Это, бесспорно, была прекрасная речь, но господин д'Анкетиль, что было явно заметно по его лицу, искривленному ухмылкой крайнего отвращения, выслушал ее без особого эстетического наслаждения.

— Благодарю, господа, — коротко поблагодарил он и, немного подумав, добавил: — Но чтобы не было недоразумений, должен заявить, что не могу передать вашу благодарность правительству королевы-регентши, потому что королева-регентша уже выпала из истории, хотя, разумеется, это не означает, что ее посадили на кол; не знаю, что произошло, но, во всяком случае, она уже не регентша, а на трон возведен ее сын Людовик Тринадцатый. И, во-вторых, что касается этого вашего Пьера Кукан де Кукана: неправда, что он обезврежен, ибо он жив и в настоящее время, без сомнения, возвращается в Стамбул. У меня от всего этого…

И старый дипломат, не закончив предложения, выудя из кармана послание, которое передал ему второй гонец отца Жозефа, порывистым жестом сунул его паше Абеддину, а затем совершенно не по протоколу повернулся и покинул залу, захлопнув за собой двери. Как только двери захлопнулись, генерал Юсуф-ага, маленький муфтий и одетый в белое шейх Решад, чуя неладное, пристали к паше Абеддину, который, сладострастно причмокивая, читал послание, где отец Жозеф просил господина д'Анкетиля учтиво опровергнуть известие о смерти Петра Куканя из Кукани, и засыпали его тревожными вопросами: что сказал господин д'Анкетиль? почему господин д'Анкетиль удалился? что паша Абеддин узнал из письма и вообще что, собственно, произошло?

— Что произошло? — переспросил паша Абеддин. — А что могло произойти? Дело как раз в том, что ничего не произошло и что Абдуллу во Франции не убили и, похоже, именно теперь он собирается в Стамбул, если уже не в пути. Я надеюсь, вам ясно, что это значит. Ровно то, что если этому человеку удастся высадиться на турецкой земле, все мы, сколько нас здесь ни есть, можем списать себя со счета вместе с любезными коллегами из сераля, включая нашего обожаемого принца Мустафу. Потому как, если ктоиз вас думает, что бедняки и вообще так называемые социально не защищенные слои турецкого народа очень нас любят и с полным пониманием наблюдают за тем, как мы домогаемся возвращения своих дворцов, рабов, денег и сокровищ, и что Абдулле никто в Турции не симпатизирует, то позвольте сказать прямо — человек, думающий так, хуже чем безумец: он дурак.

Такого же или приблизительно такого мнения держался и принц Мустафа; оправившись от приступа падучей, вызванного вторым известием отца Жозефа, он тут же приказал объявить готовность номер один для всех наземных и морских сил с единственной целью и задачей: убить, изрубить саблями — одним словом, любым способом сжить со света преступного Абдуллу, не дать ему высадиться на турецкой территории, а вместе с ним убить, изрубить, словом, не важно каким способом спровадить на тот свет каждого, кто взялся бы ему помочь; занять все порты и все дороги, наземные и водные, которыми он мог бы воспользоваться для возращения в Стамбул, а когда он будет обнаружен, не пытаться задержать его, не сажать под арест — ибо это дьявол, которого нельзя изловить наверняка, он из любого плена вывернется, — а сразу рубить его, колоть и резать, пусть он погибнет от тринадцати смертей. И вот огромное войско двинулось к Мраморному морю и заняло оба его побережья, включая Дарданеллы, а всевозможные военные корабли, легкие и тяжелые, парусные суда и галеры неутомимо бороздили его гладь; войсками были заняты все дороги, ведущие от островов Родос, Додеканес и Самое через Анатолию в Стамбул, равно как и тропки, бегущие к столице по северному морскому берегу. Кроме того, принц Мустафа приказал доставить в сераль пушки самого крупного калибра и изо всех окон и щелей всех пяти дворцов выставить гаубицы и мушкеты — на случай, если преступнику Абдулле все-таки удастся где-нибудь проскользнуть и он, взбунтовав толпы простого люда, выступит против цитадели правительства. Высокий совет заседал днем и ночью, в тревоге и постоянной готовности ожидая грядущих событий.

На четвертый день после упомянутого визита представителей турецкой империи к французскому послу господину д'Анкетилю в сераль на взмыленном коне прискакал посол с долгожданным известием: преступный Абдулла возвращался в Стамбул как обыкновенный пассажир на военном корабле «Волос Пророка» и был обнаружен на палубе, его личность была однозначно установлена с помощью биноклей, которыми был снабжен гарнизон крепости Гелибол, или Галлиполи, охранявшей вход в Дарданеллы. Корабль, как приказано, был без предупреждения потоплен сосредоточенным огнем тяжелой артиллерии. Не спасся ни один человек.

Когда стихла буря восторга, вызванная этим чрезвычайным известием, и когда члены Высокого совета поздравили друг друга и уже готовились было разойтись, в сераль на взмыленном коне прискакал второй гонец — с известием, что преступный Абдулла возвращался в Стамбул на рыбацком баркасе, переодевшись гарпунером, но был обнаружен, личность его точно установлена, и когда судно миновало остров Мраморный, баркас, согласно приказу, был без предупреждения расстрелян метким выстрелом пушки пятого калибра. Не спасся ни один человек.

Полчаса спустя в сераль на загнанном коне добрался третий гонец с известием, что преступный Абдулла был обнаружен и схвачен солдатами, охранявшими окрестности Бергамы между реками Селином и Кети, в тот момент, когда он в обществе двух туземцев-проводников пробирался по скалистой тропке на север от города; тут же, согласно приказу, он был без предупреждения застрелен и вместе с обоими проводниками сброшен в пропасть.

Следующее известие: преступный Абдулла возвращался в Стамбул на корабле неизвестного названия и происхождения, который потерпел аварию, сев на мель вблизи острова Лемнос. Гарнизон порта Мудрос обнаружил и опознал среди потерпевших, пытавшихся спастись вплавь, личность преступного Абдуллы и огнем из мушкетов расстрелял его вместе со всеми остальными.

Еще одно сообщение: преступный Абдулла, переодетый капитаном, стал командиром греческой галеры «Пираус», направлявшейся в Стамбул. Члены гарнизона обнаружили его, опознали, умертвили и выбросили в море.