В крошечном трейлере темно. Я нюхаю воздух, уверенная, что смогу поймать слабый запах распада.

Я не удивлена. Виктор свинья.

Тогда я замечаю что газетам, разбросанных рядом с дверью, три дня. Что, если он уехал?

Но куда бы он мог поехать? Я соплю вокруг окна снова, интересно, а вдруг запах является признаком того, что он мертв. Может быть, у него случился сердечный приступ, и, так как он не имеет друзей, никто не думал поискать его.

Я барабаню в окна, что совершенно бесполезно. Я смотрю вокруг, ища, чем бы его сломать, вытащив кирпич от края мостовой. Я поднимаю его над головой, готова к атаке.

— Ищете Виктора?— спрашивает меня голос за спиной.

Я опускаю кирпич и разворачиваюсь.

Говорящий это пожилая дама с кошкой на поводке.

Она идет осторожно вперед и наклоняется, кропотливо забирая газеты.

— Виктор ушел,— она сообщает мне.

— Я сказала ему, что я позабочусь о газетах. Много жуликов тут ходит— .

Я тайком кидаю кирпич. — Когда он вернется?—

Она прищуривается. — В пятницу? Его мать умерла, бедняжка. Он поехал на Средний Запад, чтобы похоронить ее — .

— В пятницу?— Я делаю шаг и почти спотыкаюсь о кирпич. Я хватаю лозу плюща, ища опоры.

— Это то, что он сказал. В пятницу. — Старуха качает головой.

Реальность ситуации поражает меня как грузовик цемента. — Это слишком поздно!— Я плачу, отпуская лозы и садясь на землю в отчаянии.

— Воробушек?— Саманта спрашивает, входя в гостиную.

— Что ты делаешь?

— А?

— Ты сидишь там больше часа с открытым ртом. Это не очень привлекательно, — ругает она.

Когда я не отвечаю, она становиться надо мной и стучит по голове.

— Алло? Есть кто дома?

Я отвожу взгляд от пустого места на стене и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее.

Она качает связкой газетных страниц возле моего лица.

— Я думала, мы могли бы повеселиться. Работа над моим обручальным объявлением для Нью-Йорк Таймс. Ты писатель. Это должно быть несложно для тебя.

— Я не писатель. Больше не писатель, — тупо отвечаю я.

— Не смеши. У тебя было одно маленькое поражение.

Она садиться рядом со мной с кучей бумаг на коленях.

— Я собирала эти с мая. Объявления о свадьбах и помолвках в Нью-Йорк Таймс. Также известны как спортивные женские страницы.

— Кому это важно?— Я поднимаю голову.

— Каждому, кто что-то значит в Нью-Йорке, Воробушек, — она объясняет, как будто ребенку — И это особенно важно, потому что Таймс не возьмет просто какое-то старое объявление. Муж должен быть из Лиги Плюща. И обе стороны должны быть детьми правильного рода семей. Старые деньги хорошо, но новые деньги будут работать. Или знаменитость. Если, например, у невесты знаменитый отец, например, актер, скульптор или композитор, она обязательно попадет в газету.

— Почему ты не можешь просто выйти замуж? — Я тру свои щеки. Моя кожа холодная, как будто кровь прекратила циркулировать.

— Ну и в чем же тогда забава? — Спрашивает Саманта. — Зачем женятся в Нью-Йорке, если вы собираетесь быть никем? Тогда лучше остаться дома. Свадьба в Нью-Йорке — это принятие вас на достойное место в обществе. Вот почему мы женимся в Century Club. Если вы делаете свадьбу там, это заявление.

— Которое значит?

Она гладит мою ногу.

— Что вы приняты, Воробушек.

— Но что если нет? Не приняты.

— Ради Бога, Воробушек. Ты так себя ведешь, как будто ты принята. Что с тобой не так? Ты что забыла все, чему я тебя учила?— И прежде, чем я могу возразить, она идет к пишущей машинке, вставляет в нее бумажку, и указывает на стул. — Ты пишешь. Я диктую.

Мои плечи опускаются, но я следую ее приказу и размещаю свои руки на клавиши, больше по привычке, чем из сознательного действия.

Саманта перебирает страницы из ее кучи и сканирует объявления.

— Вот хорошая. «Мисс Барбара Халперс из Ньюпорта, Род-Айленд, известна своим друзьям как Лошадка».

Если она шутит, она полностью меня сбила с толку.

— Я думала, что ты с Вихокена (штат Нью-Джерси).

— Кто хочет быть оттуда? Напиши «Шорт-Хиллс» Шорт-Хиллс является приемлемым местом.

— А что если кто-то проверит.

— Они не будут этим заниматься. Мы можем продолжать? Мисс Саманта Джонс.

— Как на счет миссис?

— Ладно. Миссис Саманта Джонс из Шорт-Хиллс, Нью-Джерси, которая посещала. . . — Она делает паузу. — Какой колледж находится рядом с Шорт-Хиллс?

— Я не знаю.

— Тогда напиши Принстон. Это достаточно близко, Принстон.— она продолжает, довольная своим выбором

— И я окончила со степенью в области. . . Английская литература .

— Никто не поверит в это. — Я протестую, начиная оживать. — Я никогда не видела тебя читающую что-то, кроме книг — помоги себе сам.

— Ладно. Пропустим часть о моей степени. Это все равно не имеет значения, — она говорит взмахивая волосами. — Хитрость в том, кто мои родители. Мы скажем, что моя мать была домохозяйкой— это нейтральный вариант, а мой отец был международный бизнесмен. Таким образом, я могу объяснить, почему его некогда не было рядом.

Я убираю свои руки с клавиатуры и ложу их на колени.

— Я не могу написать это.

— Почему нет?

— Я не могу врать Нью-Йорк Таймс.

— Ты не та, которая врешь. Я вру.

— Зачем тебе врать?

— Кэрри, — говорит она разочаровано. — Все врут.

— Они нет.

— Ты лжешь. Разве ты не лжешь Бернарду о своем возрасте?

— Это другое. Я не собираюсь замуж за Бернарда .

Она дает мне холодную улыбку, как будто она не может поверить, что я дала ей вызов.

— Прекрасно. Я напишу это сама.

— Будь моим гостем.

Я встаю, а она садится перед пишущей машинкой. Она печатает в течение нескольких минут, пока я смотрю. Наконец, я не могу больше.

— Почему ты не можешь сказать правду?

— Потому что, правда, в том, что я не достаточно хороша.

— Это все равно, что сказать, что ты не достаточно хороша.

Она прекращает печатать. Она садиться, сложа руки.

— Я достаточно хороша. У меня никогда не возникало сомнений в моей голове.

— Почему бы тогда тебе не быть самой собой, а?

— Почему бы тебе?— Она вскакивает. — Ты беспокоишься обо мне? Посмотри на себя. Хныкать в квартире, потому что ты потеряла половину своей пьесы . Если ты такой великий писатель, почему бы не написать еще одну?

— Это не работает таким образом, — Я кричу, мое горло першит. — Мне потребовался целый месяц, чтобы написать эту пьесу. Ты не просто сидишь и пишешь целую пьесу в течение трех дней. Ты должна думать об этом. Ты должна…

— Прекрасно. Если хочешь сдаться, это твоя проблема.

Она начинает идти к себе в комнату, делает паузу, разворачивается ко мне.

— Но если ты хочешь действовать как неудачник, не смей критиковать меня, — кричит она, с грохотом закрывая за собой дверь.

Я ложу свою голову на руки. Она права. Я устала от себя и своей неудачи. Я могла бы также упаковать свои чемоданы и ехать домой.

Как Лил. И миллионы других молодых людей, которые приехали в Нью-Йорк, чтобы сделать что-то и у проиграли.

И вдруг, я в ярости. Я бегу в комнату Саманты и стучу в дверь.

— Что?— Она кричит, как только я ее открываю.

— Почему бы тебе не начать все сначала? — Я кричу, без всякой разумной причины .

— А почему бы тебе не сделать тоже самое?

— Я сделаю.

— Отлично.

Я хлопаю дверью.

Как будто в трансе, я иду к своей машинке и сажусь. Я высовываю фальшивое заявление Саманты, мну его в шар и бросаю через всю комнату. Я вставляю новый лист бумаги. Смотрю на свои часы. У меня есть семьдесят четыре часа и двадцать три минуты до моего чтения в четверг. И я собираюсь это сделать. Я собираюсь написать еще одну пьесу, даже если это убьет меня.

Лента моей пишущей машинки ломается в четверг утром. Я смотрю вокруг на пустые фантики от конфет, высушенные чайные пакетики и жирные корки пиццы.