Литмир - Электронная Библиотека

Глава 6

Валериан Сергеевич Садовский одиноко брел вдоль набережной Волги, тяжело передвигая ноги, словно нес на плечах непомерную тяжесть, словно его придавило к земле низкое, покрытое тучами небо. Временами он останавливался и подолгу смотрел на темную воду.

Каждый вечер совершал теперь Садовский эту унылую прогулку, порой часами, да и куда было торопиться? Домой? Дома никто не ждет — ни родных, ни близких. Один, всегда один. Читать? Не читалось. Так что же, лечь спать? Но и спать Валериану Сергеевичу не спалось — не отпускала проклятая бессонница. Стоит лечь в кровать, сомкнуть веки, как перед глазами встает Ольга…

Ольга? Как, как только могла она так скверно, так вероломно поступить после всего, что он для нее сделал, что в их жизни было? А ведь было, было…

Как сейчас, видит Садовский жалкую фигурку Ольги, беспомощно прижавшейся к стене в коридоре. Она тогда только что вернулась из плена: надломленная, ко всему равнодушная, испившая до дна чашу страданий в гитлеровских лагерях на оккупированной территории России и в Германии, в лагерях для перемещенных лиц где-то на Западе. Ободранная, без крова, без прописки, без куска хлеба… Вряд ли Садовский узнал бы ее, если бы она его не окликнула. Да и как можно было узнать в этом изможденном, измученном существе живую, немного сумасбродную и на редкость хорошенькую девушку, какой он знал Ольгу.

Он познакомился тогда с ней в семье своего старого учителя, профессора Навроцкого, эвакуировавшегося в начале войны из Воронежа в Куйбышев. Встретив случайно Садовского на улице, профессор затащил его к себе.

Ольга, племянница жены Навроцкого, воспитывалась у них с детства. Родители ее будто бы давно умерли. Кем они были, что делали, Садовский не знал, не интересовался.

С того вечера Валериан Сергеевич зачастил к Навроцким, и не только ради бесед с любимым учителем. Все чаще коротал он вечера с Ольгой, кончавшей тогда школу. Вечера эти нисколько не казались ему скучными: Ольга была живым, интересным собеседником. Она была не по годам начитана, остроумна, за словом в карман не лезла, сознавала силу своего девичьего обаяния. Профессор, заставая их сумерничавших вдвоем, частенько подшучивал: «Смотрите, студиозус (так он любовно называл Садовского), вскружит вам наша Оленька голову!»

Садовский смеялся: «Помилуйте, профессор! Да я Ольге в отцы гожусь. Того и гляди, сорок стукнет!»

Смеяться-то Валериан Сергеевич смеялся, а сам все чаще и чаще ловил себя на том, что он увлекся девушкой. Поняв, что он увлечен Ольгой не на шутку, Садовский испугался, попытался погасить вспыхнувшее чувство. Он не нашел ничего лучшего, как прекратить встречи с Ольгой, почти перестал бывать у Навроцких. А осенью 1942 года Ольга ушла в какую-то специальную школу — и на фронт. Как сказал под строжайшим секретом Навроцкий, «ушла в партизаны», в тыл к немцам. Так все и кончилось, не успев, по существу, начаться. Садовский поначалу получил от Ольги несколько писем, сам написал ей, но переписка скоро оборвалась. Ольга писать перестала… Прошло около года, и от убитых горем Навроцких Валериан Сергеевич узнал, что Ольга погибла, пропала без вести.

В конце войны Навроцкие уехали из Куйбышева, вернулись к себе, в Воронеж. Год спустя из газет Валериан Сергеевич узнал о смерти старого профессора. Он бросил все, помчался в Воронеж, но на похороны опоздал…

И вот прошел еще год. Война давно кончилась, как вдруг Садовский в коридоре своей больницы встретил Ольгу… Изменилась она до неузнаваемости, и все же это была она, Ольга, Оля, Оленька, которую Валериан Сергеевич никогда не забывал, не мог забыть.

Встреча ошеломила Садовского: он задохнулся от неожиданности, от счастья, готов был на все, а Ольга? Ольга была ко всему безучастна…

Валериан Сергеевич, в общем-то, житейски был не очень практичен, но тут он проявил чудеса находчивости, настойчивости, упорства. В городе его знали, с ним считались, и после бесконечных хлопот ему удалось добиться прописки для Ольги, устроить ее на работу в больницу. Теперь они виделись ежедневно, постоянно. Ольга постепенно оттаивала, оживала. Время шло, и Садовскому становилось все очевиднее, что он не в силах справиться со своим чувством, что жить без Ольги не может.

День ото дня он тянул, не решаясь объясниться с Ольгой, казня себя за собственную нерешительность. Но вот как-то однажды их с Ольгой пригласил к себе на свадьбу молодой врач, работавший под руководством Валериана Сергеевича. Со свадьбы Садовский и Ольга возвращались вдвоем. Валериан Сергеевич провожал Ольгу и вдруг отважился, заговорил… Он сказал все. Сказал, что полюбил Ольгу давно, еще тогда, в первые годы войны, что любит ее все сильнее и если она согласна…

В глазах Ольги Садовский увидел испуг. Нет, не испуг — ужас. Он отшатнулся:

— Простите, Оленька, я не хотел вас обидеть. Если бы я мог предположить, что так вам противен…

— Валериан Сергеевич, милый, что вы говорите? — Ольга взяла себя в руки. — Вы мне противны? Да вы с ума сошли! Если бы я только могла помышлять о замужестве, то о лучшем муже, чем вы, я не могла бы и мечтать. Я так привязана к вам, так вам благодарна. Но я не могу, не могу…

Ольга горько разрыдалась.

Так в тот вечер разговор и кончился ничем. Садовский ничего не мог понять: он знал, что Ольга одинока, что у нее никого нет, ему казалось (да Ольга это и подтвердила), что он ей не безразличен, так почему же она не может стать его женой? Отказ Ольги был каким-то странным, малопонятным, но возобновлять разговор Садовский не стал, не посчитал себя вправе.

…Время шло. Их отношения стали еще теплее, еще ближе: им трудно было пробыть и день друг без друга. И вот разговор возобновился, и вернулась к нему Ольга, сама Ольга… Вскоре она стала женой Садовского.

Ольга была хорошей женой: ласковой, заботливой, близким другом, надежным помощником. Любила ли она Валериана Сергеевича? Трудно сказать. Вряд ли и сама Ольга смогла бы дать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Чувство глубокой признательности, искренней привязанности порой принимают за любовь. И так бывает… Во всяком случае, жили они дружно, душа в душу. Правда, случалось, что временами на Ольгу словно что-то накатывало: она мрачнела, становилась угрюмой, молчаливой, но проходил день-другой — и все как рукой снимало, все входило в обычную колею. Ничто, казалось, не предвещало, беды, как вдруг на курорте, в Сочи…

Да, в ту осень, года этак два с небольшим назад, они поехали с Ольгой в Сочи. Ольга ехала на юг впервые. Всю дорогу и первые дни по приезде она была очень оживлена, весела; как никогда, нежна с Садовским. Все ее удивляло, все радовало. Как-то под вечер они отправились вдвоем побродить в знаменитый сочинский дендрарий. Валериан Сергеевич стоял и рассматривал какое-то диковинное растение, а Ольга с интересом глядела по сторонам. Здесь все ей было в новинку. Внезапно она вздрогнула, судорожно сжала руку Садовского и сдавленным, каким-то необычным голосом тихо сказала: «Скорее, скорее домой. В санаторий… Скорее же!..».

Отчего? Почему? Ольга не объяснила. Не сказала и слова. Молчала она всю дорогу до санатория, молчала в ответ на бесчисленные вопросы Садовского и в санатории. Заговорила Ольга только ночью, почти под утро, но как? Что она сказала? И тут ничего… Видя, что Валериан Сергеевич не спит, не может уснуть, Ольга вдруг горько, до истерики разрыдалась:

— Уедем, — твердила она, — умоляю. Уедем завтра же… Завтра…

Как ни пытался Валериан Сергеевич успокоить Ольгу, все было напрасно. Она твердила одно: «Уедем, уедем скорее», никак не объясняя своего поведения, не говоря больше ни слова.

Ночь так и прошла без сна. Сколько Садовский ни ломал голову, он ровно ничего не мог понять: впервые видел он Ольгу в таком состоянии. Что было делать?

Утром, сославшись на головную боль, Ольга отказалась выйти из палаты. Валериан Сергеевич отправился побродить один, осмыслить случившееся. Не получалось: он никак не мог понять, что произошло с Ольгой.

12
{"b":"20554","o":1}