«Лейтенант Кэлли и плачущий стрелок по имени Поль Д. Мидло — тот самый солдат, который давал детям конфеты перед тем, как их расстрелять, — столкнули пленников в ров… Затем лейтенант Кэлли отдал приказ стрелять, я не помню точно его слов, что-то вроде: «Открывай огонь!» Мидло повернулся ко мне и сказал: «Стреляй, чего же ты не стреляешь?» Он плакал. Я сказал: «Я не могу. Не буду». Тогда лейтенант Кэлли и Мидло направили свои автоматы в ров и стали стрелять. Люди падали друг на друга, матери пытались прикрыть телами своих детей…»

К военному суду были привлечены и другие солдаты, принимавшие участие в массовом убийстве, совершенном в Май Лай, но виновным был признан только Кэлли. Хотя многие американцы восприняли события в Май Лай с чувством ужаса и неверия в их возможность, значительное число других возмущалось решением суда о признании Кэлли виновным. Президент Никсон выразил сочувствие Кэлли и приказал до получения решения апелляционного суда перевести его из камеры под домашний арест. Симпатии американской общественности по отношению к Кэлли объяснялись тем, что многие американцы были убеждены, что не он один нес вину за жестокости, совершаемые во Вьетнаме, что Май Лай не являлось исключением. В начале 1971 г. полковник Оран Хэндерсон, которого обвинили в том, что он прикрывал убийства, совершенные в Май Лай, заявил репортерам: «Каждая часть или бригада имеет свое Май Лай, не ставшее известным».

Действительно, Май Лай воплотило в себе только один аспект жестокости, совершавшейся во Вьетнаме. К весне 1968 г. силы сопротивления этой войне в самой Америке выросли до значительных размеров. Одной из причин роста недовольства явилась жестокость, применяемая в этой войне Соединенными Штатами. Кроме того, многие американцы испытывали чувство стыда за то, что их страна совершала массовые убийства с неприглядной целью сохранения у власти в Сайгоне генеральской элиты и богатых землевладельцев. Другая причина заключалась просто в том, что американцы устали от этой войны, в которой было убито 40 тыс. американских солдат и 250 тыс. ранено и которой не было видно конца. В 1968 г. Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама провел наступательную операцию под названием «Тет» (Новый год), которая застала американцев врасплох, и остановить наступление удалось только после того, как американские самолеты подвергли бомбардировке Сайгон и превратили в руины старинный город Гуэ. Национальному фронту освобождения не удалось изгнать американцев из своей страны, но он доказал, что его не в состоянии победить даже самая мощная в военном отношении держава, которую когда-либо знал мир. Весной того же года Линдон Джонсон заявил, что он не намерен выставлять свою кандидатуру на президентских выборах от Демократической партии, и за четыре дня до выборов распорядился о прекращении бомбардировок Вьетнама. Бомбардировщики, однако, только изменили маршрут своих полетов: их главной целью стал Лаос, и вскоре поток беженцев из разрушенных деревень Лаоса приобрел такие же размеры, как это было ранее в Южном Вьетнаме. В январе 1969 г., когда президентом стал Никсон, война по-прежнему продолжалась.

Никсон, обещавший в предвыборной программе избавить США от вьетнамской войны, начал запланированный вывод американских войск. К февралю 1972 г. их численный состав во Вьетнаме составил 150 тыс., что по сравнению с прежней численностью военнослужащих, достигавшей примерно 400 тыс., являлось большим достижением, однако Никсон не указал ни срока вывода из Вьетнама всех войск, ни вообще будет ли это сделано. Тем временем, весной 1970 г. произошло вторжение объединенных вооруженных сил США и Южного Вьетнама в Камбоджу, что значительно расширило зону военных действий, а осенью того же года американские войска оказали поддержку войскам Южного Вьетнама в нападении на Лаос. США отказывались удовлетворить требования представителен Национального фронта освобождения Южного Вьетнама и представителей Северного Вьетнама, которые требовали установить дату окончательного вывода вооруженных сил США с территории Индокитая, а также прекратить поддержку правительства Тхиеу, в ответ на что Северный Вьетнам обещал вернуть американских военнопленных. США отвергли предложения Вьетконга о создании на юге страны коалиции коммунистических сил для формирования нового правительства, которое сначала провело бы выборы, а затем переговоры о воссоединении с северной частью страны. Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама реагировал на позицию США отказом принять предложение о выводе войск и прекращении огня до тех пор, пока у власти в Сайгоне будет оставаться проамериканское правительство. США не пошли на уступки в этом вопросе, нерешенность которого, как представляется, явилась основной причиной продолжения войны.

Во Вьетнаме, как и повсюду, либеральная риторика обернулась реальностью массового насилия над миллионами людей…

Восхваление «американской демократии» особенно усилилось в период «нового курса»: тогда, в разгар экономического кризиса, было провозглашено, что правительство должно взять на себя ответственность за облегчение участи американцев, терпящих нужду и нищету. Но слова по-прежнему были далеки от действительности. Только вторая мировая война, когда надо было удовлетворять нужды фронта, принесла с собой полную занятость и полную мобилизацию ресурсов страны. А «новый курс» Франклина Д. Рузвельта, при всех его законодательных новшествах, не внес никаких изменений в социально-экономическую структуру Соединенных Штатов или в распределение национального богатства — изменений, какие необходимы для достижения полного равенства и демократии.

В течение 25 лет после войны Соединенные Штаты Америки, как правило, изображались в американской литературе крайне идеализированно. Утверждалось, например, что США — «свободное общество», «демократическое государство», «общество изобилия», а американцы — это «народ, живущий в достатке». Трумэн разглагольствовал о «справедливом курсе», Кеннеди толковал о «новых рубежах», а Джонсон уверял, что создаст «великое общество». Но ресурсы богатейшей в мире страны по-прежнему неразумно тратились на производство вооружений или предметов роскоши, а насущнейшие социальные нужды, такие, как обеспечение людей жильем, здравоохранение, школы, считались второстепенными по важности. Распределение доходов все еще было настолько неравномерным, что семьи, принадлежавшие к наиболее обеспеченной пятой части населения, жили на 20–30 тыс. долл. в год, в то время как другая пятая часть, наименее обеспеченные, перебивалась на какие-нибудь 2–3 тыс. На одном полюсе было огромное богатство, на другом — бедность, доходящая до существования впроголодь.

Остальные же три пятых населения, которые в какой-то мере приобщились к «просперити», приобрели автомобили и загородные домики, могли брать более длительные отпуска, тоже, однако, обнаруживали беспокойство, чего нельзя было бы ожидать от них, живи они в безупречно устроенном обществе. Одни из них волновались из-за того, что еще не обеспечены так, как им хотелось бы, другие были недовольны своей работой, давкой и пробками на шоссейных магистралях и улицах городов, загрязнением воздуха и воды. И все эти люди жили, кроме того, в вечном, неотступном страхе — перед войной, экономическими кризисами, ядерной бомбой, опасностью «перенаселения» земли, наконец, опасностью «компьютеризации» всей американской жизни. А это общее недовольство сопровождалось к тому же все возраставшим у рядового американца чувством беспомощности, сознанием того, что, хоть он и голосует, хоть он и может свободно разговаривать в своем кругу, все важные для его жизни решения принимаются где-то и как-то людьми, которых он не знает. Больше, чем когда-либо раньше, у среднего американца создавалось ощущение, что он превращается в какой-то «невидимый атом» в этой огромной стране, что его дело — это только читать газеты, смотреть телевизор, слушать радио, иначе говоря, быть пассивным объектом современной истории и уж никак не активным ее творцом.