

– Слышь, не надо!

– Нет у тебя шансов, Митя. Заказ есть заказ…

– Триста штук!

– Ну, за триста штук я могу Саморода грохнуть. Тогда и ты жить будешь…

– Давай так! – обрадовался Сухонин.

– И не жалко?

– Кого, Саморода?.. Мужик он конкретный, не вопрос, но я жить хочу. И если по-другому нельзя… Ему же меня не жаль, да?.. Слушай, а ты кто такой?

– А кто тебе нужен?

– Я тебя не знаю…

– А ты всех у Саморода знаешь? – останавливая машину, спросил Никита.

– Нет, не всех…

– А кто за тобой гнался, знаешь?

– Костяк… Слышь, да ты не от Саморода! – наконец-то догадался Сухонин.

– Да я сам по себе самородок, – усмехнулся Никита.

Он вышел из машины, взялся за Митю и выдернул его из двери как репку с грядки. Место тихое, безлюдное, но по дороге могла проехать машина. Вдруг водитель увидит, как он говорит по душам с пленником, позвонит в полицию. Чтобы этого не случилось, он оттащил Сухонина подальше от дороги, за кусты.

– Ну ты и падла! – задыхаясь от ненависти, заорал Митя.

– Я смотрю, ты чего-то не понимаешь, – удивленно посмотрел на него Никита.

И ударил его ногой в печень. Сухонин, взвыв от боли, скорчился. Горелов схватил его за голову, приставил к горлу нож, как будто собирался вскрыть ему глотку. Четко это сделал, без суеты и эмоций. Митя тут же забыл об отбитой печени.

– Эй, мужик, ты чего?

– А ты думаешь, тебя только Самород может грохнуть? Я тоже убивать умею. А тебя есть за что… Зря ты со мной связался, ох и зря… Даже обидно…

– Эй, чего обидно? – дрожащим от ужаса голосом спросил Сухонин.

– Ну, замочить тебя хотел. Думал, только я тебя и хочу замочить. А тут и без меня за тобой бегают… Может, Самороду тебя сдать, зачем руки о тебя, падлу, марать?

– Эй, не надо Самороду!

– А чего так? С ним не договоришься, да?.. Думаешь, с ним не сумеешь договориться, а со мной сможешь? Так не договоришься… Ну, все, давай! Будешь на том свете, скажешь Антонине, что я за нее отомстил.

Никита медленно провел ножом по горлу, вспарывая верхний слой кожи.

– Не надо! – засучил ногами Митя.

– Ну, Антонина тоже просила тебя не убивать. Ты ее послушал?

– Не просила…

– Чего так? Не успела?

– Не успела…

– Умеешь ты ножом бить, не вопрос. А я по колумбийским галстукам спец. Знаешь, что такое колумбийский галстук? Сейчас глотку тебе вскрою, и язык через вырез высуну. Не веришь?

– Верю! Верю!

– Слушай, а чего ты такой трусливый? Антонину когда убивал, не боялся…

– Не убивал!

– Ну вот, врать начал. У меня аллергия на вранье. Такая аллергия на это дело, что аж ножом по горлу хочется… – Никита надавил на нож, но резать не спешил. Он вынул из кармана носовой платок, раскрыл его, наложил себе на живот под голову Сухонина. – Это чтобы кровью не запачкаться! Я так всегда делаю…

– Я не хотел Тоньку убивать!

– Да? И что ты у меня во дворе делал?

– Просто зашел!

– Ну, и я тебя сейчас просто вскрою. Поверь, это будет не больно. Чик, и ты уже на небесах!..

– Я правда, не хотел… Нажрался, блин, Тоньку захотел увидеть, к тебе во двор влез…

– А где я живу, как узнал?

– Выследил я Тоньку… Правда, не хотел ее убивать!

– Как во двор ко мне попал?

– Через забор…

Никита осматривал забор, Инна ему в этом помогала, но ничего подозрительного они не обнаружили. И он теперь знал почему: видел, с какой легкостью Сухонин сигает через заборы. Да и сухо в ту ночь было, потому и грязи на заборе не осталось. Искать отпечатки пальцев на кирпиче по периметру забора – дело бесполезное и неблагодарное.

– Поговорить с Тонькой хотел!

– Поговорил.

– Лучше бы она не выходила…

– Она сама вышла?

– Сама.

– С телефоном?

– Да. Я как подумал, что ты ее трахал, а она визжала от восторга… В общем, не сдержался…