- У вас это просто замечательно получается, господа, - подкалывал атаман.

   На третье утро, я встал с внутренним мандражём. Попил только кофе, Эльза положила нам в машину бутерброды. Стал открывать ворота, подошёл какой-то рыжеватый, кучерявый, загорелый парень в студенческой тужурке.

   - Вы, господин Богн?

   - Я. А что?

   - Я Фима Файбишович, студент Лазагевского института восточных языков, габоту пегеводчика ищу.

   - И?

   - Агабский, пегсидский, тугецко-татагский, - его картавость мне понравилась.

   - Ладно, залезай в машину, разберёмся.

   - Пгемного благодаген.

   - Слышь, студент, есть хочешь?

   - Есть немножко.

   - На, жуй бутерброды.

   - Пгемного благодаген. Борисов посмотрел, как уплетает бутерброды Фима, и выдал:

   - Слышь, Борн, дай студенту десятку.

   - На, Фима.

   - Пгемного благодаген. Зося всю дорогу хихикала. Подъехали к таможне.

   - Мамма мия! С полтысячи людей, тысячи верблюдов, лошадей, ослов и мулов, столпились перед зданием. Крик, рёв, злые, восточных людей, лица. На этом фоне совершенно затерялись пять конных калмыков.

   - Бачка, орда. Мал мала скотина. Младший урядник Ока Городовиков был растерянным, но злым на определения. У меня в голове все инструкции смешались, но...

   - Фима давай толмачь! У Фимы и картавость пропала, когда он стал "разруливать" проблему.

   - Роман-паша, приказал, Роман-паша, сказал, то, сё. Толпу смирили, разделили и чуть по ранжиру не построили. Тут, на моё счастье, подъехали чиновники с Ростовской таможни, молодые ребята, которых отправили в моё подчинение. А Фима выяснил, что купцы были арабами, персами и турками. Этих было, где то ¾. Остальные были курдами. При этом часть из них, увидев меня, упали ниц.

   - Это чё они так, Борн? Это чё, ты - царь? - Борисов, чуть не заикался от изумления.

   - Царь, царь, Иоанн Васильевич, мы. Фима и тут оказался на высоте.

   - Они говорят, что вы на их князя Рустама очень похожи. И у них 1851-й год, это если по-нашему.

   - А у остальных?

   - 1900-й, ровно.

   - Так, Ефим, э, Ромуальдович, берём тебя переводчиком. А это кто? В щеголеватой пролётке подкатил мой заместитель. Вот, я потом с Николаичем оборжался. Мамма мия! Звали этого худого высокого господина - Воробьянинов Ипполит Матвеевич!! Да и остальные приехавшие - Бендер Остап Сулейманович, Крамаров Савелий Викторович, Полесов Виктор Михайлович, молодые Андрей Брунс, Эрнест Щукин, Никифор Ляпис-Трубецкой и Гайдай Леонид Иович. Каково, а. За ними приехал жандармский ротмистр Пуговкин Михаил Иванович и есаул Никулин Юрий Владимирович, командир погранстражи. Стервец Борисов тут же привёз книгу "12 стульев", и "забыл" её на неделю в кабинете Фимы. Три дня я метался как оглашённый, разбираясь с восточными купцами. А потом предприимчивые одесситы, после трёхдневного карантина, переправили всех купцов в Одессу.

   - Фима, твоих рук дело?

   - Что вы, Гоман Михайлович.

   - А костюм-троечка, с неба упали? Пиши объяснительную. Зося в кассу положила триста рублей. От Фимы, рукоделистого. На четвёртый день зашёл в кабинет Борисова.

   - А ты, что не работаешь? Борисов, не отрываясь от игры в нарды с Зосей, положил передо мной файлик с приказом об его назначении.

   - А где дата выхода на работу?

   - Забыли.

   - Они забыли, а ты - забил на службу? У тебя, вон кедры уже пилить начали. И мог бы лесхоз организовать.

   - Зачем? - чуть не по буквам буркнул Борисов.

   - Затем. Побочный заработок, дубина! Борисов вмиг исчез из кабинета. И меня прихватил. Нашли место под посадки, а Борисов из кустов принёс двух крупных индеек. Руками поймал. Потом набрал штаты, с егерями постарше водку пьянствовал, а молодых гонял.

   А Киса Воробьянинов взъелся на Зосю. То-то ни так, то это. Началась у них манёвренная война.

   В первый выходной съездили с утра на рыбалку на красивое озеро (казаки его Цацей назвали). Я весь такой крутой рыбак, с навороченными удочками, вообще ничего не поймал. Зато Борисов стал голыми руками сазанов одного за другим выкидывать на берег.

   - Ты, Иван Николаич, подальше зайди, трусы приспусти, может русалку, поймаешь. Это ему Ромка так посоветовал.

   - И этот переопылился, как и папаша. Поржали, собрали рыбу и вернулись домой. И не кому даже в голову не пришло, что Ромка знает больше, чем ему лет.

   - Дядя Рома, а давайте мультики посмотрим. Это уже дома, когда рыбу почистили.

   - Где, Ромка?

   - У вас.

   - Есть идея покруче. Друзей на велосипеде объедь и скажи, что будут мультики, э, на танцплощадке у ДК, для всех, и бесплатно.

   - Культуру в массы, да, дядя Рома?

   - Точно.

   В пять пополудни, человек двести детишек станицы смотрели "Ну, погоди". Образовался даже родительский комитет во главе с отцом Владимиром. А чтобы не было драк, посадили на входе звероватого, но добродушного казака Гошу Большого. Эта фамилия у него такая, и вес девять пудов. Мультики посмотрели, а через неделю парк Ясной был забит до отказа. Культурно отдыхали жители: мультики для детей, фильмы в ДК, на улице караоке. Карусели, ресторан Парамонова, шашлыки, чешское пиво, колесо обозрения, танцы. Культурная революция на лицо. Меня, правда, один тип здорово вывел из себя.

   - Господин Борн, у меня от крайне высокопоставленных людей просьбица к вам.

   - Чел, видишь, я занят. Смотрел я " Приключения капитана Врунгеля".

   - Я уверен, у вас есть другие фильмы, для настоящих мужчин, ну вы....

   - Пошёл вон!

   - Вы не понимаете, бла, бла, это же тысячи рублей.

   - Гоша, выкинь это! Добропорядочный семьянин Гоша Большой так и сделал. Настроение у меня упало, вышел с танцплощадки. - Во, чудо наглое. Типик, помятый, стоял перед входом и увидев меня стал грозиться.

   - Борн, я на тебя найду управу! Бла, бла, бла.... Когда слюна этого типка попала мне на туфли, я вытащил Глок. Типик унёсся от меня как ветер. - А если! Мысль мелькнула интересная.

   - Атаман, а давай в Ясной Олимпиаду замутим, - напряг Шатрова.

   - Не потянем.

   - Тогда пятиборье. Пятиборье замутили. Победил Семён Будённый.

  Глава 24.

   Мне работать, потом стало проще. А начальство, как обрадовало. Перегудов привёз мне погоны майора таможенной службы. - За красивые глаза, и без всяких экзаменов. Сколько же я мозолей притоптал заинтересованным лицам. Ещё подумалось.

   - Вот решили этот чин реанимировать, - весело объявил мне Перегудов.

   - А форма?

   - А сами.

   - Зося, ты мне форму построишь? Летнюю.

   - Разумеется.

   - Околыш фуражки и выпушка на брюках у вас теперь фиолетовые. Просветил Перегудов.

   - Хм, чуть-чуть фиолетовый Борн! Съязвила Зося. Перегудов не понял.

   - Хм.

   - Что, Борн?

   - Поговорку придумал. "А мне всё фиолетово, я - таможня".

   - Браво, герр майор!

   - У нас говорят - херр майор, - удружила опять Зося. Но форму мне сшила за два дня.

   На службу заявился в летней форме а ля американский коп. То есть с множеством стрелочек на рубашке с коротким рукавом. Шатров моё одеяние заценил. Зося меня сфоткала, отксерила и отфотошопила. Изображение поехало к вышестоящему начальству, и получило "добро". Зося ещё стала автором "Реформы военной униформы" с выплатой кругленькой премии. Чехи так же форму оценили. И Зосю тоже. А вот с Кисой у них началась затяжная, позиционная война. Чудил и Борисов.

   - Борн, почём ноне негранёные алмазы? И высыпал на левую ладонь из замшевого мешочка кучку невзрачных камешков, у меня в кабинете.

   - И это ты мне, начальнику таможни, показываешь?

   - Фу-ты, ну ты. Я, может их нашёл.

   - Нашёл?

   - Ну, я вижу, ты не в курсах. Пока, майор. И пропал на два дня. С Эльзой. Вернулись вечером, когда я слушал компромат на Фиму, записанный Зосей на диктофон. Эльза сияла с диадемой, усыпанной алмазами, алмазным ожерельем и браслетом. Потом засияла и Зося; Борисов ей подарил большой и малый гарнитуры из благородного опала. Малый гарнитур она одела на работу, а я с утра чихвостил Фиму за ультралевизну. Как оказалось тщетно. А на обновлённую Зосю повёлся Киса Воробьянинов. После обеда преподнёс букет роз, грассируя, шептал всякие шалости. Утром явился опять с розами, и с иссиня-чёрной шевелюрой. Чернявость у него длилась целый день. А сранья он задержался, и пришёл бритым наголо. Краска для волос подвела. Контрафакт попался. А стриг и брил Бендер. Час на таможне стоял улётный ржач, хоть психиатра вызывай. Киса не понял юмора. Но стал писать доносы на меня. Меня вызвал Перегудов. Поехал объясняться, и с романом Ильфа и Петрова. Перегудов почитал, по заложенным мною страницам, и тоже ржал с полчаса.