Лейтенант посмотрел на нас загадочно и принялся закуривать новую папиросу.

Никто не отвечал на его вопрос. Все с любопытством глядели на рассказчика, погруженного в облако табач­ного дыма. Не дождавшись ответа, лейтенант продол­жал:

— “Удивительное дело, — думаю: — зачем ему это нужно? Почему бы не бросить? Ведь бежать-то ему весь­ма неудобно”.

К сожалению, долго думать мне не пришлось: на по­вороте я поскальзываюсь — и падаю на пол.

Поднимаюсь. Злоба нарастает ужасная. Стрелять нужно было, что ли?.. Эх, чорт!

А тут, слышу, хлопнула выходная дверь. Это, значит, убегающий выскочил наружу. Ну, я, конечно, за ним. Только какое там может быть преследование! Очень ма­ло эффективное!.. Сразу начинается густой парк. Луну окончательно заволокло тучами. В общем — удрал!

Постоял я немного. Послушал. Ничего не слышно, кроме шума деревьев и тиканья метронома… Оставалось только выругаться и запереть дверь с помощью подпор­ки из найденной тут же деревянной доски.

Да, неужели я не рассказал вам, что за предмет ута­щил этот тип?

Представьте себе… несколько кусков стекла от раз­битых плафонов!

“Что такое? — думаю. — Зачем они ему?..”

Слушатели, улыбаясь, переглянулись.

— Да… — продолжал лейтенант. — Просыпаемся мы, значит, утром и идем с Петей, чтобы осмотреть, так ска­зать, место ночного происшествия. Поднимаемся на вто­рой этаж.

“Может быть, он целый плафон украл?” — говорит мне Петя, разглядывая черепки, лежащие на полу.

Нужно сказать, что я именно здесь впервые заметил, каким необыкновенно серьезным стал мой Петя. Стоит, разглядывает осколки с явно глубокомысленным видом.

“Умозаключения строит, — думаю я. — Вроде Шерло­ка Холмса. Ну что же, дело интересное. Я и сам, при­знаться, люблю такие вещи. Пускай себе…”

Однако Пете, видно, скоро надоело копаться в мусо­ре. Мы подошли с ним к окну, откуда был виден упав­ший накануне самолет.

“Знаешь что? — говорит мне Петя неожиданно. — Я, пожалуй, пойду посмотреть на подбитый “Юнкерс” вблизи. Не хочешь ли со мной пройтись?”

“Да ну его! — отвечаю я. — Зачем он мне нужен! Иди, если хочешь…”

Петя уходит, а я остаюсь один. Продолжаю смотреть в окно. Стою и вначале ничего особенного не замечаю. Проходит некоторое время; по моим расчетам, Петя дол­жен был уже подойти к самолету. Присматриваюсь… и не верю своим глазам. Ошибки никакой быть не может. У самолета находится тот самый тип, за которым я гнался сегодня ночью. Узнаю его по фигуре, по манерам. Ходит очень торопливо вокруг самолета и как будто что-то высматривает.

Вот, вижу, поворачивается ко мне боком и тычет пальцем в хвостовое оперение… Что тут будешь делать!

Дальнейшее поведение этого субъекта стало уж со­всем подозрительным. То ли он увидел приближающе­гося Петю или по каким-либо другим побуждениям — только, вижу, заметался от хвоста к винтомоторной груп­пе и обратно. Я даже не сразу сообразил, что он делает. Оказывается… понимаете!.. меряет, подлец, самолет ру­леткой. Торопливо как-то тянет ленту вдоль фюзеляжа.

Вот странное дело!

Ну, а Петя, естественно, показался наконец на виду и идет к самолету.

“Эх, чорт! Чем бы его предупредить?” — думаю.

Вы легко поймете мое беспокойство, если вспомните, что диверсантов и шпионов засылали к нам в то время в изрядном количестве.

Бежать к Пете на помощь, что ли?

Но вот вижу: Петя уже совсем близко у самолета. Остановился. Смотрит на манипуляции, производимые этим типом. Последний, заметив Петю, тоже остановил­ся. Некоторое время глядят друг на друга. Затем…

В соседней комнате резко зазвонил телефон. Лейте­нант извинился и поспешил к аппарату.

— Ну, и что дальше? — нетерпеливо спросил один из присутствующих, когда лейтенант возвратился.

Рассказчик медленно уселся на свое место и нетороп­ливо осмотрел слушателей.

— Пока что ничего страшного и не произошло, — продолжал он спокойно. — Этот самый субъект неожи­данно и очень быстро удалился. А Петя еще некоторое время походил вокруг самолета и возвратился в ин­ститут.

“Знаешь ли ты, кто это был? — спрашиваю я его. — Это ведь тот самый, за которым я гнался сегодня ночью!”

“Не может быть!” — отвечает Петя. Вижу, что мое сообщение произвело на него сильное впечатление.

“Что ты на меня с таким удивлением смотришь?” — спрашиваю.

“Да так, знаешь, все это очень странно… Мне ка­жется, что…”

Вижу, мой Петя запнулся и чего-то недоговаривает.

“Опять строит умозаключения”, — думаю.

“Ты что-нибудь заметил?” — спрашиваю.

Молчит, представьте себе, и смотрит уныло.

“Ну и чорт с тобой! — думаю. — Тоже сыщик!”

В этот день вечером, когда уже стемнело, но зажигать нашу фару было еще рано, Петя неожиданно с очень серьезным видом обратился ко мне.

“Не думаешь ли ты, — спрашивает он, — что между аварией фашистского самолета и порчей наших плафо­нов существует какая-то связь?”

“Очень возможно, — отвечаю, — что плафоны лопну­ли от взрыва, произошедшего на самолете”.

“В том-то и дело, — продолжает Петя, — что на само­лете никакого взрыва не было. Я это точно установил. Весь запас его бомб был израсходован, по-видимому, раньше, или бомб у него вообще не было, а зенитный огонь, как ты помнишь, перед его падением отсутство­вал”.

“Ну, так отчего он мог погибнуть? — спрашиваю. — Наших самолетов в воздухе тоже не было — я их пре­красно узнаю по звуку, — один немецкий летал”.

“Знаю, — говорит Петя, — что не было. Я много ду­мал и все взвешивал и наконец пришел к совершенно твердому убеждению”.

Он посмотрел на меня внимательно и говорит:“Здесь существует какая-то тайна… Все это не про­сто так: и этот необыкновенный взрыв, слышанный на­ми, когда полопались плафоны, и гибель немецкого са­молета, и появление человека, интересующегося даже осколками этих плафонов”.

Этот разговор оставил у меня тогда тягостное впечат­ление.

Стою и думаю: “Что это он за несуразные вещи го­ворит?” А у самого какое-то беспокойство появляется…

Лейтенант задумался, как бы что-то вспоминая.

— Обстановка сильно влияет, — продолжал он, зажи­гая потухшую папиросу. — Представьте себе… Находим­ся мы только вдвоем в огромном пустующем здании. Темнота и мрак кругом. Ветер на дворе продолжает выть… Мне начинает казаться, что наверху опять кто-то ходит. Я, конечно, ничего не боюсь, но, безусловно, под­вержен влиянию внешней обстановки, как всякий живой человек. Помню, что тогда от всего этого, хотя, в сущ­ности, были пустяки, стало мне как-то очень не по себе. Однако не надолго. “Надо, — думаю, — перебить на­строение”.

“Знаешь что? — говорю я Пете. — Что это ты мне го­лову морочишь? Ничего таинственного здесь нет. Все это ерунда. Если человек и украл черепки, так просто в силу обыкновенного хулиганства!”

В общем, принялся его отчитывать.

Кончилось это дело тем, что Петя обиделся и пере­стал со мной разговаривать.

Однако, представьте себе, немного позже произошел опять подозрительный случай! Ну, конечно, если принять во внимание все то, что было у нас раньше.

Дело было вот как.

Запускает Петя свой электрограммофон, видно от скуки, и давай прослушивать коллекцию пластинок с этими самыми взрывами. Особенно он нажимает на по­следнюю запись и гоняет ее, можно сказать, беспре­рывно.

Слушать все это мне было безусловно противно. Но чтобы окончательно не рассориться с Петей, я все это терплю и делаю вид, что отношусь безразлично.

Немного погодя решил я подойти к окну и посмот­реть, какая на дворе погода — в смысле возможности налета. С этой целью отодвинул чуть-чуть светомаски­ровку и выглядываю осторожно в образовавшуюся щель, так, чтобы свет из комнаты не проникал наружу.

К своему удивлению, вижу: торчат у окна три каких-то силуэта. Прислушиваются. Когда я пригляделся, то, представьте себе, в числе прислушивающихся узнал опять этого самого сутулого типа. А главное — интере­суется он, видно, больше остальных тем, что происходит у нас в комнате, так как ближе всех пододвинул к окну свою физиономию.