– Но почему вы решили, что это был «Спид»? Над океаном летают сотни машин. Откуда вы взяли, что именно эта машина шла из Пирл-Харбора? Вы утверждаете: самолет взорвался, упал в океан, затонул!..

– Он упал не в воду. Как оказалось, впереди были рифы. Самолет врезался в них. Моторы, кабина пилота, передняя часть фюзеляжа – все это было охвачено пламенем. Но хвостовая часть лайнера уцелела. Когда мой помощник и два гребца подобрались к ней на резиновой лодке, киль и рули торчали посреди скал. Через полчаса у меня в руках оказался портфель. Большой портфель из свиной кожи…

Бретмюллер говорил все медленнее. Постепенно голос его затихал. Желтизна вновь разливалась по лицу.

Слушая его, Канарис вздрагивал от возбуждения. Комбинированный электронный взрыватель! Все эти месяцы немцы пытались использовать идею американцев. Но пока они топтались на месте. Заокеанская же агентура абвера доносила: работа над новым взрывателем в США продвигается успешно.

Абст снова дал кислород Бретмюллеру. Тот продолжал:

– Позже, когда мы закончили зарядку и ушли под воду, я вскрыл портфель. Там был дневник руководителя группы и, кроме того, чертежи…

– Взрывателя?!

Бретмюллер кивнул.

– Где он, этот портфель? – спросил Канарис и осекся, вспомнив, при каких обстоятельствах был спасен командир «Виперы».

– Портфель… – Бретмюллер потер лоб тыльной стороной забинтованного кулака. – Да, портфель свиной кожи. Он был в моей каюте. Для верности я запер его в сейф. Он и сейчас где-то там, в лодке…

Возникла пауза. Канарис напряженно думал. Вот он пальцами коснулся колена Бретмюллера:

– Какие глубины в гроте во время полной воды? Вам удалось сделать промер?

– Там очень глубоко.

– Сколько же?

– Футов двести пятьдесят – триста… Простите, очень кружится голова. И боль начинается – все та же дикая, нечеловеческая боль.

Позвольте мне заснуть.

– Разговор надо продолжать, – жестко сказал Абст. – Господин адмирал, пожалуйста…

– Да, да, – проговорил Канарис, дружески улыбнувшись Бретмюллеру.

– Еще несколько вопросов, и мы оставим вас в покое. Тогда вы сможете хорошо отдохнуть. Ну-ка, напрягите память и прикиньте ширину туннеля. Может ли войти в него подводная лодка?

– Вы же знаете, что сталось с моей! – с горечью вскричал Бретмюллер. – Неужели пошлете туда другую? Проникнуть на лодке в грот невозможно. Разве что водолаз сядет верхом на ее штевень и будет командовать рулевым… Нет, нет, это невероятно!

– Какова длина туннеля?

– Полкабельтова или немного больше… – Бретмюллера вдруг охватила злоба. – Да что вы все о туннеле и гроте?! А корабль? А люди? Что с ними, где лежат их кости, это вас не интересует?

Наступила тягостная пауза.

– Полно, Бретмюллер, – мягко сказал Абст. – Мы понимаем ваше состояние. Сочувствуем… Старайтесь не волноваться, вам это вредно.

Канарис сидел, не сводя глаз с больного, что-то напряженно обдумывая. Губы его шевелились, пальцы рук двигались, будто он разговаривал сам с собой. Вот он наклонился вперед, выставил ладони:

– До вас никто не побывал в гроте? Вы не обнаружили там чьих-либо следов?

– Не торопитесь с ответом, – вставил Абст, – припомните получше, не ошибитесь.

Бретмюллер покачал головой.

– Решительно никаких следов пребывания в гроте людей? – переспросил Канарис.

– Нет.

– Вы сказали, у вас был дыхательный аппарат… Один?

– Аппаратов было много, на всю команду. Но я не мог разрешить воспользоваться ими. Я имел строгий приказ: на базе ни при каких обстоятельствах не должны знать, что возле нее побывала германская лодка. Если бы люди выплыли в респираторах… Короче, я выполнил приказ!

– Так вы сами уничтожили лодку и весь экипаж?!

– Сам! – Бретмюллер повалился в кровать, уткнулся лицом в подушку, заколотил по голове обезображенными руками. – Я сам взорвал корабль, утопил людей. Зачем? Во имя чего? О, будьте вы прокляты!

Канарис нагнулся к Бретмюллеру, взял его за плечи, потряс.

Внезапно больной затих.

– Осторожно! – воскликнул Абст.

Но было поздно.

Бретмюллер рывком приподнялся в кровати. Руки его обвились вокруг шеи Канариса, и тот увидел возле себя физиономию сумасшедшего с оскаленными зубами.

Канарис вскрикнул и лишился сознания.

Смакуя, Канарис сделал несколько глотков и откинулся в кресле.

– Славный кофе! – сказал он. – Такой я пробовал, помнится, в Марокко.

Абст тихо рассмеялся:

– Этот рецепт оттуда и вывезен!

И он долго рассказывал, как перехитрил в Танжере владельца портовой кофейни, ревниво оберегавшего свой секрет приготовления лучшего в городе кофе. Приключение было веселое, Абст действовал остроумно, и сейчас собеседникам было над чем посмеяться.

Они вновь находились в кабинете хозяина острова, куда Абст доставил своего шефа после происшествия при допросе Бретмюллера. Канарис перенес немалое потрясение, и Абст старался развлечь его, успокоить.

Конечно, в критический момент Абст защитил начальника. Но это стоило жизни командиру «Виперы», которому он разбил голову рукояткой пистолета, – нападение было неожиданное, опасность для шефа велика, и Абст действовал автоматически. Теперь он досадовал: потерял выдержку, заспешил. В итоге мозг умалишенного обезображен, и планы относительно его исследования, интереснейшие планы, на которые возлагалось столько надежд, пошли прахом!

Абст встал и направился в смежную комнату. Когда он вернулся, на плече у него сидел большой серый какаду.

При виде птицы Канарис улыбнулся. В его доме, расположенном в Зюденде, что в полутора десятках километров от Берлина, всегда жила дюжина попугаев и собак, к которым глава абвера питал нежную привязанность. Когда Абст уединился на острове для секретной работы, один какаду был презентован ему со строгим наказом беречь подарок.

– Смотри-ка! – Канарис осторожно погладил попугая. – Живет и не тужит. Здравствуй, малыш!

Попугай сонно глядел на адмирала и молчал.

– Унеси его, – распорядился Канарис, – посади в клетку и накрой колпаком. Пусть выспится.

Абст повиновался. Вернувшись, он кочергой растащил поленья в камине. Огонь вспыхнул ярче. По стене заметались большие черные тени.

– Спальня уже приготовлена, и если адмирал пожелает… – докончить фразу Абст не успел.

– Ого, – перебил его Канарис, – я вижу, меня записали в немощные старики! Так вот, я разочарую тебя: постель подождет, пока мы не выполним еще одну работу. Я буду смотреть пловцов!

– Сейчас? Ночью?

– А почему бы и нет! Насколько я понимаю, ночью главным образом им и предстоит действовать.

– Действовать? – воскликнул Абст, все больше удивляясь. – Вы желаете видеть их в деле?

– Именно так. – Канарис взял его за плечо. – Сейчас ты покажешь, чего они стоят. Пусть потрудятся, а мы понаблюдаем.

– Это решение вы приняли после того, как посетили Бретмюллера? Я не ошибаюсь?

– Да. Не могу забыть показаний покойного командира «Виперы». Подумать только, скала с огромным естественным тайником! И это близ военно-морской базы, против которой нам обязательно придется работать!

Луна стояла в зените, но тучи скрывали ее, и только едва приметное пятнышко светлело в центре черного небосвода. Темной была и вода. Ее невидимые струи чуть слышно обтекали борта катера, несколько минут назад отвалившего от острова.

Выставив голову из-под ветрозащитного козырька, Абст напряженно вглядывался в окружающий мрак, ведя судно по широкой плавной дуге. На кормовом сиденье расположился Канарис.

Катер шел без огней. Мотор рокотал на средних оборотах. За транцем[18] приглушенно булькали выхлопные газы.

На озере было холодно. И озноб, который Канарис глушил в кабинете Абста горячим кофе, вновь заявил о себе. А когда адмирал думал о том, что в эти минуты где-то на острове входят в воду пловцы, ему становилось еще холоднее, и он плотнее кутался в кожаное на меху пальто, заботливо предложенное хозяином.