Жизнь Анна изменилась совершенно и внезапно. Об упражнениях с оружием и речи быть не могло, о верховой езде тоже – Безотрадный переломал бы себе ноги на обледеневшей земле. Да и остальные занятия пришлось прекратить. Как писать, если замерзают чернила? Что касается чтения, то хотя в библиотеке и пытались разжигать огонь, но зал был слишком большим, чтобы хорошо прогреться. Неразумно подвергать себя смертельной опасности ради продолжения учебы. Так что ее отложили до более благоприятной поры. Прекратились и встречи с Перриной. В пещере было слишком холодно, а на мельницу Анн не пошел бы ни за что на свете. Он по-прежнему желал хранить их отношения в тайне. Для Перрины тоже настали тяжелые времена. В одиночестве сидела она у окошка своей комнаты и грезила. Девушка часами смотрела на неподвижное колесо, обросшее ледяными иглами, на замерзшую реку, ставшую похожей на проезжий тракт. Вид этой почти нереальной красоты нагонял на нее тревогу. Она не любила зимние холода, потому что в такие месяцы вода умолкала. Перрина чувствовала себя одинокой, ведь случись что – совета ждать неоткуда…

Франсуа де Вивре одолевали тяжелые думы. Он знал, что из-за преклонного возраста холод для него крайне опасен, и практически не покидал свою комнату в донжоне. Там находился самый большой камин, в котором днем и ночью пылал адский огонь.

Во время этих мрачных раздумий Франсуа пришла в голову странная мысль. Видя из окна замерзшую воду во рвах, он пришел к заключению, что во время лютых морозов замок перестает быть неприступным. Осаждающие могли бы атаковать стены со всех сторон, пройдя по льду. Конечно, никакое войско не способно сражаться в такую погоду, но неприятное ощущение все же оставалось. Пока зима не кончится, Франсуа будет чувствовать, что Куссон уязвим, а ему это крепко не нравилось…

Так прошел весь январь. Настал февраль, а на дворе все не теплело. Солнце по-прежнему сияло на свинцовом небе, воздух был чист и студен.

Анн смертельно скучал. Ему было совершенно нечем заняться, ему не хватало Перрины.

А как юноше хотелось снова увидеть ее, а главное – поцеловать! То беглое прикосновение продолжало будоражить его. Пусть майское чудо произойдет еще раз, тысячу раз, миллион раз! Во всякую минуту дня и ночи он воображал его в своих мечтах. Ведь все так просто: достаточно только подойти к ней, зажмуриться и вновь оказаться в раю!..

Так просто и так недостижимо! Потому что этот чудесный поцелуй был бы одновременно концом всему: его грезам, его надеждам, гроту и реке. Поцеловав Перрину, он вернет ей свободу, откроет клетку прекрасной птице, которая упорхнет навсегда, далеко-далеко, вить свое гнездо с другим.

Вот тогда к нему впервые пришла новая мысль: ведь существует верное средство вернуть Перрине поцелуй и не возвращать свободу. Она сама сказала: сохранив поцелуй, парень дает понять, что намерен жениться на девушке… «Свадьба», «жениться»: Анн повторял эти слова, и они волновали так сильно, что становилось невыносимо! Всю жизнь с Перриной, навсегда… Это было бы чудесно!

Однако Анн одергивал себя. Нет, невозможно. Никогда его прадед не согласится на такое… И все же, разве он не самый мудрый и лучший из людей? Разве не любит его как сына? Не хочет для него только счастья?

Незадолго до этого Франсуа, чтобы как-то занять себя, попросил Анна приходить к нему каждый день, чтобы сыграть партию в шахматы. Старый воин вовсе не был знатоком этой игры, и правнук регулярно побивал его. В тот день Анн явился для сражения, решив собрать все свое мужество и задать вопрос прадеду, от которого зависела его жизнь.

Он застал Франсуа сидящим спиной к камину, где пылали толстые поленья. Перед огнем, чтобы умерить и рассеять жар, стояла плетеная ширма. Анн устроился напротив прадеда и, когда партия началась, спросил его как можно более непринужденно:

– Как вы считаете, может молодой сеньор жениться на простой девушке?

Франсуа де Вивре отвел взгляд от шахматной доски и внимательно посмотрел на Анна. Потом ответил со всей серьезностью, желая показать, что отнюдь не считает вопрос пустым:

– Мой дядя взял в жены дочь кузнеца, а сам я хотел вступить в брак с той девушкой, о которой рассказывал. И сделал бы это, если бы она согласилась.

Франсуа ничего больше не добавил. У Анна сердце заколотилось так сильно, что он чуть не упал в обморок.

– Как мне надлежит понимать это, монсеньор?

– Тебе надлежит понять, что мой ответ: «Да».

Анн был на седьмом небе. Сделав несколько ходов, он проиграл партию из-за невероятной оплошности, поспешно покинул комнату и побежал в конюшню – седлать Безотрадного. Из замка он ускакал галопом.

Никогда еще мороз не был таким лютым, как в тот день. Казалось, холод вознамерился истребить все живое. Какая-то птица, кружившая в воздухе, безнадежно ища пропитание, вдруг камнем упала неподалеку. Но Анн не ощущал холода. Более того, он весь кипел! В этот раз он поедет на мельницу средь бела дня и попросит у родителей Перрины ее руки!

Но родителей Перрины он не увидел. Они были больны и лежали в своей спальне. Девушка осталась на мельнице одна. Увидев Анна, она вздрогнула.

– Вы, сеньор!

Анн пришел в восхищение. Он и забыл, каким тонким было это лицо, обрамленное гладкими волосами, распределенными на прямой пробор, как прелестно смотрели карие глаза, как влекли к себе губы. Он бросился к мельниковой дочке.

– Перрина, хотите выйти за меня замуж?

Перрина вскрикнула почти в испуге, но тотчас же заявила:

– И вам не стыдно насмехаться надо мной?

– Я не насмехаюсь, Перрина. Я верну вам поцелуй в день нашей свадьбы и хочу, чтобы это произошло как можно скорее!

– Вы сошли с ума?

– Я совершенно в своем уме. Я только что просил согласия у своего прадеда и получил его. Он сказал «да»! Понимаете? А вы, что скажете мне вы?

Перрине почудилось, что земля качается под ней, что она в бушующем море, на утлом суденышке. Она инстинктивно глянула в окно, ожидая помощи от своей верной реки. Но колесо и сверкавший на солнце ледяной поток были недвижны, являя собой восхитительную, но безмолвную картину. Вода была столь же прекрасна, сколь и нема.

Девушка повернулась к своему сеньору. Она чувствовала себя как зверек, попавший в силки. Он тоже растерянно смотрел на нее. Должна же она сказать что-нибудь! Наконец, ей удалось выговорить:

– Я дам ответ весной.

Анн явно хотел что-то добавить, но передумал, поклонился и вышел. Только тогда Перрина поняла…

Конечно же, она тоже любит его! Любит с первого же мгновения их встречи. Еще до того, как увидела, еще до того даже, как узнала, что он – ее сеньор, она влюбилась в его голос. Потом ей удалось спрятать чувство в самых потаенных глубинах сердца. Она считала такую любовь обреченной. И вдруг она узнает, что все возможно, что чудеса случаются и наяву!

О нет! Вовсе не мысль о том, что она станет дамой де Куссон заставляла так биться ее сердце. Просто этот молодой человек, этот мужчина предназначен ей судьбой. Перрина любила его так, как никогда уже не полюбит в жизни. В этом она была уверена.

Не раздумывая, девушка снова подбежала к окошку, чтобы доверить, чтобы прокричать свой секрет реке. И вдруг резко остановилась. Она была одна. Вода ничего не услышит, ничего не ответит. От нее веяло холодом, как от могилы.

Вернувшись в замок, Анн не чуял под собой ног. Ему хотелось совершить что-нибудь великое, прекрасное, но он не знал что. Его озарило: надо прочесть какую-нибудь книгу, где говорится о любви. Поэтому он побежал в главное здание, направляясь в библиотеку на втором этаже. Но, проходя мимо большого зала на первом, вдруг резко остановился.

Как и во всех остальных помещениях, здесь ярко пылал камин, и пламя освещало… Франсуа де Вивре! Присутствие прадеда в этом месте – после того, как он неделями не покидал своей комнаты из-за холода – было само по себе удивительным. Но еще поразительнее было то, что он находился тут не один, а в обществе незнакомца. Гость! Какое же человеческое существо могло оказаться столь безрассудным, чтобы пуститься в путь при такой погоде?