Руки Пола описали широкие круги.

— Она — как шар, и она — как подкова, в зависимости от того, откуда смотреть. Как воздушный шарик, пробитый жалами пчел, только поверхность гладкая, а не покрытая рябью.

Глаза Тути раскрылись еще шире.

— Ты действительно это видишь?

— Конечно, — кивнул Пол. — Ваша программа для того и предназначена, не так ли? Позволяет увидеть фигуры вроде этой гиперсферы.

Тути кивнул, слова мальчика потрясли его.

— А теперь я могу поиграть на «тронклейвере»?

Лорен попятилась. Она услышала что-то очень важное, это она поняла, но смысл услышанного остался для нее тайной. Час спустя Тути спустился вниз, оставив синтезатор на растерзание Полу. Сел за стол напротив Лорен.

— Программа работает. Не для меня, но для него. Я только что показывал ему. Я показал ему фигуры с обратными тенями. Он все понял. А теперь сидит и играет Гайдна. С листа. Этот мальчик — гений.

— Ты про музыку?

Он пристально всмотрелся в нее, нахмурился.

— Да, полагаю, и в музыке тоже. Но я говорю о его пространственном воображении… координаты и перемещения в многомерном пространстве. Знаешь, если взять трехмерный объект и перенести его в четырехмерное пространство, он вернется зеркально отображенным. Поэтому, если мою правую руку, — он поднял правую руку, — поднять направерх или опустить налевниз, она станет в точности как левая.

— Не поняла, — покачала головой Лорен. — Что такое направерх и налевниз?

— Так Пол назвал перемещения вдоль четвертой оси координат. Те, кто придерживается научной терминологии, называют их ана и ката. Все равно, что вверх и вниз для плоскоземца, которому доступны только движения вправо-влево и вперед-назад.

Она подумала о превращении одной руки в другую.

— Все равно не могу себе этого представить.

— Я пытался, но тоже не смог, — посетовал Тути. — Наверное, наши мозги слишком закостенели.

Наверху Пол переключил «тронклейвер» в режим дуэта кафедрального органа и электрогитары и наигрывал вариации на музыку Перголези.

— Ты и дальше будешь работать на Хокрама? — спросила Лорен.

Тути вроде бы и не услышал ее.

— Невероятно, — пробормотал он. — Парень просто болтался неподалеку. Ты случайно привела его сюда. Невероятно.

— Ты можешь показать мне направление, ткнуть в него пальцем? — допытывался Тути у мальчика три дня спустя.

— Рукой — нет, — ответил Пол. — Я его вижу, в уме, но…

— И как же ты его видишь?

Пол прищурился.

— Какое-то огромное пространство. Мы словно подвешены среди чего-то другого. И возникает чувство одиночества.

— Почему?

— Потому что я подвешен и не могу вырваться. И никто не обращает на меня внимания.

На скулах Тути заходили желваки.

— Я думал, ты просто создаешь эти направления в своем воображении. А ты говоришь мне… ты действительно что-то там видишь?

— Да. В том числе и людей. Ну, не совсем людей. И вижу я их не глазами. Глаза — что мышцы. Они не могут указать эти направления. Но голова… вернее, мозг… он может.

— Охренеть можно, — вырвалось у Тути. — Извини за грубость. Нервы. Ты можешь показать этих людей на экране?

— Тени, как мы и говорили.

— Прекрасно. Нарисуй мне эти тени.

Пол сел за компьютер, его руки застыли над клавиатурой.

— Я могу показать их вам, но вы должны мне помочь.

— Чем?

— Я хочу, чтобы они услышали музыку. Тогда, возможно… они нас заметят.

— Эти люди?

— Да. Выглядят они странно. Они словно стоят на нас. Как-то связаны с нашим миром. И такие высокие… направысокие. Они нас не замечают, потому что в сравнении с ними мы совсем маленькие.

— Господи, Пол, я понятия не имею, каким образом мы сможем донести до них нашу музыку… Я даже не уверен в том, что они существуют.

Глаза Пола сузились.

— Я не лгу. — Он потянулся к «мыши», на экране начали возникать силуэты. — Помните, это лишь контуры, которые мы можем видеть. Потом я нарисую направерхние и левонижние линии, которые свяжут контуры.

Мальчик добавил сечениям густоты цвета, чтобы они выглядели объемными, улыбнулся, объяснил, что это необходимо, потому что проекция четырехмерного объекта в нашем пространстве становится, естественно, трехмерной.

— Выглядят они как растения в саду, с цветами и прочим, у них много рук и пальцев… очень похожи и на водоросли в аквариуме.

Тути, с отвисшей от изумления челюстью, не отрывал глаз от возникающей на экране картинки.

— По-моему, вы напрасно тратите время, — заявил Хокрам. — Заключение о разрешимости задачи мне нужно сегодня. — Он прошелся по гостиной, потом плюхнулся в кресло.

— Я занимался другими делами, — признался Тути.

— С этим мальчиком?

— Да. Такой талантливый парень…

— Послушайте, у меня могут быть неприятности. Я обещал, что сегодня исследование будет закончено. Получается, что я не держу слова. — Хокрам насупился. — Да чем вы занимаетесь с этим мальчишкой?

— Я его учу. Вернее, он учит меня. Сейчас мы создаем четырехмерный конус, элемент переговорного устройства. Конус трехмерный, я про материальную часть, но магнитное поле формирует четвертую координату…

— Знаете, как это выглядит со стороны, Питер? — спросил Хокрам.

— На дисплее это действительно выглядит странно, согласен…

— Я говорю о вас и мальчике.

От радостной улыбки Тути не осталось и следа. Он помрачнел.

— Не понимаю, о чем вы.

— Я многое о вас знаю, Питер. Откуда вы пришли, почему вам пришлось уехать… И то, что мне известно, не делает вам чести.

Лицо Тути залилось румянцем.

— Не надо бы ему бывать у вас, — продолжил Хокрам.

Тути встал:

— Убирайтесь из моего дома. Больше я вас знать не хочу.

— Обещаю вам, — Хокрам смотрел Тути в глаза, — что отсюда я прямиком пойду к родителям мальчика. Едва ли они захотят, чтобы их сын постоянно общался со старым… извините за выражение, педиком. Я им все расскажу, если вы не определитесь с решаемостью поставленной мною задачи. Я думаю, до конца недели вы управитесь. У вас еще два дня. Согласны?

— Нет. Уходите.

— Я знаю, что вы здесь нелегально. Сведений о вашем въезде в страну у иммиграционной службы нет. Учитывая вашу репутацию в Англии, вас наверняка признают нежелательной персоной. Я позвоню в иммиграционную службу, и вас депортируют.

— У меня нет времени на вашу работу, — ответил Тути.

— Так изыщите его. Вместо того чтобы «обучать» этого мальчика.

— Убирайтесь отсюда.

— У вас два дня, Питер.

В тот же вечер, за обедом. Тути рассказал Лорен о стычке с Хокрамом.

— Он думает, что я растлеваю Пола. Козел вонючий. Палец о палец для него не ударю.

— Тогда тебе лучше поговорить с адвокатом, — ответила Лорен. — А может, сделать, Что он просит… Он будет доволен и заткнется.

— С его паршивой задачей я разделаюсь за пару часов. Но я больше не хочу его видеть. И говорить тоже.

— Он заберет все оборудование.

Тути мигнул, энергично взмахнул рукой.

— Тогда мы должны быстро все сделать, не так ли? Ах Лорен, напрасно ты привезла меня сюда. Лучше б оставила гнить в тюрьме.

— Они забыли обо всем, что ты для них сделал. — Голос Лорен переполняла горечь. — Ты спасал их во время войны, а потом… Они решили упрятать тебя за решетку. — Она повернулась к окну, к затянутому облаками небу и лесу вдали.

Конус лежал на столе у окна в лучах солнца, подсоединенный к мини-компьютеру и «тронклейверу». Пол поставил на пюпитр перед синхронизатором нотные листы с написанной им музыкой.

— Похоже на Баха, но им это будет понятнее. Вы ведь нездешний, Питер? Он сел за клавиатуру.

Тути молча смотрел на него.

— Я хочу сказать, мисс Дивайс и вы отлично ладите, но вы не из этих краев, так?

— С чего ты так решил?

— Я прочитал кое-какие книги в школьной библиотеке. О войне. О проектах «Энигма» и «Ультра». Обратил внимание на некоего Питера Торнтона. На фотоснимке он очень похож на вас. В книгах его превозносят как героя.