Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Оденьтесь, сударыня, мы уходим отсюда.

– Но что… что все это значит?

– Оденьтесь, у вас неприличный вид!

Надеть платье и затянуть пояс было делом недолгим. Они вывели Безотрадного из конюшни. Анн как раз помогал Альеноре сесть в седло, когда явился настоятель.

– Что случилось? Куда вы в такое время, на ночь глядя?

Анн встал перед ним.

– Мы уходим.

– Но к чему такая поспешность?

Анн сказал, не повышая голоса:

– О anachorиtes tetneken…

Услышав эти слова, настоятель вытаращил глаза и побелел, как полотно.

Анн открыл тяжелые ворота, и бездомные странники опять оказались на дороге, под дождем, в темноте, – но живые. Анн не стал дожидаться, пока спутница задаст ему ожидаемый вопрос.

– Я сказал ему «Отшельник мертв» по-гречески. На этом языке они и беседовали в трапезной, полагая, что убогий паломник не сможет понять их. Но вот незадача, встречаются изредка убогие паломники, знающие греческий.

Голос Альеноры выразил безмерное восхищение:

– И о чем они говорили?

– Отшельник сказал, что ваш духовник решил прибегнуть к хитрости, потому что я слишком хорошо владею оружием. А настоятель, который, насколько я понял, тоже принадлежит к вашей организации, предложил убрать нас в бане, одного за другим.

Они помолчали. Альенора вздохнула:

– Как мне доказать вам свою признательность?

– Умолкнув, сударыня, умолкнув…

На сей раз молчание между ними воцарилось окончательно. Они прошагали всю ночь и утром тоже не остановились.

Шли дни… Из-за грозившей им опасности – поскольку и другие убийцы Берзениуса могли выследить их – Анн все же решил, чего бы ему это ни стоило, принять деньги Альеноры и сесть в Марселе на корабль. Ведь главное – добраться до Иерусалима, чтобы получить там Божье прощение, а проделать весь путь пешком у них практически не было шансов.

Как раз для того, чтобы ускользнуть от возможных преследователей, Анн, проходя через Минервуа, решил срезать путь. Хотя монахи из обители, приютившей их в предыдущую ночь, предупредили, что короткая дорога трудна и опасна, он не обратил на это внимания и, добравшись до перекрестка, решительно свернул на кратчайший путь.

Поступив так, Анн совершил важную ошибку: он забыл о своем головокружении.

В первые часы все шло относительно гладко. Избранная ими тропа то поднималась, то спускалась по крутым холмам, но была вполне сносной. А потом, когда время близилось к полудню и на смену дождю выглянуло палящее, ослепительное солнце, все разительно переменилось.

Они только что взобрались на невысокую вершину, и перед ними предстала обратная сторона холма. Анн застыл как вкопанный. Его лицо и руки покрылись липким потом. Впереди простирался совсем другой пейзаж! Никакой растительности, только темные, почти черные скалы. Еще какое-то время тропа спускалась по довольно пологому склону, но вскоре она превращалась в узкий уступ, одной стороной лепившийся к отвесной стене, а другой обрывавшийся в пропасть.

Если бы в этот миг Анн послушался голоса рассудка, ничего страшного бы не произошло. Было достаточно попросту повернуть назад и вернуться на прежнюю дорогу. Они бы, конечно, потеряли время, но это дело поправимое. Однако юноша опять поддался своей былой гордости. Ему не хотелось, особенно на глазах у Альеноры, обнаружить свою слабость. Поэтому Анн отважно зашагал вперед.

Добравшись до уступа, он стал продвигаться медленнее, держась лицом к стене; Альенора шла следом, ведя Безотрадного под уздцы. Таким образом, Анн проделал несколько сот метров, уставясь глазами в черную гладкую скалу и все больше замедляя шаг. На повороте, желая взглянуть, сколько еще осталось пройти, он обернулся. И это стало катастрофой!

Пустота зияла прямо под ногами, здесь и повсюду, а впереди проклятому уступу не было конца! Тропинка все вилась и вилась вдоль отвесной скалы, насколько хватало глаз. Анн замер. До него донесся встревоженный голос Альеноры.

– Вам нехорошо?

Скрывать долее было невозможно. Он ответил еле слышно:

– Голова кружится…

Анн знал, что погиб. Он вжался лицом в каменную стену, одинаково не способный ни двигаться вперед, ни отступить назад. Впрочем, в любом случае повернуть назад было уже невозможно: Безотрадный не смог бы развернуться на узкой тропинке. Так что жизнь Анна оборвется прямо здесь, среди черных скал, напоминающих преисподнюю. Уж лучше тогда покончить со всем сразу и броситься в эту манящую пустоту!..

Из-за спины Анна вновь донесся голос Альеноры:

– Я помогу вам.

– Вы? Что вы можете сделать?

Она не ответила. Он услышал треск рвущейся ткани: женщина оторвала лоскут от подола своего платья.

– Не двигайтесь. Я завяжу вам глаза. Затем пойду впереди и поведу вас за руку.

Анн не сопротивлялся. Он стоял ни жив, ни мертв, похолодевший, одеревеневший. Когда полоса шерстяной ткани закрыла ему глаза, он почувствовал себя немного лучше. В спасительной тьме Анн нащупал протянутую ему руку.

– А вам самой не страшно?

– Нет, от высоты у меня голова не кружится. Идемте.

Анн сделал шаг, потом другой… Дыхание его прерывалось, в висках стучало, по телу струился пот. Это было до крайности мучительно, на пределе возможного, но все же выполнимо. Альенора постоянно подбадривала его. Ее голос внушал доверие, и это его успокоило немного.

Но все же переход длился долго, бесконечно долго. Время от времени Альеноре приходилось отпускать своего мужа, потому что Безотрадный тоже не мог идти без посторонней помощи. Найдя место, где тропа немного расширялась, Альенора оставляла там Анна, велев ему вцепиться в скалу, и возвращалась за конем. Отсутствовала она обычно довольно долго, а потом, приведя Безотрадного, оставляла его ждать вместо Анна.

Когда они преодолели, наконец, опасный участок и Альенора сказала Анну, что он может снять повязку с глаз, солнце уже клонилось к закату. Анн рухнул на землю. Никогда в жизни он не был так измучен. Альенора показала ему на Безотрадного.

– Сядьте на коня.

Он отрицательно покачал головой и попытался встать, но снова упал: ноги его не держали. Так что он не только вынужден был согласиться и сесть в седло – он даже не смог проделать это без ее помощи… Чуть позже Альенора увидела, как ее муж повязывает себе на шею лоскут серого платья, который до этого сжимал в руке.

– Что вы делаете?

– Шейный платок, чтобы он всегда напоминал мне о моей глупости и гордыне. Я… благодарен вам, сударыня.

***

В Марсель они прибыли беспрепятственно. В порту как раз нашлось подходящее судно, отплывающее в Святую землю. Его название, «Надежда», красовалось на корме, выписанное красными буквами.

На причале за столом сидел человек с пером в руке. Анн подошел к нему. Тот был седоват, довольно дороден, с несколько тяжеловатыми чертами лица. На широкой физиономии выделялись толстые губы и маленькие проницательные глазки. Но ничего неприятного в его наружности не было, поскольку из-под грубоватого облика проглядывало изрядное добродушие. Человек этот жизнерадостно улыбнулся.

– Я Сезар Кабриес, марселец и капитан «Надежды». Милости прошу… Паломники в Иерусалим – желанные гости. И вам повезло: мы отчаливаем через час!

– Откуда вы знаете, что мы паломники в Иерусалим?

Сезар Кабриес расплылся в улыбке еще шире.

– Я уже двадцать лет хожу этим путем. Паломники в Иерусалим – это как попутный ветер: я их чую еще до того, как они появятся! С вас полсотни ливров: по двадцать за пассажира и десять за лошадь… Как мне вас записать?

– Бедный англичанин с супругой.

– Так ведь это не имя. Зовут же вас как-нибудь?

– Ну, будем считать, что так и зовут: мессир Англичанин с супругой.

Капитан записал без лишних вопросов, и Анн расплатился с ним из кошеля, который Альенора передала ему, когда они вошли в город.

Погрузка началась немедленно. Сезар Кабриес не солгал: «Надежда» была готова отчалить. Безотрадного ввели в трюм через грузовой люк в борту корабля, откидная крышка которого служила сходнями. Потом коня поместили в выгородку, своего рода стойло. Остальные матросы тем временем грузили провизию в ящиках и бочках.

33
{"b":"20527","o":1}