Острием меча он пробил кольчугу дикого всадника. Предсмертный вопль ужаса кочевника все еще отдавался эхом в голове кельта, когда он отсек занесенную над ним руку с кривой саблей. Брошенная пика вонзилась ему в грудь, но он, словно не замечая этого, взмахнул мечом и нанес сокрушительный удар по шлему, пробив его насквозь. Он увидел залитое кровью лицо с обезумевшими от ужаса глазами, и кочевник с диким криком рухнул с коня на землю.

Король вонзил острие меча в землю и остановился с гордо поднятой непокрытой головой, глядя на приближавшуюся к нему группу всадников в сверкающих доспехах. Тот, кто скакал впереди всех, натянул поводья так, что его белый конь встал на дыбы. Всадник громко расхохотался – вот так победитель встретился лицом к лицу с побежденным. Позади Кагала солнце садилось в море крови. Над его волосами, развевавшимися на легком ветру, поднималось что–то вроде сияния, и Байбарсу вдруг показалось, что он видит на голове кельта корону из червонного золота.

– Ну что ж, малик, – усмехнулся татарин, – те, кто пытался помешать предназначению Байбарса, лежат под копытами моих коней, и по ним я совершаю свое блистательное восхождение к империи!

Кагал рассмеялся, и кровь хлынула из страшной раны на горле. Подобно льву, он вскинул голову, подняв меч в королевском приветствии.

– Правитель Востока! – твердым голосом произнес он. – Добро пожаловать в содружество королей! К славе и божественному огню, к золоту и лунному туману, к величию и смерти! Эй, Байбарс, король приветствует тебя!

Внезапно он прыгнул и нанес страшный удар мечом. Ни конь Байбарса, который попятился и захрапел, ни его обученные охранники, ни его собственная ловкость не смогли бы спасти мамелюка от гибели. Сама Смерть спасла его – Смерть, настигшая кельта во время его прыжка. Рыжий Кагал умер в воздухе, и его тело рухнуло на седло Байбарса. Меч, зажатый в мертвой руке, описав дугу, скользнул по лбу эмира, оставив глубокий кровавый след, и вонзился ему в глаз.

Воины Байбарса вскрикнули, как один, и устремились к своему полководцу. Байбарс покачнулся в седле, побледнев от неожиданной боли. Кровь струилась по его пальцам, зажимавшим страшную рану. Пока его охранники бестолково суетились вокруг него, пытаясь помочь, он поднял голову и увидел единственным глазом, затуманенным от боли, Рыжего Кагала, застывшего мертвым возле ног его коня. На губах кельта застыла улыбка, а его огромный меч лежал на земле рядом с ним.

– Во имя Аллаха! – простонал Байбарс. – Я мертвец.

– Нет, ты не мертв, мой господин! – воскликнул один из его соратников. – Это рана от меча мертвеца, она достаточно серьезна, но не смертельна. А вот войска франков больше нет. Бароны убиты или захвачены в плен, а Крест патриарха повержен. Те из кочевников, что остались в живых, готовы служить тебе, как своему новому господину, с того мига, как Кизил–малик убил их хана. Арабы убежали, и Дамаск теперь тебе не страшен – Иерусалим наш. Теперь ты будешь султаном Египта!

– Я победил, – отозвался Байбарс, впервые в своей дикой жизни переживший потрясение. – Но я наполовину слеп, и какой смысл продолжать убивать этих христиан? Они будут приходить снова и снова, будут с радостью идти на смерть – такова их вера. Чего мы сейчас добились? Они непобедимы, и когда–нибудь – через год или через тысячу лет – они растопчут ислам и вновь наводнят улицы Иерусалима.

А в вечернем небе над залитым кровью полем страшной битвы уже загорелась первая звезда.

* * *

— Стойте! — рявкнул Вулфер. — Я вижу очертания стен за деревьями. Во имя Тора, Кормак, куда ты нас ведешь?

Высокий смуглый кельт покачал головой.

— Я никогда не слышал ни о каком замке поблизости. Местные жители вообще не строят домов из камня. Возможно, это римские руины.

Вулфер глянул на бородатых воинов в рогатых шлемах.

— Пошлем разведчиков? — спросил он.

Кормак Мак Арт иронически рассмеялся.

— Алларик со своими готами еще восемьдесят лет назад промаршировал по Римскому Форуму, а мы, варвары, до сих пор дрожим при одном упоминании о Риме. Не бойтесь, легионов больше нет. Я думаю, что это друидское святилище, а уж друидов–то у нас нет причин бояться, тем более что мы выступили против их злейших врагов.

— Головорезы Цедрика будут выть по–волчьи, когда мы ударим на них не с юга или востока, а с запада, — сказал викинг с радостной ухмылкой на лице. — Это была неплохая мысль — укрыть драк–кар у западного побережья и лесами выйти саксам в тыл. Ты хитер до безумия, Кормак.

— В моем безумии есть метод, — сказал кельт. — Я знаю, что здесь в околице саксов нет. Большинство саксонских вождей отправились вместе со своими дружинами к Артуру Пендрагону, готовясь к решающему сражению. Ха! По–моему, он столь же может претендовать на родство с Ютером Пендрагоном, как мы с тобой. Ютер был чернобород и безумен. В нем текло больше римской крови, чем бриттской или кельтской. Артур же рыжий, как, впрочем, и Эрик, и похож на чистейших кровей кельта. Подарок миру от одного из диких западных племен, никогда не кланявшихся Риму. Это Ланселот уговорил его стать королем, если бы не он, Артур до сих пор сидел бы сиднем в своих лесах и если бы и совершал набеги, то только на соседей.

— Он столь же осторожен и рассудителен, как римляне?

— Артур? Откуда? Да любой из твоих ютов может служить образцом рассудительности в сравнении с ним.

— Хотел бы я с ним встретиться лицом к лицу, — сказал Вулфер, поглаживая лезвие своего огромного топора. — А что представляет собой Ланселот?

— Он римлянин галльского происхождения, опытнейший головорез. Начитался Петрония и с удовольствием занялся интригами и организацией заговоров. Гонак — тоже кельт, но не чистокровный, у него римские предки. Ты сдох бы со смеху, наблюдая за тем, как Гонак увивается возле Ланселота, но дерется он, как кровожадный демон. Не будь этих двоих, Артур так и остался бы вожаком разбойников, сам он даже читать и писать не умеет.

— Ну и что с того, — оскорбился ют, — я тоже не умею… Гляди–ка! Вот оно, святилище!

Они вышли на поляну, на противоположной стороне которой стояло странной формы строение — приземистое, скрывающееся в тени деревьев, с колоннами у входа.

— Нет, это не бриттское, — решительно заявил Вулфер. — Может быть, тут прячутся эти сумасшедшие из новой секты, как их там… христиане?

— Ох уже эти секты! — вспыхнул Кормак. — Кельты чтят старых богов. И я клянусь их кровью, пока жив хоть один друид, мы не предадим своей веры!

— А что они собой представляют, эти христиане?

— Говорят, они пожирают детей, совершая свои отвратительные обряды.

— Скажешь тоже. И о друидах болтают, что они жгут людей в клетках, сколоченных из молодых деревьев.

— Ложь, в которую только глупцы могут поверить! — вспыхнул кельт. — Я никому не позволю оплевывать друидов в моем присутствии! Они мудры! И опытны! А эти христиане говорят, что получив оплеуху, надо немедленно подставить другую щеку!

— Как? — изумился гигант. — Так это правда, что они кланяются, словно рабы, когда их бьют?

— Да. Чтобы отплатить добром за зло и простить обидчика.

Вулфер подумал и сказал:

— Да это же не религия, а обыкновенная трусость. Наверное, они — христиане, то есть — просто трусливые безумцы. Если тебе, Кормак, попадется один из них, дай мне на него взглянуть, — тут он красноречиво тряхнул топором и продолжал: — А вообще, такая вера — словно чума, она может ослабить людей, лишить их мужества, если ее вовремя не растоптать, как змееныша, сапогом.

— Верно, я тоже с удовольствием растопчу что–нибудь в этом роде, если покажешь, — согласился кельт. — Однако хватит об этом, надо осмотреть святилище. Подождите здесь. Я хоть и не бритт, но вера у меня та же. Быть может, друиды благословят нас на войну с саксами, кто знает, не поможет ли это нам в дальнейшем.

Сказав эти слова, он шагнул к колоннам и исчез. Вулфер оперся на свой топор — ему показалось, что изнутри святилища доносятся странные звуки: цокот копыт, словно козел бежал по мраморному полу.