– Керри помогала вам в работе над ними? – спросил он, впервые за день упомянув ее имя.

– Нет, никто еще с ними не работал. Их еще никто не видел.

Он оторвал глаза от своего блокнота и спросил, что я думаю о ее работах. Я не мог в это поверить. В середине интервью о моем искусстве спрашивают мое мнение о какой-то студенческой чепухе.

– Я их никогда не видел, – ответил я с неподдельным безразличием, которое и испытывал в тот момент.

Он заглянул в блокнот и задал мне очередной докучный вопрос о лицах:

– Почему вы показали мне эти новые лица?

Его собственное лицо при этом оставалось бесстрастным. Я подумал, что он хороший игрок в покер.

– Потому что вы пишете книгу. Я хочу, чтобы вы видели все мои работы, мои самые последние произведения, которые вполне могут оказаться лучшими из того, что я делаю за свою жизнь.

Я не верил в это ни на минуту, но надо как-то подсластить ответ.

Он, нахмурившись, заглянул в блокнот и захлопнул его. Дело кончено. Я чувствовал, что именно это он сейчас и скажет. Он уедет, и я больше его не увижу. Я отчаянно пытался найти какую-нибудь зацепку, чтобы объяснить свои нападки на Лорен Рид и других скульпторов. Очевидно, это было заметно со стороны.

Хорошо покормил Бриллиантовую девочку и Ее Светлость, мясо с картошкой и спаржей. Ее Светлость засветилась, увидев свою тарелку, но я не собирался польстить ей. Я уже видел, как Бриллиантовая девочка делилась с ней своей порцией. Не хочу, чтобы она теряла хотя бы унцию своей сочной плоти ради Ее Светлости.

Они легко добились физической фамильярности атлетов, делящих между собой раздевалку. Они терлись друг о друга, не задумываясь о прикасаниях. Должно быть, они догадывались, что мне все известно. Но Бриллиантовая девочка продолжает демонстративно засовывать палец за пояс джинсов Ее Светлости.

– Как погляжу, вы тут счастливы вдвоем, – заметил я с беспокойством, которое смогла уловить только Бриллиантовая девочка.

– А как же, – ответила Ее Светлость довольно убедительно. Слишком убедительно, чтобы ей можно было верить. Чуть-чуть... натянуто.

У Бриллиантовой девочки план был более тонкий. Она притянула к себе Ее Светлость, поцеловала ее сзади в шею, но при этом не сводила с меня взгляда. На какое-то мгновение Бриллиантовая девочка высунула кончик языка и только тогда сказала, что им нужно бы помыться.

– Я принесу вам воду и мыло.

Они мылись, а я наблюдал за этим действом на мониторе. Ее Светлость изображала саму скромность. Про Бриллиантовую девочку такого не скажешь. Она и раньше во время мытья проделывала со мной подобные фокусы. Каскад поз. Во всем этом было уже кое-что знакомое, но я с волнением наблюдал за действом.

И вот только тогда, во время блаженства после оргазма, я вспомнил о том, что сказал Пустозвону о работах Ее Светлости. В животе у меня все сжалось. В полном смысле слова меня передернуло. Я сказал, что никто никогда не видел их. А ведь в первый раз, когда он пришел сюда, я назвал эти работы многообещающими.

Я с трудом восстановил дыхание. Это всего лишь маленькое противоречие, которое Пустозвон, скорее всего, и не уловил. Даже если он заметил это, я всегда могу сослаться на напряжение во время отливки. Но тот факт, что я позаботился о правильной расстановке мельчайших деталей, во много раз увеличивает мою маленькую оплошность. Я отрепетировал свою речь перед шерифом, знал ее назубок, как опытный актер знает свою роль. Затем я намекнул на ее интерес к шахтам, понимая, что нужна ниточка, которая увела бы их от моих владений. Я не сомневался, что как только они найдут ее велосипед, они подумают о похищении. Тогда я проговорился о ее ухажере. Они стали думать о нем. Да. Все это было так великолепно построено, уводило их все дальше и дальше отсюда. Перевело их мысли на шоссе, карты. К тем линиям, что пересекают весь штат Юта и уходят за его пределы, подальше от меня, от истинного места пребывания девушки. Прекрасно... Прекрасно!.. Прекрасно!.. И вот маленькая ошибка. И все же она меня беспокоит. Маленькая пылинка заставляет глаз слезиться, а если твоя слеза достаточно большая, то мир начинает расплываться. Когда мир художника теряет ясные очертания, художник может оказаться слепым.

Лорен лежала под простыней, все еще закрыв глаза. Она желала отмахнуться от забот наступающего дня, точно так же, как до этого смыла следы прошедшей ночи. Она чувствовала рядом тело Рая. Дар его присутствия. Именно так она теперь думала о нем. Сюрприз для одиночества ее тела. Он лежал на боку, отвернувшись от нее. Прекрасная поза, чтобы разглядеть его плечи. Ее взгляд ожил, остановившись на его гладкой загорелой коже. После того как она два дня предавалась любви, сон ее был глубоким. Она не ощущала ни капельки вины за то, что ей так хорошо в то время, как Керри так и не могут найти.

Имя девушки вызвало у нее в животе ощущение тяжелого шара. Темное пятно во всем этом нежном свете. Она беспокоилась, что ее радости плохо отразятся на поисках, но этого не произошло. Пока Рай ходил в литейку Штасслера, чтобы поработать, отлить лица, она обошла весь город, разослала около пятидесяти новых фотографий девушки. Неприятная встреча получилась с матерью девушки в дверях гастронома. Женщина ткнула пальцем в ее сторону и сказала самым печальным голосом на свете:

– Это ты ее сюда послала. Ты!

Отец Керри только покачал головой, словно хотел сказать: «Не принимайте близко к сердцу: она просто очень расстроена». Когда она услышала эти слова, они пробудили в ней прежние сомнения, зажгли их, как спичка зажигает дерево.

Лорен прислушалась к дыханию спящего Рая. Такие тихие выдохи не соответствуют силе его страсти. У нее то же самое. В эти дни они вели себя как два подростка. Они занимались любовью семь раз в день. Она следила за этим, хотя были моменты, когда головокружение не давало ей сосчитать и до двух. И хотя после этого она чувствовала себя разбитой, этот маленький дискомфорт вряд ли был в состоянии загасить бушующее в ней пламя. Она прижалась к нему и поцеловала в плечо.

Рай застонал. Это наполнило ее радостью. Ее руки скользнули под простыню, сжали его крепкие ягодицы. Лорен не могла поверить в ту силу, с которой жаждала его. Это смущало ее, она даже два раза сказала ему, что с ней такого еще никогда не бывало. Но ведь ей было всего тридцать девять. Она – женщина в самом расцвете, правда? Лорен дала волю своему желанию, повернула его к себе, обнаружив, что его член такой же сильный, как у шестнадцатилетнего. Его глаза все еще были закрыты, но он уже озорно улыбался...

Впервые они занимались любовью в спокойном ритме. Теперь не осталось той поспешности, которая присутствовала в предыдущие две ночи. На сей раз он нежно перевернул ее, спрятал лицо у нее на груди. У нее перехватило дыхание...

Лорен взвизгнула, когда все закончилось. По крайней мере, ей так показалось. Лерою, очевидно, тоже. Он поднял свою заспанную морду и заворчал. Не зарычал, нет, но заворчал, как бы от зависти.

Рай озорно оскалился, как это часто бывает с мужчинами после того, как... Лорен сжала его подбородок и велела не быть таким самодовольным. При этом она смеялась. Он тоже смеялся и ласкал ее тело. Она была счастлива. Прикосновения его рук, груди, ягодиц, спины, живота....

– Расскажи мне, что ты чувствуешь, – прошептал он. Лорен постаралась отогнать подальше все заботы и в ответ поцеловала его ухо, шею, щеки, губы. Потерлась о него своей грудью. Она чувствовала, как он напрягается. Громко, как она, он достиг кульминации.

– Ты очень хороша, – прошептал Рай, восстановив дыхание.

– Да? Ты просто так говоришь, потому что можешь взять меня, когда захочешь.

– Я тебя никуда не отпущу.

Лорен поднялась и посмотрела на него.

– Тебе придется. У нас уйма дел. Ты, – она игриво ткнула его в грудь, – должен позвонить в компанию найма вертолетов и получить подтверждение, что у нас будет пилот, а я, – теперь она так же ткнула себя в грудь, – приму душ, а затем выведу мистера Плохого Лероя Брауна на его утреннюю прогулку.