Показались в дверях Боб с Фриновским, за ними Санек; все трое были довольны купанием, весело переговаривались.

Гурьбой они пошли к машине Басалаева, новому, желтого цвета «Москвичу» с коротким, обрубленным задом, который стоял поблизости от спортзала, в тени громадного разлапистого тополя.

— Прошу, джентльмены! — радушным жестом хозяина пригласил Боб, распахивая дверцы.

Машина и внутри пахла еще заводом, коврики под ногами были чистые, на сиденьях, обтянутых нарядными чехлами, — ни пятнышка. Генка с интересом оглядел машину.

— Недавно, что ли, купил, Борис? — спросил он.

— Да месяца три назад, Геныч. С рук. Переплатил, правда, но тачкой доволен. От ментов хорошо уходит. Ну садись, садись, чего ты?… Олежек, давай-ка по паре пива. Командуй.

Фриновский стал доставать из сумки, стоявшей у его ног, пиво, подал Дюбелю и Саньку по две бутылки. Генка зубами открыл пробку, стал пить жадными большими глотками.

Довольный, вытер губы.

— Покрепче бы чего.

— Это можно, Геныч, но потом, после операции, — ровно проговорил Басалаев.

— Чего делать-то?

— У одного типа золотишко имеется, слитки. Судя по всему, таскает он откуда-то… Соображаешь? Сегодня у нас с ним встреча, поговорить надо, по душам. Так, чтобы он не особенно запирался — где берет и почем.

— Морду, что ли, набить? — хмыкнул Генка. -Это запросто.

— Ну, там видно будет. В зависимости от того, как этот прапорщик вести себя будет.

— Вояка, что ли?

— Ага, представитель славных Вооруженных Сил. Короче, поедем сейчас в центр, я пойду на встречу один, а вы покантуетесь в одном месте, я скажу где. Потом прокатимся.

— Понятно, — буркнул Генка и открыл новую бутылку.

Из осторожности — да и Валентина так советовала — Рябченко назначил встречу футбольным своим знакомым в самом центре Придонска, в сквере, у фонтана. Приехал он рано, повезло о транспортом, сидел сейчас на удобной длинной скамье рядом с какой-то пожилой парой, слушал их неторопливый бесхитростный разговор о посещении врача, который прописал лекарства, а в аптеках их нет.

Тугие струи фонтана шипели в трех шагах от Анатолия, долетала до самых ног водяная пыль, но Рябченко и не думал менять место. Скамейка стояла очень удобно, сквер отсюда видно прекрасно, никто мимо не пройдет незамеченным.

Было тепло, май перевалил на вторую половину, зелень в сквере буйствовала вовсю. После суматошного дня в части приятно было сидеть вот так, сняв фуражку, расслабившись, думая об отвлеченном, не имеющем отношения к службе. Чувствовал себя Рябченко спокойно: золота с ним не было, если вдруг те двое и выдали себя за лжепокупателей, ничего страшного не произойдет — он от всего откажется и уйдет. А поговорить о деле — отчего не поговорить?! Потолкуют, он назначит им новую встречу, но уже в присутствии Валентины, пусть она сама решает — надежные это люди или нет.

В сквере было многолюдно, шумно: шумела вода в мощных, толстых струях фонтана, шумели детишки, катающиеся тут на маленьких велосипедах, громко играла музыка — висящий на столбе громкоговоритель транслировал «Маяк». Солнце было еще довольно высоко, Придонск, как и Москва, жил летом на час вперед, по летнему времени, и это было удобно. Солнечный золотистый свет пронизал весь сквер легкими невесомыми лучами, играла, переливаясь всеми цветами, радуга у фонтана, пахло сиренью и мороженым.

Прошли мимо скамьи две молоденькие, в легких платьях девушки — пахнуло духами, беззаботностью. Старики по соседству по-прежнему вели разговор о своих болячках… Что ж, каждому возрасту свои проблемы. Старики прожили жизнь, а они вот с Валентиной лишь вступили в полосу зрелости, и нужно подумать о будущем, о том, что и они со временем станут седыми и немощными, больными и, наверное, никому ненужными, кроме, разумеется, самих себя. Поэтому и надо сейчас, пока молодые и здоровые, обеспечить безбедную старость.

Рябченко подумал о бывшей жене и дочерях, защемило отчего-то сердце — как они там? Ему-то хорошо, а вот девчонки… Надо бы все же потихоньку от Валентины проведать их, принести чего-нибудь вкусненького, родная кровь как-никак. Да и денег дать. В конце концов, и он с этими «сигаретками» рискует, да еще как рискует, потому вправе какую-то свою часть отдать детям. Да, нужно помочь дочкам, только чтоб Валентина не знала…

Бородатого своего знакомца Рябченко заметил издали. Тот неторопливо шел по скверу, поигрывал ключами от машины, искал глазами его, Анатолия. Был он одет в синий, спортивного покроя костюм; легкая куртка с распахнутой на груди «молнией», белая тенниска с нерусскими буквами, из которых виднелись только несколько — Super, брюки с тремя белыми же полосами по бокам, новые спортивные туфли — все выдавало в этом человеке обеспеченного, преуспевающего дельца. Шагал этот бородатый, несмотря на свою комплекцию, пружинисто, легко, чувствовалось, что идет здоровый, жизнерадостный, уверенный в себе гражданин, которого не очень-то волнуют всякие там экономические и политические бури. У него есть что надеть, у него прекрасное жилье и хорошая пища, он имеет автомобиль — вон ключики на пальце, — деньги — словом, уверенность в завтрашнем дне. Ему теперь нужны золотые вещи, те же слитки, драгоценности. Это всегда в цене, это— вечное. И лицо у него хорошее — открытое и даже добродушное. Да, на такого человека вполне можно положиться, с ним можно иметь дело. И Валентине он тоже понравится.

Бородатый подошел, сел, подал руку;

— Здравия желаю.

— Здравствуйте, — Рябченко ответил на рукопожатие.

— Мы, кажется, в прошлый раз не представились друг другу. Борис.

— Анатолий.

— Очень приятно. Давно ждете, Толя?

— Нет, как договорились, — Рябченко глянул на часы. — Ну, минут, наверное, десять. Я быстро доехал. А где же ваш друг, Борис?

— Он обещал прийти… — Боб повертел головой.— Но, знаете, человек не военный, с дисциплиной у него того… сам понимаешь, — как-то незаметно и просто перешел Басалаев на «ты», и Рябченко этот переход принял охотно — сам не любил надоевшие эти уставные «выканья».

— Как служба идет, Толя?

— Идет, — ответил Рябченко неопределенно: говорить с малознакомым человеком более откровенно в его положении было нельзя. Всему свое время.

— Чем там в части командуешь? Столовой? Баней? Или складом каким-нибудь?… Насколько я помню армию, прапорщики на таких должностях.

— Ну, это к делу не относится, Борис, — довольно строго сказал Рябченко, и Боб тут же, без всякой обиды, согласился с ним:

— Да конечно не относится. Это я так, просто. Форма, знаешь, воспоминания навевает. Увидел военного, сразу вспомнил… А я уже лет двенадцать назад солдатскую эту шкуру скинул. Да-а… Надо же, вроде недавно было. Но давай о деле, Анатолий. «Сигаретка» твоя мне понравилась, купить не против, и причем не одну. Я тебе и прошлый раз так говорил. Принес?… Только не здесь… — он глянул на старичков.

— Сегодня нет ничего, Борис, — повел свою линию Рябченко. — И неизвестно, когда будет. Это мы так, купили по случаю…

— С кем купили? — быстро спросил Басалаев.

— Да с женой, Валентиной. Тоже понравились «сигаретки». А потом деньги понадобились, комплект шин для «Жигулей» подвернулся. А цены сам знаешь какие.

— Цены бешеные, — согласился Боб. — Ну и что?

— А что? Мы подумали — шины важнее.

— Так я не понял: золото продали? Или как? Чего тогда пришел? — играя улыбкой, без нажима спрашивал Боб, а мысль его напряженно при этом работала: «Темнишь, прапор, темнишь. Осторожничаешь, меня прощупываешь. Что ж, это правильно, но золото у тебя есть. И главное, не спугнуть тебя сейчас…»

Рябченко не спеша закурил. Размышлял намеренно вяло, как бы даже с неохотой, вынужденно:

— Да, может, и продала жена, я точно не знаю. Но сказала мне, мол, поговори с теми людьми…

— Ладно, поговорили, — с огорчением вздохнул Басалаев. — Я думал, ты принес, вот и деньги прихватил. Зашли бы сейчас в ювелирный, у меня там знакомая, проверили, да и по рукам, — он хлопнул себя по заметно оттопыренному карману, в котором лежали, однако, лишь документы на машину, права и записная книжка. — Но раз нету… На нет и суда, как говорится, нет. В другой раз давай. Спешить не будем.