Сидя на Безотрадном, с сияющим цикламором на лазоревом щите, Анн ничего этого, разумеется, не знал. Как и Изидор, как и каждый вокруг, он был уверен: понедельник Успения Богородицы станет днем победы.
Анн пребывал в странном расположении духа. Он не ошибался, считая, что остального мира вдали от Теодоры более не существует. Все, что он видел, казалось ему нереальным. У Анна создавалось впечатление, что он – не участник грядущей битвы, воин одной из армий, а сторонний наблюдатель. Он чувствовал себя недоступным ни для чего, совершенно неуязвимым…
После той грозы вернулась теплая и сухая погода. Солнце палило особенно жарко, и неподвижное ожидание в доспехах становилось почти нестерпимым. И оно продолжалось до бесконечности.
Напротив них, в первом ряду английского построения, за линией вбитых в землю заостренных кольев Анн и Изидор увидели белое знамя той же формы, что и у Девственницы. На нем была изображена девица за прялкой и надпись: «Пусть только придет красотка».
Смысл иронии был ясен: Жанна будет побеждена и посажена за прялку, как прочие женщины. Но не похоже было, чтобы это соответствовало состоянию духа англичан. Наоборот, они наверняка боялись, что она вот-вот прикажет атаковать. Однако она этого не делала – и каждый недоумевал почему…
Так, в жаре и в пыли, прошел весь день 15 августа. Утром следующего дня, 16-го, после полудня англичане собрали вещички, и ушли к Парижу. Бедфорд мог быть вполне доволен. Он осмелился бросить вызов Деве, предложил ей битву, а она отказалась. Он заработал непререкаемый престиж, а у английских войск изрядно поднялось настроение.
Французская армия вернулась в Компьень, но Анн не последовал за ней. Он вернулся в лес и направился к Мортфонтену. На этот раз он остался в доспехах и ехал на Безотрадном, поскольку чувствовал, что отсрочка не будет долгой. Он должен быть готов в любой момент.
Ему не понадобилось и часа, чтобы вновь оказаться в тех местах – столь близких и, однако, столь невероятно отдаленных. Однако его поиски были напрасны: он не только не увидел Теодору, но и хижину не нашел. Пейзажи сделались неузнаваемы: Анну казалось, что все вокруг изменилось.
Однако вечером у него появилась надежда. Ну конечно, днем он и не мог ее отыскать: ведь она появляется только ночью. Он продолжил свои поиски до утра – все напрасно. Теодора де Куссон и впрямь отправилась к волкам. Наверняка она проведет с ними осень, зиму и весну. И появится следующим летом…
Анн опечалился, но попытался превозмочь свою грусть. Ему пора привыкать к этим исчезновениям. Если уж выпало на долю стать супругом призрака, то не придется жить обычной жизнью, как прочие люди.
Куда же ему направиться пока? В Компьень? Несмотря на узы, связавшие их с Изидором, Анн нуждался в одиночестве. Поэтому некоторое время он просто блуждал по лесу, прежде чем вспомнил о единственном месте в Валуа, где хотел бы очутиться. Флёрен. Анн прибыл туда в тот же день.
Мартен Белло удивился, увидев герб с цикламором на лазурном поле: ведь незнакомый рыцарь сам объявил, что из рода Вивре. Анн в ответ поведал ему все – открыл перед этим человеком всю свою жизнь, не опуская ничего. Рассказал даже про Теодору.
Управитель замка Флёрен, сначала удивленный таким потоком признаний, проникся к юноше симпатией и рассказал остальное из того, что знал о Розе де Флёрен и о рыцаре, спасшем ее от Жакерии.
Тот появился, когда в замке служил еще его дед, Тома Белло. Сына, который родился у Розы, назвали Франсуа. Рыцарь вернулся много времени спустя, уже во времена его отца, Перрена Белло, когда Роза уже была больна проказой. Это не помешало возлюбленному прожить с хозяйкой замка несколько недель в донжоне. А потом, однажды утром, Роза удалилась в лепрозорий. Она завещала епископу Бове все свое добро, кроме одной бесценной драгоценности: броши в виде розы.
В последующие дни Анн предавался долгим размышлениям на стенах замка, оборотясь к лесу, или в часовне, глядя на витраж… Брошь в виде розы, самая прекрасная драгоценность Франсуа де Вивре… Какую же страсть питал его прадед к этой даме, чтобы через столько лет все еще носить ее дар на сердце? А этот сын, погибший на войне, тоже названный Франсуа… каким он был? Похожим на своего настоящего отца, а значит, и на него самого?
Теодора, Роза, Анн, Франсуа: сколько тайных, пламенных страстей хранит меланхоличная земля Валуа!
Размышляя и мечтая в замке Флёрен, Анн не чувствовал себя одиноким. Он был окружен тенями любви.
***
Изидор Ланфан вернулся в Компьень 16 августа и обвенчался с Сабиной на следующий день. Произошло это в самой усадьбе, в часовне. Там же некогда отпевали отца Сабины, там же его и погребли под клиросом. С тех пор часовня была закрыта, поскольку Сабина поклялась, что откроет ее только для собственного венчания.
Утром 17-го, помолившись одна в своей спальне, она достала ключ от часовни из ларца с тяжелой оковкой, в котором хранились все ее драгоценности. Изидор ждал ее в зале, и она вручила ключ ему.
Присутствовали только священник да слуги. Новобрачные хотели, чтобы все прошло как можно скромнее. Если бы они устроили пышную церемонию, мог бы явиться Кудре со своими прихлебателями, чтобы все испортить – просто из ревности или злой зависти. Поэтому они решили, что после мессы и благословения за трапезой соберутся только участники события. Скромное пиршество состоится здесь же, где проходил тот первый праздник – и где начался их роман…
Все было просто, без единой фальшивой ноты, превосходно. Вечером молодожены отправились в опочивальню – ту, что занимал Изидор. Именно там Сабина отважилась признаться в своей любви.
Сабина показала супругу на картину, которую он увидел, когда пришел в себя после обморока. Там были изображены причудливые звери в дивном саду. Молодая женщина попросила перевернуть ее. Изидор удивился:
– Как это – перевернуть?
– Сама не знаю. Эта картина привезена из сарацинских стран. Мой отец купил ее у одного купца, который там побывал. На ней изображен рай земной, но обратная сторона, похоже, еще прекраснее. Я никогда ее не видела: у отца она всегда висела так. Он мне сказал, чтобы я перевернула ее в мою первую брачную ночь – и тогда я увижу чудеса…
Изидор перевернул картину и негромко вскрикнул от удивления. Обратная сторона картины оказалась восхитительным зеркалом, сработанным на сарацинский лад, – зеркалом, в котором отражались они оба. Новобрачные обменялись улыбками, и для обоих это стало истинным началом земного рая.
***
Тем временем Компьень сделался ареной важных политических событий.
Целый месяц король вел переговоры с герцогом Бургундским, Филиппом Добрым, надеясь оторвать его от союза с англичанами. Герцог, на которого победы Жанны д'Арк произвели живейшее впечатление, усмотрел в этих хлопотах доказательство того, что положение Карла VII отнюдь не столь надежно, как об этом думали, и выслушал его предложения.
В то же время он внимательно прислушался и к обещаниям, которые ему не замедлили дать англичане. Если герцог Бургундский останется их союзником, то он будет сделан наместником французского королевства, а провинции Шампань и Бри отойдут к Бургундии. Поскольку Карл VII не мог предложить столько же, Филипп Добрый дал свое согласие англичанам, а те посоветовали герцогу притвориться, будто он готов поладить с их противником – и тем самым надежнее обмануть его.
Поэтому, вернувшись со встречи в Даммартене, Филипп Добрый заключил соглашение с Карлом VII. Королю Франции запрещались любые боевые действия к северу от Сены; герцогу Бургундскому разрешалось отправить войска к Бедфорду для защиты Парижа; и еще англичанам отдавался Санлис и Компьень. В обмен король получал… обещание будущего союза и перемирие аж до самого Рождества.
Подписав документ, Карл VII вдруг проявил крайнюю озабоченность. Он же посулил Девственнице, что она возьмет Париж! Что она скажет, что сделает? Король был одинаково слаб со всеми. Хоть он охотно слушал Ла Тремуйля и его приспешников, но побаивался и Жанны-Девы.