Одной рукой прижимая бьющегося в судорогах Нортиса к столу, другой рукой Люмбери вколол себе в шею еще одну дозу химического зелья. И все страхи тотчас отхлынули… посеревшие губы доктора растянулись в широченной усмешке, он испустил глубокий выдох, перестав бояться. Накачанное наркотой сердце стучало как бешеное – он использовал особый солдатский коктейль, применяемый в боевых ситуациях. Бесстрашность и бодрость – вот девиз этой химии. И плевать на воющую в агонии печень и зашкаливающий уровень сердцебиения. Коктейль фирменный – вопреки всем инструкциям его часто использовали люди работающие несколько смен подряд в доках или открытом космосе. Иначе не выдержать психической и физической нагрузки. Обычная наркота не подходит – она клонит в сон, вгоняет в ступор, заставляет свернуться комочком и начать блаженно пускать слюни. А от этого дерьма сон не в клонит! О нет!

Трясущийся доктор – уже от химии, а не от страха – понимал, что никогда прежде он не был так близок к смерти. Либо его прикончит булькающая в едва не кипящей крови химическая мешанина, либо же его удавит безумный паренек-обрубок.

– Приживление проходит в штатном режиме – проскрежетал Люмбери, наклонившись над истекающим потом и кровью подростком – Будьте терпеливы, мистер Нортис.

Калека не ответил. Он был занят преодолением боли. В его полыхающем красными вспышками сознании одно за другим появлялись хохочущие лица оставшихся безнаказанными насильников. И в каждом новом ударе безжалостной боли, он винил именно их – ублюдков отнявших семью, лишивших его всего. Он перекладывал на них и вину за боль в культях ног, он винил их за жестокую боль, что причиняли ожившие протезы, завершающие приживление. И это помогало ему держаться…

Охнув, Нортис приподнял голову, прохрипел что-то невнятное. Еще не до конца лишившийся связи с реальностью Люмбери прекратил хихикать и поспешно поднес к губам юноши пластиковую тубу с прохладной водой.

– Эта рука – более внятно произнес Вертинский, поворачивая голову в сторону левой «живой» руки из плоти и крови.

– С ней все в порядке. Мелкие порезы и ссадины не в счет – заверил Люмбери.

– Я не сумел ею защитить своих родных – в лицо доктору уставились визоры искусственных глаз – Она слишком слаба. Найди ей замену, доктор.

Сначала доктор решил, что переборщил с химией и ему уже начало чудиться. Потребовался десяток секунд, чтобы он понял – калека не шутит. Он на полном серьезе требует подыскать ему замену для нормальной и полностью функциональной живой руки – руки обычного худого подростка. Калека просит отрезать ему живую руку и установить вместо нее протез.

– Я… я сделаю все возможное, мистер Нортис – произнес Люмбери, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не начать хохотать в голос. Сегодняшняя череда событий не пройдет бесследно для его мозга – это уж точно.

– Сделай… замени плоть металлом.

– Мне потребуется время. Нужно подыскать подходящий протез. С артианитовым напылением? – уточнил док, стоя над трясущимся в болевой судороге окончательно спятившим пареньком.

– Да… да…

– Для вас я сделаю все возможное – заверил Люмбери, понимая, что подобный заказ означает для него лично – шанс выйти из операционной живым.

– Начальное приживление протезов успешно завершено – добавил он, не скрывая звучащую в голосе радость – Щупы и крепы обоих ножных протезов заняли свои места.

– Прекрасная новость, доктор – прохрипел Нортис, опираясь искусственной рукой о стол и медленно садясь.

– Еще рано! – всполошился Люмбери.

Вертинский не ответил. Калека внимательно изучал свои новые ноги. Запачканные кровью протезы плотно соединялись с живой плотью культей бедер. Пальцы и стопы медленно шевелились сами собой – тестирование продолжалось. Боль несколько ослабла и стала приемлемой. Такую боль он умел терпеть. К такой боли он давно привык. Нортис повернулся и свесил свои новые ноги с края операционного стола.

– Нет! – Люмбери попытался уложить безумца обратно, но тычок руки-протеза в грудь оттолкнул его на шаг назад – Еще рано! Мы должны следовать процедурам! А печеночный имплантат? Он только вставлен! Толком не протестирован! Ведь мы же не хотим повторения недавней печальной истории, верно?

– Сейчас, сейчас – кивнул Нортис – Я только попробую. Я только сделаю шаг… ШАГ! – крик парня ударил доктора сильнее чем недавний тычок и Люмбери отступил дальше. Психопатам лучше не мешать, лучше не вставать у них на пути.

С тихим стуком металлические ступни коснулись пола. Вертинский невольно вскрикнул от новой вспышки боли, на пол полетели брызги крови, она же заструилась по ножным протезам.

– Я стою… – всхлипнул Нортис, раскачиваясь из стороны в стороны, держась руками за стол – Я стою-ю-ю…

– Да-да – согласился Люмбери, пытающийся решить, стоит ли вколоть себе еще одну дозу «успокоительного» или его сердце не выдержит новой порции. В его руке похрустывал крепко сжимаемый пластиковый дозер.

– Ш-шаг… – дернувшаяся правая нога продвинулась вперед.

Вертинский шагнул. Впервые за долгие годы жестоко искалеченный парень смог встать во весь рост и сделать пусть неверный, слабый, небольшой, но все же шаг! Он стоял на своих ногах! Бледные до синевы губы растянулись в безумной ухмылке. Комнату огласил лающий хохот взахлеб. Нормальный человек не может так смеяться. Просто не может…

Решившийся доктор выдавил себе в шею еще одну дозу. Она ему нужна. Очень нужна… слишком уж все безумно вокруг. Стоящий на протезах хохочущий психопат, яркие лампы отражаются в лужицах и брызгах разлитой по полу крови… ему нужна еще одна доза. Только чтобы успокоиться, это сбережет его мозги…

Резкий сигнал домашней системы для обоих стал неожиданностью. Хохот Вертинского оборвался. И доктор и калека взглянули на дверь. Установленный рядом с ней экран ожил, на нем появилась картинка окровавленного лица, яростно орущего в микрофон:

– Док! Открывай! Это я – Клык! Мне нужна штопка! Открывай!

– Какие гости – губы Нортиса опять расплылись в широченной улыбке – Это же наш любитель калечить людей. Что сегодня за день… что за день! Неужто наступило рождество?

– Господи! Это Клык! – всхлипнул в припадке химического веселья Люмбери – Из «нулей»!

– Док! Открывай! Живо!

– Не заставляйте дорогих гостей ждать на пороге – прорычал Нортис, берясь за рукоять мачете и вместе с ним неловко опускаясь на стальные колени, а затем ложась ничком и начиная ползти к двери – Проявите вежливость! Впустите его… по моему сигналу…

– Док! Хватай иглу! Да чтобы шрамы были аккуратными! – Клык с ходу начал командовать, широко шагнув к сжавшемуся в пугливой комок доктору Люмбери и сунув ему под нос израненную ладонь – Что-то же можно сделать? Вернуть пальцы? Эй, док! Очнись мать твою! Эй! – жесткая пощечина изуродованной ладонью оставили на щеке доктора смазанный кровавый отпечаток, Клык взвыл от боли, схватился за запястье – А мать твою! Мать твою! Мать твою! Гребанный Мика! Гребанные крысы! Гребаный ты Люмбери! Очнись!

– Какой крик – осклабился Люмбери, медленно стирая рукавом кровь с щеки – А он умеет терпеть боль… совсем пацан, но боль терпеть умеет – адскую боль! А ты такой большой… и плачешь как девчонка…

– А?! Ты охренел?! – здоровая ручища дернулась вперед и облапила горло доктора – Я из тебя твою сраную жизнь выдавлю! – разъяренный громила раскачивался в припадке бешенства, уже втором за последние десять минут. Первый настиг его у самой двери, заставил кататься на замусоренном полу и бить кулаком в стену, рыча от бессильной злости. «Нолей» сделали в ноль… какое позорное избиение. И все видели его бегство! Все видели, как Клык убегает в страхе! Черт!

Едва оклемавшись, Клык заявился к Люмбери и что он слышит от трусливого лекаришки? Что он плачет как девчонка?! Мир сошел с ума! Слизняки обзавелись хребтом?! Он искалечит доктора – сразу после того, как тот его подштопает.

– Кхр-р-р… – Люмбери начал синеть.