— Занимайтесь своими делами, господа! — небрежно махнул рукой Кольцов и, обращаясь к капитану, сказал: — А я, с вашего разрешения, пройдусь по территории станции. — Увидев, что капитан тоже берётся за фуражку, Кольцов великодушно запротестовал: — Нет-нет! Вам надо находиться на месте, мало ли что! Да и позвонить из штаба могут… Я вот с караульным начальником пойду. Проверим, кстати, посты.

Кольцов надел плащ, и они с фельдфебелем вышли.

Ветер усилился. Плафоны ламп над перроном теперь уже не раскачивались, а плясали, как бешеные.

— Что это за состав? — спросил Кольцов у фельдфебеля, когда они спускались с перрона.

— Который? Тот, с лесом? Так это про него вам господин капитан докладывали, идёт в Ростов. Задержан до прохождения литерного, — объяснил фельдфебель, почтительно поддерживая Кольцова за локоть, когда тот перешагивал через рельсы. Кольцов бросил мгновенный оценивающий взгляд на стоящий чуть в стороне от главного пути состав. Беспорядочно изгибаясь, эшелон вытянулся вдоль станции. Прокопчённый паровоз стоял под парами в нескольких десятках метров от стрелки, выводящей на главный путь. Дорога на этом перегоне была одноколейная, и поезда проходили по ней в одну и другую стороны, строго чередуясь. Достаточно передвинуть стрелку — и состав беспрепятственно выйдет на главный путь, и тогда остановить его уже не сможет никакая сила.

— Ну, пройдём к составу! — небрежно кивнул Кольцов фельдфебелю. И они зашагали по рельсам к паровозу поезда.

Из окошка паровозной будки на землю густо струились мерцающие отсветы горящей топки. Паровоз изредка вздыхал, выбрасывая под колёса клубы пара.

— Кто идёт? — окликнул часовой.

— «Казань»! — произнёс пароль фельдфебель.

— «Саратов»! — ретивым голосом отозвался часовой и разрешил: — Проходи!

Кольцов, строго вглядываясь в лицо часового, спросил:

— Какой твой объект?

Часовой, боясь в чем-либо преступить устав, вопросительно посмотрел на фельдфебеля.

— Говори их благородию, — разрешил караульный начала ник.

— Мой объект — вот эта стрелка, — доложил часовой.

— А там дальше есть охрана? — спросил Кольцов у фельдфебеля,

— Никак нет, ваше благородие. Там больше стрелок нет. Вот эта ведёт к главному пути.

— Безобразие! — возмутился Кольцов. — Нет, вы подумайте! Они ставят караул возле какой-то паршивой стрелки, а весь главный путь до семафора никем не охраняется! Да вас за это под суд мало отдать! Ведь литерный с минуты на минуту выйдет на перегон.

— Ваше благородие, я здесь ни при чем… Мне приказали!.. — взмолился фельдфебель. — И господин капитан ещё вам про эту стрелку докладывали…

— Ты все напутал, болван! — болезненно поморщился Кольцов и махнул возле самого носа фельдфебеля лайковой перчаткой. — «Приказали!» Не это тебе приказывали! Главный путь надо охранять! Сейчас же отправь этого, — он кивнул на часового, — к семафору!

— Слушаюсь, ваше благородие! — Фельдфебель обернулся к часовому и заорал: — Ну что стоишь, как истукан, прости господи! Слышал, чего приказали их благородие? Шаг-о-ом марш к семафору! И смотр-ри там у меня!..

Последних слов фельдфебеля солдат уже не слышал. Придерживая одной рукой винтовку, другой — полу шинели, он во весь дух мчался к семафору. Кольцов достал портсигар, вынул папиросу. На лице его мелькнуло подобие улыбки. Он протянул портсигар фельдфебелю.

— Закуривай, служба!

— Премного благодарен, ваше благородие, — почтительно привстав на носки, кончиками пальцев взял папиросу фельдфебель. Они закурили. Постояли немного молча.

— Ты вот что! Где стоят конские вагоны — видел? — спросил Кольцов.

— Так точно! Видел!

— Иди туда и прикажи, чтобы дневальные позакрывали двери всех вагонов. Пока не пройдёт литерный, из вагонов чтоб никто никуда! Понял? — тоном, не терпящим возражений, произнёс Кольцов.

— Понял, ваше благородие! — осоловело взглянул на капитана караульный начальник.

— Потом вернёшься к семафору, я тоже туда пойду.

Фельдфебель козырнул и, круто повернувшись, побежал в сторону удалённых запасных путей.

Кольцов выждал некоторое время, пока не стихли вдали шаги фельдфебеля, и подошёл к стрелке. Постоял, оглядываясь и прислушиваясь. Взялся за рукоять переводного рычага и перебросил его в противоположную сторону. Резким металлическим звуком щёлкнули стрелки, открывая выход с запасного на главный путь. Затем Кольцов, пригибаясь, побежал к паровозу. Машинист и кочегар не особенно удивились, увидев офицера, влезающего лестнице на паровоз. Плащ у него был расстегнут, блестели аксельбанты, и они поняли, что это важный чин. Кольцов встал боком в тени тендера, заваленного углём, и жёстко приказал:

— Трогайте!

Железнодорожники оцепенело уставились на него.

Лицо Кольцова стало почти неузнаваемым, словно каменным от напряжения. Руки он держал в карманах плаща.

— Без жезла дежурного по станции не имею права, — первым опомнился машинист, испуганно глядя на Кольцова.

— Даю полминуты. И гарантирую жизнь. Трогайте!

Рука кочегара потянулась к паровозному гудку.

— Руки прочь! — яростно крикнул Кольцов, выхватывая пистолеты. — Застрелю!.. Трогайте! Ну!

Кочегар, словно обжегшись, отдёрнул руку, ещё до конца не понимая, что же требует от него этот франтоватый офицер. А машинист, неторопливо вращая колёсико, открыл клапан травления пара и взялся за реверс.

— Трогай! — ещё раз повторил Кольцов и поднял на уровне груди оба пистолета. Машинист потянул ручку реверса вниз. Паровоз шумно выбросил сильные струи белого, как кипень, пара. Задрожал, пробуксовывая колёсами. Гулко громыхнули буфера. И весь состав натужно тронулся с места. От перрона к паровозу суматошно ринулись люди. Впереди всех — капитан. Он на ходу расстегнул кобуру и, что-то истошно крича, выхватил револьвер. Кольцов, молниеносно вскинув пистолет, выстрелил. Капитан ошалелыми главами посмотрел на паровоз. Под дулом одного пистолета Кольцов держал машиниста и кочегара, а из второго, не целясь, стрелял в сторону бегущих. Паровоз постепенно набирал ход, колёса простучали по стыкам стрелки — и он оказался на главном пути. Изгибаясь, следом за ним выкатывались на главный путь платформы, гружённые огромными брёвнами.

— Больше угля! — скомандовал Кольцов кочегару.

Кочегар взялся за лопату и открыл топку. Яркий свет залил глубину паровоза… У семафора стоял часовой, которого прислал сюда фельдфебель, и с детским, тупым изумлением смотрел на проплывающий паровоз. Потом мимо него замелькали платформы с лесом. А когда уплыл вдаль красный фонарь хвостового вагона, постовой, обалдело поморгав глазами, вскинул винтовку. Поднимая тревогу, три раза выстрелил в воздух. Вскоре всадники на всполошных конях проскакали мимо не понимающего, что ему делать, часового вслед за удаляющимся в ночи составом…

«Ну, вот все, точка… Никакая сила нас теперь не остановит!» — торжествуя, подумал Кольцов. Обернувшись к железнодорожникам и перекрывая гул топки, крикнул:

— Поднимайте до отказа давление и прыгайте!

Машинист посмотрел на манометр, перевёл взгляд на кочегара. Тот энергично бросал уголь в топку. Поезд бешено мчался по степи, и стук его колёс слился в протяжный гул. Все больше отставали от поезда всадники, круто осаживали коней и в бессильной ярости палили вслед ему из коротких кавалерийских карабинов. Стриженный «под бобрик» капитан вбежал в станционное помещение, бросился к телефону. Долго и бестолково с остервенением крутил телефонную ручку.

— Эй, вы там! Закройте выходной путь! Остановите литерный! — закричал он в трубку. — Перегон… так вас разэтак… занят!.. Что-о? Как это — поздно?!

Он грузно осел в кресло, глядя остекленевшими глазами на телефонную трубку. Отшвырнул её, как отбрасывают ненужную, бесполезную вещь, — и она бессильно повисла на шнуре. Положил голову на стол и так застыл в неподвижности. Своё ближайшее будущее он представлял отчётливо: трибунал, расстрел. И он уже бессилен что-либо изменить в своей судьбе. Ибо до его ареста оставались минуты… «Из пункта А в пункт Б…» Как давно это было — гимназия, военное училище! Жизнь казалась вечностью… «Из пункта Б в пункт А…» Когда же они встретятся?.. Когда? Нет, лучше бы они никогда не встречались… До ареста капитана оставалось ровно столько времени, сколько понадобится этим двум бешено несущимся навстречу друг другу поездам, чтобы они встретились! Так встречается молот с наковальней. «Нет! Нет! — не мог примириться с неотвратимостью будущего незадачливый капитан. — Здесь какая-то страшная ошибка. Я же не виноват. Я сделал все возможное…»