И вновь болезненные ощущения не отпускают девушку. 'Когда вернусь к своим - стану непререкаемым авторитетом в области изучения северного уклада', - в жреческой школе ее учили стараться во всем находить положительные стороны.

  - У тебя, - вновь заговаривает северянин, - как и у всех есть небольшое углубление в кости, между надбровных дуг.

  - Нет у меня никаких впадин, - возмущается Изабелла. - У меня гладкий красивый лоб! Вот! - Но Клевоц не обращает внимания на вялую попытку сопротивления.

  Однако, перетерпев западины в кости под бровями, болевые точки над верхней губой, растирание кончика носа, ушей, еще несколько приемов, Изабелла сломалась на двустороннем сдавливании плоти между основаниями большого и указательного пальцев. На этот раз Клевоц сразу прервался, таким яростным оказалось сопротивление:

  - У вас совсем всё на боли и мучениях завязано? Лечишь - мучаешь. Не так себя веду - бьешь. И вообще, вместо того, чтобы как все достойные люди за выкуп отпустить, у себя держишь. Это не жизнь, а страдания сплошные.

  Северянин слегка опешил от такого напора, он ведь всего лишь хотел помочь. Но терпение - одна из северных добродетелей. И оно свойственно даже молодым, ведь нарабатывают его помногу часов подряд в разнообразнейших ситуациях: от неудобных засад до нарочитой покорности неправому (которая, правда, улетучивается как дым с окончанием урочного срока). И Клевоц пустился в объяснения:

  - Если часто разминать, тебе даже понравится. Там что-то такое в теле происходит... - так он только пуще вывел из себя 'высшую жрицу.

  - Я не мазохистка! - Изабелла уже пожалела, что попросила о помощи.

  А Клевоц, хоть и впервые услышал странное слово, но догадался о значении. Попробовал, поясняя, зайти с другой стороны:

  - Мы все надеемся на лучшее посмертие. Ты - своё, я - своё. Но ведь чем-то его следует заслужить. Чем больше страданий человек безропотно претерпел - тем вероятней награда. - Здесь Холмин несколько вольно истолковал северный уклад, пытаясь найти точки соприкосновения с южанкой; точнее, многое пропустил. Но да, возможность искупительного страдания признавалась.

  - И, - продолжил баронет, - наши матери шлепают маленьких неразумных деток, но они делают так от любви. Их волнует, как ведет себя ребенок, иначе пустили бы всё на самотек. Так и мне не всё равно.

  Начатое было Изабеллой выяснение отношений на этом стихло:

  - От любви? - полушепотом произнесла, будто пробуя слово на вкус.

  Однако они не придали произнесенному слову равного веса, чему свидетельством резкий - в глазах Изабеллы - и вполне естественный - по мнению Клевоца - переход северянина совсем к иному:

  - Я тебя, несмотря на сопротивление, в северные тайны посвящаю? Теперь и ты мне кое-что поведай...

  Вообще-то ничего особенно потаенного Холмин ей не показал. К тому же Изабелла и так регулярно раскрывала подробность за подробностью о жреческой жизни. О ступенях волшбы и соответствующих им наговорах. О сроках освоения волхвовской премудрости. О том, что Похититель старается пореже вмешиваться в наш мир. И даже о лживости слухов про безошибочное чтение памяти некоторыми из 'высших жрецов.

  Северяне, правда, всё равно часть из этого знали, а о многом догадывались. Потому юная жрица полагала, будто ничего страшного не происходит. Она же не могла передавать Силу.

  И тут Клевоц начал объяснять, что же ему нужно:

  - Во главе всех храмов стоит Совет мудрых. Обладает ли член Совета достаточной властью, дабы преследовать мой род и способствовать взятию города вопреки мнению остальных? Имею ввиду, если остальные ведают о том.

  - Нет, конечно, - Изабель ответила мгновенно.

  - А кто возглавляет Совет?

  И тут девочка его удивила:

  - Об этом не знает никто, кроме членов Совета. Даже я не знаю, хотя мой родной отец - Голос совета перед лицом мирян, 'высший жрец Гриффид Мóнтегю.

  - Но ведь ты не Монтегю, а Полеон?

  - У нас нет предрассудка о разном предназначении мужчин и женщин. А потому и в мелочах мои родители не были ограничены, - пожала плечами Изабель, но, увидев по глазам, что Клевоц понял ее совсем уж превратно, поспешила объясниться. - Мне дали девичье родовое имя матери. - Она не была внебрачной дочерью.

  Всем известно: северяне ни при каких обстоятельствах не отпускают попавшихся служителей Похитителя живыми, какой выкуп не предложи. Потому жрица до сих пор и не упомянула о своей повышенной ценности - а вдруг высокое родство наоборот послужит лишним аргументом в пользу ее умерщвления. Вдруг ее смерть тогда покажется северянам самой сладкой местью ненавидимым жрецам и перевесит все прочие соображения.

  Клевоц же в тот день не стал расспрашивать, почему южане отказались от 'предрассудка', у него не было настроения вникать в очередное южное безумие.

  - Можно ли сказать, - вернулся к изначально поднятой им теме, - что твой отец - второй человек в жреческой иерархии?

  - Да, - ненадолго задумавшись, ответила Изабелла. Престарелый Гриффид никогда о таком не упоминал, но по сути...

  - Значит, с одной стороны, он знает первое лицо иерархии. А с другой, надеюсь, Гриффид Монтегю не имеет никакого отношения к происходящему с нами. Будь он замешан, ты бы больше знала или догадывалась и иначе себя вела. Да и с заговором, ведомым вторым иерархом сословия жрецов (а тогда, вероятно, и первым тоже), нам не тягаться.

  Клевоцу (а также Дану и остальным людям Холминых) очень не хотелось втягиваться в противостояние со всеми жрецами сразу. Потому баронет невольно нашел доказательства лучшего (из возможных раскладов) там, где их нет. Рэл' Гриффид Монтегю полагал дочь слишком юной для посвящения в тайну.

  - Может, я тогда напишу отцу и всё уладится? - робко предложила Изабель, не веря в собственное счастье, в возможность таким образом спастись из плена.

  И правильно не верила:

  - Нет, тогда ведь тебя потребуют выдать, а ты официально моя ренкинэ. Мы откажемся... - Клевоц не договорил (и так ясно, после отказа - война). - Зато можешь подсказать, как уведомить отца о происходящем, чтобы никто не перехватил послание в той же столичной жреческой канцелярии.

  'Когда у нас будут неопровержимые доказательства, - додумал северянин, - краденые храмовые бумаги'.

  Роана, сводная сестра императора восседала в мужском седле на высокой, стройной, ослепительно белой кобыле. В окружении всадников - группы 'высших жрецов и храмовых рыцарей. Венценосная особа не носила в тот день даже облегченной кольчужки, лишь облегающие замшевые брюки и куртку, притягивающие взоры разноцветной вышивкой и не только ею. Роану надежно хранила волшба.

  Зато сестрица ехала почти в первых рядах споро вышагивающих вперед, на врага, гвардейцев. В центре вóйска, на острие удара. Нарабатывала авторитет согласно жреческому мудрому совету-пожеланию.

  На голове - простая золотая корона без драгоценных каменьев. Длинные волосы цвета вороного крыла спускаются на плечи.

  Раздаривала благосклонные, но тем не менее полные достоинства улыбки.

  Что до руководства полками, план, как полагала, был гениально прост: имперская армия начинает (в центре, спешенной гвардией - они всегда являлись тяжелой пехотой, а на конях лишь перемещались к месту битвы), продолжает (дворянским ополчением правого и левого крыла), и выигрывает либо прорвав центр, либо рассеяв фланги и захватив неприятельскую ставку.

  Лесовики покинули дебри Каета, подставились для битвы в ровном поле - какие теперь могут быть неожиданности? Да, лесовиков много, очень много, но с Роаной столько 'высших жрецов, сколько единовременно не ходило с императорами с самой Войны присоединения Севера (тогда, правда, 'высших двинулось в поход еще больше, и намного). А на случай непредвиденных ситуаций дворянские воеводы и держатель гвардии снабжены переговорными амулетами - дорогое удовольствие даже для ставленницы жрецов, но первая битва того стоит.