Анн не знал, куда движется. Это не имело значения. Он шествовал по пути чар и призраков, и только этот путь был верным…

Как он мог воображать, будто Теодора явится ему на городских улицах или в войсковом лагере? Тому, кто женат на тени, приходится избирать обходные пути и уходить подальше от мира людей.

Мало-помалу Анн углублялся в магическую вселенную. Двигаясь ночью и отсыпаясь днем, он все меньше и меньше отличал сон от яви. Думая только о Теодоре, он потерял способность мысленно воспроизводить ее облик. Это не огорчило его. Ведь скоро она сама будет здесь – не во плоти, конечно, потому что не принадлежит миру сему, но доступная чувствам.

В одну из ночей полнолуния, когда Анн выкрикивал имя Теодоры на какой-то опушке, его удивило появление молоденькой крестьяночки с корзиной, собиравшей травы при луне. Та спросила, чего он так кричит. Он ответил, что ищет свою жену, с которой разлучился. Девушка улыбнулась.

– Так вам надо не сюда, а в Мортфонтен.

– Мортфонтен?

– Это немного южнее, за Флёреном. Дождитесь праздника Святой Любви.

Девушка рассказала Анну о местном обычае. В Мортфонтене иоанновы огни зажигали 9 августа, в День Святой Любви. Так у всех влюбленных, не сумевших встретиться в Иоаннову ночь 24 июня, появлялся новый шанс…

На следующее утро, когда Анн спал под деревом, его застигла долгожданная гроза. Она была ужасна. Хлынул чудовищный ливень, и Анну показалось, что настал его последний час. Он наверняка утонет в грязи, если только его не убьет молния. И тут он заметил вдалеке какой-то замок. Анн побежал в ту сторону, хоть и подумал, что видение вполне может оказаться миражом…

Столь же неистовая гроза разразилась и над Компьенем. Усадьба Лекюрель, несмотря на свои внушительные размеры, исчезла под потоками воды. Изидор с трудом пробирался вперед, напрасно ища ее взглядом. Он качался, время от времени хватаясь за раскалывающуюся от боли голову. Хватит ли у него сил дойти? Насколько серьезна рана? Хуже всего, если он свалится здесь, а войско уйдет и Девственница выиграет войну без него!

Несколько минут назад, когда он прогуливался по берегу Уазы, на него напали люди рыцаря де Кудре. Самого-то юнца с ними не было: слишком труслив, чтобы рисковать собственной шкурой. Но нападавшие были посланы от него – сами сказали. Изидор сбил с ног двоих, прежде чем они навалились на него всем скопом.

Собственно, нападение не стало чем-то неожиданным: натянутость в усадьбе установилась с первого же вечера и с тех пор только возрастала. Рыцари проявляли открытую неприязнь к Сабине и Изидору, и дело уже не раз чуть не доходило до стычки. Изидор не отступал от девушки ни на шаг, бдительно оберегая ее от возможных посягательств, но вел себя подчеркнуто скромно. Он был не из тех, кто извлекает выгоду из подобных обстоятельств, хотя ему было нелегко. И с каждым днем становилось все труднее…

По-прежнему спотыкаясь среди потопа, Изидор Ланфан стал думать о Сабине. Они не разлучались с утра до вечера. Он прекрасно видел, что девушке приятно его общество, но это наверняка из-за отвращения к остальным рыцарям. Сравнение с ними было явно в его пользу, что и могло породить иллюзию, будто Изидор пришелся красавице по нраву. Но пока что происходящее было для оруженосца тяжелым испытанием. Он избегал, насколько возможно, смотреть на нее, особенно когда она улыбалась, что было отнюдь не легко, поскольку улыбалась она постоянно – и чаще всего без причины.

Изидор вдруг заметил, что стоит на пороге ее дома. Силы покинули его. Он потерял сознание…

Он очнулся, с трудом приходя в себя. Сначала до его слуха донесся грохот грозы: стихия ярилась еще сильней. Потом Изидор осознал, что лежит и что Сабина Лекюрель перевязывает ему голову. Воспоминание о нападении вернулось вместе с пронзившей его болью.

– Это серьезно? Я смогу вернуться на войну?

Сабина медлила с ответом. Она смотрела на него внимательно и восхищенно.

– До чего же вы не похожи на них! У них на уме одни только удовольствия, а вы даже раненый думаете о долге.

Где-то совсем близко ударила молния. Загремело. Девушка даже не вздрогнула.

– Они говорят громко, хотя им нечего сказать, а вы молчаливы, но слышно только вас…

Он по-прежнему вопросительно смотрел на нее. Она улыбнулась.

– Успокойтесь, это несерьезно. Я вас вылечу. И к тому же война продолжится не завтра.

Изидор приподнялся на локтях и только теперь заметил, где находится. Он был в роскошном покое с изысканным убранством. На стене висела великолепная картина, изображавшая невиданных зверей в каком-то дивном саду. Рисунок был замысловатый, немного напоминавший сарацинские узоры. И он среди всего этого – на постели, весь мокрый и окровавленный… Изидор хотел встать, но не смог.

– Что вы делаете?

– Хочу пойти к себе. Негоже мне здесь оставаться.

– Это комната моего отца, лучшего и мудрейшего из людей. Здесь вы на своем месте.

Изидор Ланфан пришел в смятение.

– Вы смеетесь надо мной! Моя мать была нянькой при детях герцога Орлеанского во дворце Сент-Поль. А кто мой отец, я даже не знаю.

– Вы были воспитаны при дворе королей Франции и герцогов Орлеанских. Теперь я ничуть не удивляюсь вашему благородству.

– О каком благородстве вы говорите? Это рыцари, ваши гости благородны, но не я.

Ценой отчаянного усилия Изидору удалось встать. Он сделал шаг, но Сабина Лекюрель преградила ему путь.

– Вы слышали о встрече Девственницы и дофина в Шиноне?

– Кто этого не слышал? При чем тут она?

– Когда Девственница вошла в парадный зал Шпионского замка, там было полно народа. Не меньше трехсот рыцарей, один знатнее другого. Дофин был одет скромно и не имел на себе никаких знаков королевского достоинства. Однако Девственница направилась прямо к нему, без колебаний. Дофин попробовал испытать ее. Указал на какого-то богато одетого сеньора, стоявшего рядом. «Я не король, – сказал он ей. – Вот король». Но Жанна не послушала. Опустилась перед ним на колени и сказала…

Произнося эти слова, Сабина сама опустилась на колени. Потом подняла глаза на мокрого Изидора.

– Богом клянусь, это – вы, и никто другой…

Когда Анн добрался до замеченного из лесу замка, гроза уже стихала. Под последними каплями дождя он прошел по подъемному мосту и вступил на пустынный двор. Он решил, что обитатели замка, видимо, укрылись где-нибудь и скоро выйдут. Позвал, но никто не появился. Анна это не слишком удивило: сон наверняка продолжался.

Оказавшись перед часовней, он толкнул дверь. Ему требовалось собраться с мыслями, а также попросить у Господа помощи в своих поисках. Конечно, в церкви тоже никого не оказалось. Анн дошел до хоров и там вдруг подумал, что его сон (если это сон) и вправду принимает странный оборот…

Все витражи – впрочем, довольно красивые – изображали обычные религиозные сцены. Все, кроме одного, расположенного прямо за алтарем. Он был из белого стекла, а посредине его красовался красно-черный щит, разделенный по диагонали, «раскроенный на пасти и песок»!

На какой-то миг Анн решил было, что это герб владельцев замка, но потом вспомнил, что такое невозможно, по крайней мере, на землях французского королевства. Так что перед ним, несомненно, был герб Вивре. Что бы это значило?

Сзади послышались чьи-то шаги. Анн быстро обернулся. Подошедшему было лет сорок. Явно кто-то из челяди. Анн успокоился: теперь-то он узнает, в чем тут дело! Вместе они вышли из часовни.

Человек представился:

– Я Мартен Белло, управляющий замком Флёрен. Сам замок принадлежит епископу Кошону. В гарнизоне были одни англичане, они ушли, когда узнали о коронации государя. С тех пор я тут один с несколькими слугами. Вы французский рыцарь?

– Да. Меня зовут Анн…

Он собирался сказать «де Невиль», но передумал.