После немецкого вторжения на территорию Советского Союза главнейшей задачей КГБ стало выяснение отношения Британии (позже и Америки) к мирным заигрываниям Германии с ними. Москва больше всего опасалась повторения вторжения союзников 1917 – 1919 годов. Ее преследовал кошмар превращения войны в совместный германо-англо-американский поход против России с целью свержения коммунизма. Этот страх явился источником подозрительности в отношении союзников, подозрительности, которая так и не была преодолена в ходе войны. Что задумывают англичане? Кто из немцев ведет с ними переговоры? Вступление американцев в войну в декабре 1941 года после Перл-Харбора вызвало те же опасения и по отношению к ним. Кроме того. Советский Союз страшился удара Японии с востока.
Конечно, существовали и разведывательные задачи, связанные с не столь крупными проблемами. Расположение, ударная мощь и моральное состояние немецких войск, военные планы противника, технические детали вооружений, уровень промышленного производства, система связи, линии снабжения и передвижения войск – все это интересовало КГБ. Но не эти вопросы были главными. Сталин смотрел на войну сквозь призму более широких интересов. И хотя Советский Союз пока боролся за собственное существование, КГБ продолжал претворять в жизнь планы, направленные на реализацию долгосрочных интересов страны. Как представляют себе западные страны послевоенную Европу?
Проанализируем, какими средствами располагал КГБ, чтобы дать ответ на все эти вопросы. «Красный оркестр», руководимый поляком Леопольдом Треппером, действовал в Бельгии, а позже и во Франции. Эта группа являлась основным источником информации из оккупированной Европы. Журналист Рихард Зорге, наполовину немец, наполовину русский, руководил из Токио вместе со своим японским другом Ходзуми Одзаки, вероятно, самой важной за все время войны советской шпионской сетью. Из Швейцарии группа Люци, или Группа трёх (включавшая в себя и англичанина Александра Фута), передавала информацию об оперативных данных, почерпнутых из немецких военных источников. В Риме советская разведка имела в английском посольстве агента, который в решающий момент сообщил данные первостепенного политического значения. Шпионская сеть, руководимая Рут Кучински из её дома в Оксфорде, успешно проникла в британский Военный кабинет, Королевские ВВС и Штаб союзных экспедиционных сил.
И конечно, в различных кругах общества имелось множество людей, симпатизировавших Советскому Союзу. Никто из них не входил, строго говоря, в шпионские группы. Некоторые действовали тайно, некоторые – открыто. Одни были профессиональными сотрудниками КГБ, другие – нет. Эти люди информировали Москву по самому широкому кругу вопросов. Известны имена Кима Филби, Гая Берджесса, Дональда Маклина, Энтони Бланта, Джона Кейнкросса, Ормонда Юрена, Джона Кинга, Дугласа Спрингхолла. Наверняка были и другие, о которых мы пока не знаем[27]. В последнее время читающая публика была увлечена деятельностью этих людей, по мере того как множество авторов пытались ответить, почему и каким образом они с таким видимым желанием работали против своей страны. Надо сказать, что на вторую часть вопроса найти ответ значительно проще.
«В Англии долгое время господствует идея почтения к гражданским свободам. Наша страна остается одной из немногих европейских стран, где нет официальных удостоверений личности и где основанием для приема на работу служит рекомендательное письмо от человека, названного самим претендентом на должность. У нас вызывает сопротивление любая попытка проникнуть (даже для пользы дела) в личную жизнь человека. Из этой традиции и вытекает тот факт, что перед войной правительственные учреждения не проводили никаких проверок в своих рядах. Мы полагали, что безопасность обеспечивается традициями того класса, из которого вербуются государственные служащие»(5).
Министерство иностранных дел, в частности, скорее походило на клуб, «вступление в который автоматически означало вашу безусловную лояльность, а самым большим достоинством членов считалось их стремление сохранить единство этого клуба». Роберт Сесил. работавший в те времена в Форин офис, писал, что всеми кадровыми делами до 1945 года заправлял главный личный секретарь. Этот человек был печально знаменит тем, что завел на некоторых сотрудников карточки, пометив их литерами «Д» (пьянство) или «А» (супружеская неверность). Более тяжкие нарушения просто не мыслились. «Все служащие походили на дружную семью, – писал Сесил, – и, как в настоящих порядочных семьях, её члены не совали нос в некоторые области жизни друг друга»(6).
Такой порядок вещей не мог сохраниться после того, как 55-летний шифровальщик Министерства иностранных дел Джон Герберт Кинг был осужден 18 октября 1939 года за передачу информации советскому правительству. Кинг был завербован в Женеве в 1935 году. Он, видимо, принял на веру объяснение, что полученная от него информация будет использована лишь в коммерческих целях. Британские секретные службы узнали об этом из проведенных американцами допросов перебежчика из СССР Вальтера Кривицкого. Тот сообщил, что у КГБ есть агент, шифровальщик в правительстве Великобритании, по кличке «Король». Кинг, как выяснилось, последние два года перед своим арестом активно не работал, так что никакой особенно ценной новой информации от него к русским не поступило. Однако это не помешало Кингу получить 10 лет тюрьмы. Кроме того, начало разрабатываться некое подобие системы безопасности в Министерстве иностранных дел как наиболее лакомом объекте для проникновения со стороны КГБ(7).
В феврале 1940 года в Форин офис был назначен первый в истории внешнеполитического ведомства офицер безопасности, правда, пока без всякого жалованья. Уильям Кодрингтон – отставной дипломат – стал советником по вопросам безопасности, подчиненным непосредственно министру. До 1944 года в его распоряжении не было никакого аппарата, и лишь в 1946 году в Форин офис был официально создан департамент безопасности(8). Поначалу все попытки Кодрингтона ввести минимальные стандарты контроля и безопасности встречались с насмешкой.
Британское посольство в Анкаре – городе, весьма густо населенном во время войны шпионами, различными агентами и информаторами, – организовало систему пропусков для входа в здание. Каждый, включая работников посольства, для получения пропуска должен был заполнить специальный бланк. Дуглас Баск – глава канцелярии – указал в своей анкете, что он является карликом четырех футов ростом и притом японцем по происхождению. Пропуск был тем не менее выдан, а шутка раскрыта лишь спустя несколько недель.
Затем однажды ночью исчезла книга посетителей посольства, в которую были занесены имена лиц всех национальностей, получавших пропуска. Сотрудники посольства не сомневались, что она была украдена кем-то, работающим на немецкое посольство, расположенное рядом, на этой же улице. Лондон сделал попытку проверить штат своего посольства в Москве, опасаясь, что не один только Кинг был завербован КГБ. Посол сэр Арчибальд Кларк-Керр получил пакет с анкетами и инструкции по их заполнению. Ему следовало дать заключение, характеризующее поведение своих сотрудников. Кларк же роздал вопросники служащим посольства и предложил, чтобы они сами себе составляли характеристики(9).
Проблема заключалась в том, что никто не мог оценить истинного характера угрозы. Уайтхолл не доверял Советскому Союзу. Британская служба безопасности составляла досье «Список иностранных коммунистов, представляющих, по мнению МИ-5, опасность». В список входил 21 человек. Но официальная позиция состояла в следующем: «…за исключением немногих неисправимых доктринеров и профессиональных сотрудников Коминтерна, рядовые коммунисты ведут себя нормально и не вызывают политических осложнений»(10). Мысль о том, что опасность может грозить изнутри, никому не приходила в голову вплоть до дела Кинга. Но даже измена Кинга рассматривалась как из ряда вон выходящее событие и не привела к пересмотру оценок. Кинг был всего лишь одиноким, малооплачиваемым чиновником, который не устоял перед соблазном материальных благ. Мысль о том, что помогать КГБ могут заставить кого-то идейные побуждения, просто не рассматривалась.
