Черняев судорожно вздохнул, словно проглатывая застрявший в горле комок, и продолжал:

— Вслед за ней на дорожку вышел пожилой, взъерошенный человек. Мы оказались лицом к лицу с этой парой. Возможно, встреча так бы ничем и не окончилась, если бы незнакомка не окликнула моего спутника. Оказывается, она его знала. Отступать было некуда. Я был представлен. Познакомились мы и с мужчиной, который оказался ее мужем.

Мне думается, что он не очень обрадовался нашему появлению, она — наоборот. Стараясь задержать нас, она взяла майора под руку и оживленно заговорила, посматривая временами в мою сторону. Можно было подумать, что между ней и ее мужем ровно ничего не произошло, что просто четверо хороших знакомых коротают время в прогулке. По предложению Ольги Николаевны, мы всей компанией зашли в ресторан, посидели там час-полтора, затем расстались. Когда прощались, Ольга Николаевна пригласила нас с майором заходить к ним в санаторий. Запросто. Я, конечно, не счел себя вправе воспользоваться случайным приглашением, хотя мысль об Ольге Николаевне не покидала меня. Но надо же так случиться: дня через два мы встретили ее на пляже нашего санатория. Выяснилось, что муж Ольги Николаевны внезапно уехал — отозван на работу. Она осталась в Сочи одна.

Нужно сказать, я не очень люблю поддерживать светский разговор, не умею говорить любезности, не мастер ухаживать. А в присутствии Ольги Николаевны и вовсе часами был нем, нем как рыба. Она же, напротив, оказалась очень милой и приятной собеседницей.

Можете представить мое самочувствие? Как только мы оставались вдвоем, меня охватывало волнение, я терялся, краснел, отвечал невпопад. Но частые встречи сделали свое дело. Я стал привыкать к Ольге Николаевне и сам не заметил, как стал чувствовать себя так, словно знал ее долгие годы. Больше того: день ото дня она становилась мне все дороже, и вскоре я понял, что жить без нее дальше не смогу.

Прошла, быть может, неделя, другая, как я заметил, что мои чувства, мои переживания не безразличны Ольге Николаевне. Она стала ко мне особенно внимательна. Словом, отношения наши становились все ближе и ближе. Когда же она рассказала грустную историю жизни с нелюбимым мужем, который изводил ее отвратительной ревностью…

Черняев опять умолк. Помолчав с минуту, он продолжал:

— Что там говорить! Мы поняли, что нас свела сама судьба, и там же, в Сочи, решили пожениться. Дело было за ее прежним мужем, с которым она должна была оформить развод.

— Кстати, — вмешался Миронов, — его фамилия Величко? Вы его еще ни разу не назвали.

— Величко? — переспросил Черняев. — Нет, не Величко. Это девичья фамилия Ольги. А вот его фамилию, убей бог, не помню, Знаю, что он врач, кажется, хирург. Жил в Куйбышеве. Вот, пожалуй, и все, что я могу о нем сказать, Сами понимаете, меня он особо не интересовал. Все, что касается развода, Ольга взялась уладить сама. Да и как могло быть иначе? Не мне же было этим заниматься!..

Из Сочи мы с Ольгой вместе вернулись в Саратов, где я тогда работал. Не успели приехать, как был решен вопрос о моем назначении в Крайск. Переехали вместе. К моему счастью, Ольга оказалась превосходной хозяйкой. Обычную для меня холостяцкую берлогу она превратила в уютное гнездо. Особенно хорошо у нас стало, когда предоставленную мне вначале комнату удалось обменять на две… Вот тут-то я и познакомился с Самойловской. Не знаю, как в чем другом, а в части дел по обмену жилплощади она — талант!

Жили мы с Ольгой, — продолжал Черняев, — душа в душу. Все свое свободное время, каждую минуту я отдавал ей. Старался делать все, чтобы она была счастлива. На отдельные ее слабости, а они со временем обнаружились, я смотрел сквозь пальцы.

— Что вы имеете в виду? — спросил Луганов.

— Тряпки, — ответил Черняев, — страсть к нарядам. Ольга готова была без конца путешествовать по магазинам, по портнихам, по каким-то знакомым, приобретая наряды. Я, правда, пытался время от времени удержать ее от этой погони за тряпками, но уж очень трудно было ей в чем-нибудь отказать. Она, как правило, и слушать меня не хотела. Порой дело доходило у нас до размолвок, но последнее слово всегда оставалось за Ольгой Николаевной: не мог я, ну просто не мог ей перечить.

В общем, если не считать этих мелочей, жили мы дружно, хорошо. Первой серьезной тучей, появившейся на нашем горизонте, стал ее прежний муж. Около года назад, разузнав каким-то образом о нашем местопребывании, он нагрянул в Крайск и явился к Ольге с угрозами и домогательствами. Тут-то и выяснилось, что Ольга развод не оформила, а попросту скрылась от него, сбежала.

Человек этот нисколько не был мне симпатичен, скорее наоборот, но поступок Ольги меня возмутил. Судите сами — обман! И ведь она не только его обманула, но и меня, сказав, что оформила развод. Как оказалось, когда Ольга уезжала на несколько дней, по ее словам, в Куйбышев для оформления развода, на самом деле она была совсем в другом городе, у каких-то своих родственников…

— Где именно, в каком городе? — живо заинтересовался Миронов. — У кого?

— Точно не скажу, — ответил Черняев. — Я ее не расспрашивал. Помнится, Ольга говорила, что была в Воронеже, но говорила это уже потом, после скандала. Ну, как вы сами понимаете, эти не очень приятные события несколько омрачили нашу жизнь, но ненадолго: слишком велика была моя любовь к жене.

Летом прошлого года дела на стройке шли так, что я никак не мог уйти в отпуск, а мы собирались съездить с Ольгой Николаевной в Кисловодск. Видя, как близко к сердцу она принимала крушение наших планов, как расстраивалась, я достал путевку и отправил ее одну. Тяжко, конечно, было расставаться, но так хотелось доставить радость любимому человеку!..

Черняев тяжело вздохнул, опустил голову и замолк. В томительной тишине прошло минуты две-три. Затем, словно собравшись с силами, он вновь заговорил. Заговорил торопливо, заметно волнуясь:

— Да, вот с этой поездки все и началось. Из Кисловодска Ольга вернулась неузнаваемой. Ее точно подменили. С магазинами и портнихами было покончено. Целыми днями она тосковала, лежала на диване, ничего не делая, никуда не выходя. Разве что изредка читала, что попадалось под руку. Все мои попытки узнать, что с ней происходит, кончались ничем. От моих вопросов она отделывалась ссылками на плохое самочувствие, скверное настроение. Не знаю, как долго бы все это тянулось, если бы не случай. Однажды, в выходной день, она наконец-то куда-то ушла, а я, оставшись в одиночестве, от нечего делать начал перебирать книги, лежавшие на диване. И вот, когда я листал одну из книг, на пол упал листок бумаги. Я поднял его, и меня словно обухом ударило. В глаза бросились слова: «Ольга, любимая…».

Это было письмо, любовное письмо. И кому?! Ольге! Моей Ольге. Я был настолько потрясен, что плохо соображал, что делаю. Скомкав письмо, я швырнул его на пол, но тут же поднял и прочел. Сомнения не было. Ольга мне изменяла. Да вот судите сами.

Черняев опустил руку во внутренний карман пиджака, достал измятый листок бумаги, исписанный мелким убористым почерком, и протянул Луганову.

— Прочтите. Прочтите, — настаивал Черняев. — Подумать только, у Ольги появился другой. И кто? Мальчишка. Студент. Такого удара я не ждал. Не знаю, как хватило сил перенести этот ужас… — В голосе Черняева послышались истерические нотки. Собравшись с силами, он продолжал: — Как утопающий хватается за соломинку, я пытался убедить себя, что это ошибка, недоразумение. Тщетно. Факты говорили за себя. Письмо объясняло все: перемену в Ольге, ее бесконечные капризы, тоску…

Как это ни было трудно, я взял себя в руки. С минуты на минуту Ольга должна была вернуться. Как быть? Скрыть от нее, что я все знаю, что прочел письмо? Притвориться, будто ничего не произошло? Нет! Будь что будет! Как только Ольга вошла, я молча протянул ей письмо. Она разрыдалась. «Да, да, да, — твердила она, — я дрянь, знаю, но что я могу поделать? Кто он? Ты хочешь знать? Настаиваешь? Ну, студент, геолог. Живет в Ленинграде. Познакомились мы в Кисловодске. Полюбили друг друга. Что хочешь, то и делай». Я был раздавлен. Мысль потерять Ольгу была невыносима. Но какой мог быть выход? Выхода не было. Все было решено на следующий день.