Литмир - Электронная Библиотека

Во второй день девятой луны того же года государь-инок отправил в храм Исэ своего посланца с молитвенными дарами — по слухам, советника Наганори. В прошлом, при государях Сюдзяку, Сиракаве и Тобе, тоже бывало, что оставившие трон императоры посылали своих придворных с дарами в Исэ. Однако так поступали они до вступления в лоно буддийской веры; но чтобы возносить моления великой богине в Исэ после пострига — такого до сих пор никогда еще не случалось!

КЛУБОК НИТОК

Меж тем Тайра объявили, что будут строить на острове Цуку-си" дворец, резиденцию императора Антоку, однако где быть столице — пока еще не решили. Император временно пребывал в усадьбе Танэнао Окуры из Ивато, остальным же вельможам Тайра пристанищем служили поля и равнины. И вспоминались

ИМ СТИХИ:

Ночь все темнее.

Лишь над вершиной горы

Месяц сияет...

И чудилось Тайра, будто они находятся в родимом краю Яма-то в селении Тооти, хотя здесь, на острове Цукуси, стук валька, уж конечно, не долетал до их слуха п. А временная обитель государя, стоявшая среди гор, напоминала им прославленный Бревенчатый дворец 13 и даже казалась по-своему изысканной и красивой...

Прежде всего император совершил паломничество в храм Уса14. Резиденцию его устроили в доме гласного жреца Киммити. Придворные и вельможи разместились в притворах храма, чиновники пятого и шестого рангов в галереях, а воины с острова Сикоку, все в боевых доспехах, с луками и стрелами за плечами, — прямо во дворе. Казалось, обветшавшие храмовые постройки вновь засверкали яркой алою краской! На седьмой день молебствий, на рассвете, князю Мунэмори было видение. Сами собой растворились двери святилища в Главном храме, и благозвучный, несказанно прекрасный голос возвестил:

И могучим богам

ни найти от скорбей избавленья

в сей юдоли земной —

так о чем же молишь ты, смертный,

сердца жар вотще расточая?..

Испугался князь Мунэмори, забилось сердце в груди, и он робко произнес старинную танка:

Вместе с плачем цикад замирает и отзвук надежды в бедном сердце моем,

изнемогшем от горестей мира. Все мрачнее вечер осенний...15

Вот уж девятой луны день десятый в изгнании прожит.

Ветер с осенних полей листья оги под вечер тревожит.

Путник на ложе из трав не смыкает усталые вежды,

Слезы текут на рукав златотканой придворной одежды.

Осени поздней печаль разливается всюду в пространстве

— Кто превозможет ее из бредущих дорогами странствий?

Лунного света красой манит небо тринадцатой ночи,

Но от нахлынувших слез затуманились воинов очи.

Дума о славе былой омрачала сердца их и лица,

Властная сила звала в край родимый, в кварталы столицы,

Где будто только вчера пировали в дворцовом покое

И сочиняли стихи, неизменной любуясь луною...

Таданори, правитель Сацума, сложил:

Друг мой далекий!

Помнишь, в минувшем году

этой же ночью созерцали вместе с тобой

в небесах столицы луну...

Цунэмори, глава Ведомства построек, сложил:

Гляжу на луну

и снова тоскую о милой —

всю ночь напролет

мы с нею в минувшую осень

такой же луной любовались...

А Цунэмаса, дворецкий императрицы, сложил:

Словно каплю росы, оседающей к ночи на травах,

занесло меня в глушь — и нежданно в краю

чужедальнем той же дивной луною любуюсь...

Край Бунго был владением Ёрискэ, вельможи третьего ранга. Наместником он поставил там своего сына, благородного Ёрицу-нэ. И вот теперь этому Ёрицунэ отец прислал из столицы распоряжение, гласившее: «Боги отвергли Тайра, государь-инок от них отвернулся. Бежав из столицы, они превратились в бесприютных скитальцев, преступников, преследуемых законом! Непонятно и странно, что самураи острова Кюсю приютили и ласкают таких отщепенцев! Вам, жители земель Кюсю, не пристало держать сторону Тайра. Надлежит вам дружно прогнать их прочь!» Получив от отца такое распоряжение, Ёрицунэ поручил привести его в исполнение местному жителю, самураю Корэёси Огате.

СеЙ Корэёси вел свой род от страшного существа. В старые времена жила-была в краю Бунго, в селении Катаяма, девица. Была она единственной дочерью в семье и еще не имела мужа. И вот, ночь за ночью, стал ее навещать какой-то мужчина, и встречи эти были тайной от всех, — даже от матери. Прошло время, и девушка понесла. Удивившись этому, мать спросила: «Что за человек тебя навещает? Кто он?» «Я вижу, как он приходит, — отвечала ей девушка, — но куда уходит — не знаю!» Тогда мать научила ее: «Прикрепи к его одежде какую-нибудь отмету и, когда он уйдет, ступай за ним следом!» Дочь так и поступила. Утром, когда мужчина собрался уходить, она, по материнскому наущению, воткнула в ворот его голубого кафтана иголку с ниткой, целым клубком, и, держась за эту нитку, пошла следом туда, куда удалился ее возлюбленный. И вот, на самой границе между землями Бунго и Хюгой, у подножья высокой скалы — утеса Старухи, Убагатакэ, увидела она глубокую пещеру. Девушка остановилась у входа в пещеру, прислушалась и услыхала громкие стоны.

— Покажись мне! Ведь я последовала за тобой в такую даль! — сказала она.

— У меня не человеческое обличье! Увидев меня, ты, пожалуй, умрешь от страха! — отвечал голос. — Возвращайся домой! Во чреве ты носишь мальчика. Когда он вырастет, опояшется мечом и возьмет лук и стрелы, не будет равных ему в силе воинов ни на острове Кюсю, ни на островах Цусима и Ики!

— Каким бы ни был твой облик, — снова сказала девушка, — разве могу я забыть любовь, что давно уже нас связала? Позволь же мне на тебя поглядеть и себя показать!

— Хорошо! — отвечал голос, и из пещеры выполз змей, в поперечнике не меньше пяти или шести сяку, длиной в четырнадцать или пятнадцать дзё, — столь огромный, что сама земля под ним содрогалась! Иголка, которую девушка, как ей думалось, воткнула в ворот кафтана, торчала у него в горле. Увидев змея, девушка в ужасе едва не лишилась жизни, а сопровождавшие ее слуги попадали от страха на землю, завопили, заголосили и бросились наутек. Девушка вернулась домой и вскоре родила мальчика. Ее 0ТеЦ, дед мальчика, сказал: «Я его воспитаю!» — и взял ребенка к себе. Мальчику не исполнилось еще и десяти лет, а уже стал он ростом высок, в плечах широк, с крупной головой. Когда ему исполнилось семь лет, отпраздновали его совершеннолетие и нарекли Дайтой в честь деда, которого звали Дайтаю. А прозвали мальчика Дайта-заусенец, потому что и летом, и зимой у него всегда были заусенцы-трещины на руках и ногах. Змей же тот был не кто иной, как бог Такатио, которому поклоняются в краю Хюга.

От этого Дайты-заусенца и вел свой род в пятом колене Корэ-ёси Огата. Немудрено, что, будучи потомком столь страшного человека, он лживо выдал приказ правителя земли Бунго за императорский манифест и разослал круговую грамоту по всему острову Кюсю и по островам Цусима и Ики, и все самураи этих земель повиновались сему приказу.

БЕГСТВО ИЗ ДАДЗАЙФУ

Итак, Тайра решили учредить столицу на земле Цукуси и уже готовились к постройке дворца, но, услыхав об измене Корэёси, пришли в смятение: «Да как же это? Как быть, что делать?!»

— Корэёси — вассал покойного князя Сигэмори, — сказал дай-нагон Токитада. — Пошлем же к нему кого-нибудь из сыновей покойного князя и попробуем с ним поладить!

«В самом деле!» — решили Тайра, и князь Сукэмори с дружиной в пятьсот всадников отправился в край Бунго, чтобы как-нибудь уговорить Корэёси, но тот не стал его даже слушать. Больше того, он прогнал прочь Сукэмори с дружиной, промолвив:

— По правде сказать, надлежало бы тут же на месте окружить всех вас и взять в плен, да не стоит тратить время на пустяки, когда есть дела поважнее... Возвращайтесь же поскорее в Дадзайфу и ступайте оттуда на все четыре стороны! — И он отправил в Дадзайфу сына своего, Корэмуру, велев сказать:

— Дом Тайра — наши давние благодетели, долг велит нам явиться к вам, сняв шлем и ослабив тетиву лука, но указом государя-инока велено изгнать весь ваш род с острова Кюсю. А посему собирайтесь без промедления и уезжайте!

83
{"b":"205188","o":1}