– Когда это случилось? – поинтересовался Рай.

– Рано. Около шести часов.

– А что за следы борьбы? – спросила Лорен. Шериф сморщил свои толстые губы и покачал головой.

– Такие, которые не хочется видеть, когда пропадает молодая женщина. Мы нашли обрывок ткани, похоже, от ее велосипедных штанов, – сказал шериф. – Выглядит так, словно он вырван.

Лорен застонала.

– На данный момент мы полагаем, это – похищение.

– Какие-нибудь следы шин? Что-нибудь такое, что могло бы подсказать, кто мог это сделать? – задала вопрос Лорен, про себя умоляя: «Ну, хоть что-нибудь».

– У нас нет ничего, кроме следов шин. От шин велосипедов. От шин мотоциклов. От шин джипов. В общем, следы шин на следах шин. Мои ребята попытались найти какой-нибудь одиночный след, но ничего не получилось. И все следы не в лучшем состоянии. Там сильные ветра. Трудно сказать, сохранились ли там еще следы автомобиля, который ее увез. Если это, конечно, был автомобиль.

Он посмотрел на Рая, потом на Лорен.

– А что же еще, если не машина?

– Это мог сделать тот, кто ездил с ней. Другой велосипедист. Потом он мог куда-нибудь ее оттащить. Вот почему мои парни сейчас прочесывают весь район. Можете гонять по городу с бешеной скоростью, и никто вас не остановит. Хотя, надеюсь, вы войдете в мое положение, станете придерживаться правил.

Лорен чувствовала себя отвратительно. Ей казалось, что вот-вот зазвонит телефон, и шерифу сообщат, что нашли тело Керри.

– Минуточку, – она подняла глаза. – Если вы говорите, что там такое интенсивное движение, то кто-то должен был что-нибудь видеть? Вы так не думаете?

– Это вы так думаете, – устало возразил шериф. – На самом деле люди замечают очень мало. Они думают иначе, но это так. Мы расклеили повсюду ее портрет, но я на это ставку не делаю. Думаете, свидетель – это очень хорошо? Свидетель, если у вас больше ничего нет, – настоящий кошмар. Свидетель очень часто бывает свистетелем. Каламбур плох, но это – горькая правда.

– А есть какие-нибудь хорошие известия? – поинтересовался Рай.

Он делал заметки и поднимал взгляд от блокнота только во время длинных пауз.

– Хорошее известие то, что она, возможно, еще жива. Если бы она упала в шахту, то шансов на то, что она жива, почти нет.

В большинстве случаев эти уроды не похищают для того, чтобы сразу же убить свою жертву.

– Они делают это не торопясь, – вздохнула Лорен.

– Иногда да, – шериф Холбин допускал такую возможность. – Но иногда их интересует только само похищение. Они щекочут себе нервы. Однако похищение, как бы то ни было, дает все же хоть какую-то надежду.

– И как велика надежда? – поинтересовалась Лорен. Шериф пожал плечами, затем перегнулся через стол, словно хотел извиниться за свою откровенность.

– Трудно сказать... Сложный вопрос. А в Моабе ли она еще? Может, ее уже нет в Юте. Кто знает? На этот момент она может очутиться, где угодно... Он сказал, что она сильная девушка, – его глаза остановились на Рае. – То же говорил и Штасслер. Возможно, с ней все в порядке. Именно это я сказал ее родителям, когда позвонил им сегодня утром. Если бы она была вашей дочерью, то вы бы предпочли услышать хотя бы это, чем ничего. Я повторяю это и вам. Возможно, она жива.

Да, сейчас зазвонит телефон...

– А что вы скажете про Джареда Нильсена? – спросил Рай. – Вы с ним разговаривали по этому поводу?

– Скоро узнаю. Будьте уверены. Он не сможет ни при каких обстоятельствах покинуть город.

– А что ему может помешать? – продолжал расспросы Рай.

Шериф вскинул голову и улыбнулся.

– Ну, мистер Чамберс, вы мне сказали, что несколько лет были репортером, так?

Рай кивнул.

– Вы что думаете, мы дадим ему возможность сесть в его двухтонную машину и преспокойно отбыть восвояси?

– Так он находится под наблюдением?

– К этому заключению вы сами пришли.

Холбин высказал это без всякой злобы, и его собеседники также без злобы это восприняли.

– Насколько сильны ваши подозрения в отношении парня? – поинтересовалась Лорен.

Шериф сложил руки на животе.

– У меня с ним заключено соглашение, – он указал глазами в сторону Рая, – только потому, что он пишет книгу. Я стал разговаривать с ним после того, как он дал обещание, что все, что он узнает от меня, использует только после окончания расследования. И это не зависит от того, сколь долго продлится расследование. Если оно не закончится в течение десяти лет, то все эти десять лет он не будет использовать этот материал. Я могу заключить такое же соглашение с девушкой-профессором?

Он уставился на нее.

– Да, можете, – заверила Лорен, и при этом почувствовала себя так, словно дала присягу в суде.

– Ну, хорошо. Можете не сомневаться, что он под подозрением. И стоит под номером один в очень коротком списке. Ее велосипед мы нашли у черта на куличках. Чтобы попасть туда, надо подняться на тысячу метров. Для этого надо быть в очень хорошей форме. А он сильный велосипедист... Для того, чтобы вот так разодрать ее штаны, надо быть мужчиной. Он – мужчина... Чтобы подойти к ней, надо было знать ее. Они были знакомы... Чтобы совершить такое насилие, насилие над личностью, сорвать ее штаны, вы должны испытывать к ней какие-то эмоции. А он испытывал... Сам сказал. Дословно: «...с ума сходил по ней». Только вот мы хотим узнать, насколько сильно он сходил с ума.

– А кто еще в этом коротком списке? Штасслер? Шериф прищелкнул языком и только потом заговорил.

– Он, конечно, со странностями, но зачем ему это делать? Надо искать мотив. Именно поэтому Джаред Нильсен и привлекает такое пристальное внимание. А какие мотивы могут быть у Штасслера? Я никаких мотивов найти не могу. Ничего... Штасслер был с ней связан. Она жила в доме Штасслера. Хорошо! Довольно тесная связь. Именно он заявил о ее исчезновении. Конечно, это не такое уж необычное явление, когда сам преступник заявляет в полицию, но при похищениях такое поведение не характерно. Он, тем не менее, позвонил. Он не высказал никакого возражения, когда мы сказали, что немедленно к нему приедем. Позволил нам тщательно обыскать территорию своего ранчо. Он не обязан был это делать, но все же сделал. Так что вот вам и ответ на ваш вопрос: Штасслер стоит в этом коротком списке, однако я сам себя спрашиваю:

зачем всемирно известному скульптору похищать какую-то девушку?

– Он одержим болью, – заметила Лорен.

– Правда? Настолько, чтобы убить молодую девушку? От этих его слов Лорен вздрогнула.

– Мне бы не хотелось ставить здесь точку, но я опять говорю об отсутствии у Штасслера каких-то мотивов. Когда вы сталкиваетесь с финансовым преступлением, вы ищете деньги. А при убийстве или похищении вы ищете мотивы. У кого они есть? У кого их нет? У Штасслера никаких мотивов.

– Вы видели его скульптуры?

– Ну а как же, – шериф поправил волосы. – Несколько лет назад он устраивал тут выставку. Поверьте мне, очень странные работы. Целая семья выглядит так, словно умирает в животе у какого-то зверя. Сам я плевать хотел на все это. У моей жены это вызвало отвращение. Но у меня нет и всяких там художественных претензий, я в этом не разбираюсь. Я люблю картины с закатом и с лосями, у которых развесистые рога. Вы, возможно, и не считаете это искусством, – закончил он со смешком.

– Я заговорила об этом, потому что все его работы связаны с болью, с чудовищной болью, – настаивала Лорен.

– Знаю. Но все его работы связаны с семьей. Все, что он делает, относится к семьям. У него целая серия под названием «Семейное планирование». Номер один, два и так вплоть до восьмого. Мой старший детектив целый день рассматривал и читал сайты о его работах. Так что, как видите, мы подумали об этом, но семьи-то здесь нет. Хотя родители девочки должны с минуты на минуту прибыть ко мне... Кроме того, нельзя же связывать художника и его искусство.

– Иногда их нельзя отделять друг от друга, – возразила Лорен.

– Вы действительно так думаете? Тогда мы находимся в очень тяжелом положении, – мрачно пробормотал шериф. – Подумайте о том, что мы видим постоянно в кино и на телеэкранах.