– Так… в общем… «История роста»…

– Я в курсе, что книга продается бешеными темпами. Разве они не допечатали два дополнительных тиража?

– Они печатают уже третий. Пол побежден.

– Почему?

– Потому что он понимает, что они явно издадут больше чем двести тысяч копий и он должен будет отдать нам те призовые деньги, о которых мы договаривались. Ему проще отрезать себе яйца и вручить их нам, чем отдать еще два процента прибыли. Кстати, вполне возможно, он именно так и сделает, потому что он знает, что я его обставила и добилась самых выгодных для нас условий. Так что его яйца уже у меня в кармане.

– Неплохо.

– И для тебя тоже хорошо. Когда мы дойдем до отметки двести тысяч копий, у тебя в кармане окажутся еще тридцать тысяч фунтов.

– Ну, тогда начинаю выворачивать карманы прямо сейчас.

– Нет, сейчас стоит исполнить маленький победный танец. Боже всемогущий, эта сделка принесла нам в двадцать раз больше, чем мы когда-либо зарабатывали!

– Нет-нет, я очень доволен… но в жизни есть кое-что еще, кроме денег.

– Ну, тут ты начинаешь…

– Эми…

– Что?

– …Ничего.

Она медленно кивнула:

– Да, вокруг много что происходит.

Она, казалось, адресовала эти слова скорее себе, чем мне.

Мы молча стряхнули пепел с сигарет.

– Хорошо! – сказала Эми, усилием воли заставив себя просиять. – Ты сиди тут, Том, и кури сигареты как истинный некурящий, а я пока напьюсь по-серьезному.

– Хорошо.

– Следи за мной. После третьей бутылки я могу изъявить желание с кем-нибудь подраться, но если не изъявлю, то напомни мне об этом.

– Договорились.

Я держал связь с Джорджи через мобильник. И хочу признаться, что атмосфера была накалена до предела. Я настроил телефон так, что он вибрировал при новом сообщении, так что каждое послание от Джорджи сопровождалось секретным щекотанием у талии. Если кто-то желает знать, что за потоки срабатывают в такой ситуации, пусть лучше выйдет на улицу и глянет на облака. Сообщения шли по необходимости: Джорджи была чрезвычайно занята работой над книгой, и у нее не было ни секунды личной в течение дня. Но все оказалось очень эротично. Я никогда не думал, что обмен несколькими неуклюжими словами на расстоянии в тысячи миль может так учащать мое дыхание и пронизывать дрожью все тело (особенно промежность). Но так и вышло. Кстати, несколько раз мы умудрились перекинуться по телефону, и разговоры эти скорее снижали напряжение, нежели нагнетали его. Я надеюсь, что при встрече мы не разбежимся по разным концам комнаты, посылая друг другу сообщения: «Сильнее» и «О да!».

Темная сторона нашей переписки была в том, что мне приходилось прятать ее от Сары. Это было ужасно. Я ощущаю, что мне пришло сообщение, и уношусь куда-нибудь, чтобы его прочесть. Трепещешь до дрожи, но, как я уже сказал, просто жуть. Мучительно неприятно обманывать Сару из-за этого потока волнующего тайного общения. Мне приходилось так часто сбегать в туалет, чтобы прочитывать и отвечать на сообщения, что Сара решила, что у меня развивается простатит.

Особенно сложно было скрываться, потому что Сара следила за мной. Сначала я убеждал себя, что это всего лишь мой бзик, который сопровождает измену: что она на самом деле ведет себя так же, просто я накручиваю себя и везде вижу отражение своей вины. В итоге я остановился на том, что она и раньше пристально рассматривала меня, еще задолго до того, как я начал общаться с Джорджи, когда я был еще младенчески невинен. Но Сара явно вела себя иначе. Во-первых, она стала молчаливее и всегда смотрела в упор и сосредоточенно, когда я обращался к ней, словно она управляла визуальным детектором лжи. Последняя крохотная надежда на то, что я бредил, лопнула, когда я однажды спросил ее: «Что не так?» Скажем прямо, у меня не было привычки раньше задавать Саре подобные вопросы. Однако я делал это порой, пока мы жили вместе. Обычно после выпитого пива я входил в такой раж, что мог легко приютиться около нее и прошептать «Что не так?», словно предчувствуя, что ее ответ будет примерно таким: «Ну… я так хотела, чтобы ты сделал со мной кое-что удивительно непристойное, но это столь грязно, что я стесняюсь признать, что просто не могу без этого». Но до последнего времени подобные предчувствия меня обманывали. Наоборот, Сара всегда умудрялась находить нечто другое, несексуальное, что ее беспокоило, обсуждение этого занимало три-четыре часа, и это после моего краткого вопроса. Но сейчас, когда я подсел к ней на диван и спросил: «Что не так?», надеясь, что могу вернуть все на круги своя разговором вроде: «Что не так?» – «Мне кажется, ты спишь с Джорджиной Най». – «Нет». – «А, понятно, ну, тогда все хорошо». Но в ответ я услышал: «Ничего», что было явным сигналом, что «есть чего».

Я попытался не разбухать. Старался делать вид, что мне по барабану то, что за последнюю неделю или около того все, что касалось Джорджи, было весело, будоражаще и сексуально, в то время как нахождение рядом с Сарой становилось все более надоедливым и полным стресса, мне постоянно приходилось быть начеку. Понимаете, я любил как Джорджи, так и Сару, и я не хотел играть в предпочтения: хотя иногда Сара и осложняла мне жизнь, я очень гордился тем, что отношусь к ней ровно и не сужу ее.

Будет верным, если я скажу, что напряжение в доме усиливалось с приближением вечеринки. Ничего особенного не происходило, ничего особенного не говорилось, но в воздухе определенно нагнеталось электрическое напряжение.

Мы почти не перемолвились друг с другом, когда наступил тот вечер. Сара, в течение полутора минут обычно собиравшаяся на выход, провела почти два часа, примеряя наряды и укладывая волосы. Я уверил себя в том, что этот вечер завершит мучения: Сара познакомится с Джорджи, и ее сомнения растают под очаровательной улыбкой кинозвезды. Она увидит, что наши отношения – всего лишь невинные, исключительно профессиональные. А потом, я надеюсь, Джорджи и я сможем смыться куда-нибудь вместе и быстренько потрахаться на славу. Я старался убедить себя в том, что вечеринка – замечательное мероприятие, но все равно мне хотелось, чтобы закончилась она побыстрее.

Празднование проводилось в номере городской гостиницы и начиналось поздно вечером. Чтобы привлечь журналистов, нужно устраивать вечеринку после того, как по сути везде уже закончили продавать алкоголь, всегда беспроигрышная стратегия. Сара настояла на том, что мы поедем на такси, а не на ее машине. Что означало, что она собирается напиться. Я бы мог повести машину, конечно, но если Сара собирается принять от души, я бы тоже хотел иметь такую возможность. Когда прибыло такси, все стало немного живее. Я позвал Сару: «Такси уже тут», и она ответила: «Хорошо». Однако, к несчастью, мы не смогли продлить этот разговор. Мы забрались на заднее сиденье, зажглась красная лампочка «двери заперты», а Сара и я погрузились в тишину, когда каждый делает вид, что сосредоточен на себе: такое переживаешь обычно, стоя в лифте с незнакомцем.

Центр Эдинбурга ночью распадается на сегменты. Визуально он разделяется, словно суммарное целое города днем – ночью становится глубоким чернильным морем, неравно усыпанным отчетливыми силуэтами. Основные достопримечательности: Национальная Галерея, Банк Шотландии и высящийся над остальными постройками Замок – освещены мощными прожекторами, словно они проталкиваются вперед, дырявя ночную темень. Сара и я сидели вместе в такси, тихо глядя на разбитый вдребезги город из противоположных окон.

– Привет, Том, – вздохнул Хью, – привет, Сара, ты хорошо выглядишь.

– Спасибо.

– Мэри тут где-то поблизости… – он оглядел комнату, но не смог отыскать ее. – Ну, я уверен, что вы столкнетесь с ней вскоре. Она где-то неплохо проводит время, я уверен… Для нее это настоящее развлечение, конечно, но я вам клянусь, чем больше хожу на такие мероприятия, тем больше их ненавижу. Тут нет искусства, нет творчества, мы приходим на сборище – и все уже закончилось. Все, что они собой представляют, – это стая журналистов, слетающихся на мертвое мясо и выглядывающих, чем тут можно поживиться, – словно черви, поедающие наши трупы… там есть столики с закусками-канапе, кстати, если вы желаете чего-нибудь.