– Перестань нести чушь! В жизни не видела более уродливого ребенка! Лучше бы на ее месте была Глория… в ней горит огонь… а ее зеленые глаза… девчонка далеко пойдет! – категорично заявила Плезанс. – А теперь принеси мой шерри.

– Вы так думаете? В Глории есть нечто такое, что тревожит меня, хотя не понимаю, что именно. Мадж Батти говорит, что она вечно вертится перед зеркалом. Вот кому стоит идти на сцену! Не забудьте о школьном рождественском спектакле в понедельник. Нужно поддержать наших эвакуированных.

– Это обязательно? Скамьи в церкви такие твердые…

– Прекратите! Сауэртуайт ожидает от своих лучших граждан исполнения долга! – мило улыбнулась Плам, протягивая Плезанс бокал.

– Я исполнила свой долг, послав сыновей на войну, открыв дом для беженцев и эвакуированных и терпя жизненные невзгоды. Но слушать детский вой на сцене – не мой идеал праздника, – парировала Плезанс.

– Вздор! – рассмеялась Плам. Напряжение ослабло. – Кому нужен Диккенс, когда Скрудж[19] жив и живет в Бруклин-Холле?!

– Не дерзи! Тебе это не идет! Издеваться над бедной скорбящей вдовой! Какое Рождество, если семья не собирается за праздничным столом, – вздохнула Плезанс, пригубив шерри. – Фу! Это лучшее, что ты сумела достать? Алджи опять прикладывался к содержимому графина!

– О чем вы говорите! В доме полно родственников, сын и невестка возвращаются, хостел набит покинутыми детьми, а внучка… Поблагодарите Господа и милосердие его за то, что у вас есть средства устроить великолепный праздник. Радость состоит в том, чтобы давать!

– Оставь проповеди викарию, Прунелла, – последовал резкий ответ.

Рождество было уже на носу, а новостей от мамы и папы все не приходило. Мадди была вне себя от возбуждения, мечтая поскорее услышать их голоса. Бабушка не считала нужным иметь в доме телефон, зато его установили в общежитии на случай форс-мажора, и тетя Плам пообещала дать ей знать, как только позвонят по межгороду.

– Можно мне поехать на станцию с мистером Батти, чтобы их встретить? – умоляла Мадди.

– Разумеется, но поезда наверняка будут задерживаться из-за снега, – улыбнулась тетя Плам, последними штрихами украшая игровую комнату. Митч и Брайан стояли на столе, привязывая бумажные колокольчики.

Они собирались петь гимны в домах Сауэртуайта вместе с церковным хором, несмотря на сильный снегопад. Деревня под снегом выглядела как рождественская открытка.

Пегги дулась, потому что ее мать обещала приехать только на второй день Рождества, когда раздают подарки. Власти пустили специальный поезд для родителей эвакуированных детей из Халла и Лидса. Энид отпрашивалась на танцы с солдатами, но мисс Блант сказала, что та еще слишком мала, поэтому девочка надерзила ей и убежала на чердак, где была ее спальня, и сейчас в истерике выкрикивала все непристойные ругательства, которые только знала.

Мадди старалась не волноваться из-за последнего выпуска новостей, который услышала по радио дяди Алджи: «Караваны судов атакуют немецкие бомбардировщики».

– Это означает, что к чаю мы не получим бананов, – пошутил он.

Мадди сто лет не видела ни бананов, ни апельсинов, с тех пор, как училась в школе Святой Хильды. Она подумала о бедных матросах, выгребающих против ветра в спасательных шлюпках… борющихся со штормом. Слава богу, мама и папа не пересекают Атлантический океан!

Она помогла тете Плам приготовить их комнату, согреть кровать керамической бутылкой с горячей водой, постелить чистые простыни и красивое шелковое покрывало, наполнить вазу красной калиной со сладким ароматом из сада, положить дров в камин. В комнате пахло полиролью и копотью.

Нетерпение Мадди росло с каждой минутой. И вдруг она вспомнила их последнее совместное Рождество, с дядей Джорджем и бабушкой Миллс за стойкой «Фезерс»… и мама поет «Пусть всегда будет Англия», а летчики и остальные свистят и аплодируют. Как хорошо было им тогда…

Ей почему-то стало нехорошо. Затошнило, затрясло… откуда-то накатила грусть. Ничто уже не будет таким, как прежде. В прошлом году она была в безопасности. А теперь вынуждена жить с незнакомыми людьми. Глаз выправился, когда ей было семь, но сейчас опять стал косить. Повязка не помогала, и иногда в глазах двоилось. Родители, наверное, расстроятся, когда увидят, какой уродкой она стала? Бабушка видеть ее не может!

Слезы катились по лицу девочки. Из груди вырывались громкие всхлипы.

Услышав шум, бабушка пришла посмотреть, в чем дело.

– Что с тобой, дитя? – холодно спросила она, уставясь на внучку. – Чем вызваны эти слезы?

Она потрепала Мадди по плечу, как комнатную собачку.

– Они не приедут… не приедут… я точно знаю, – пролепетала Мадди.

– Откуда такие мысли? Конечно, они приедут. Они уже на пути сюда, – возразила бабушка, но Мадди была слишком расстроена, чтобы успокоиться.

– Но вы не любите мою маму, и они снова уедут и больше не вернутся, – выпалила она.

– Вот. Возьми и высморкайся. И кто только плетет эти глупые сказки? Как я могу не любить ее, если никогда не видела? Ты слишком молода, чтобы разбираться в делах взрослых. Скоро праздник, так что оставь эти глупости, вытри глаза и спустись в кухню за печеньем.

– Не хочу печенье, хочу панду, – шмыгнула носом Мадди. – И еще хочу, чтобы мама и папа скорее приехали!

Она чувствовала себя неуклюжей дурехой, потому что рассказала о своих страхах, а бабушка ничего не поняла. Да и как ей понять? Она даже не была на свадьбе родителей!

– Ты уже большая девочка, нечего тебе искать утешение в игрушках.

– Хочу панду и тетю Плам, – настаивала Мадди, протискиваясь мимо бабки.

– О, делай что хочешь, только перестань ныть и возьми себя в руки. Рыданьями ничего не добьешься. Я только старалась помочь, – процедила старуха с обиженным видом, но Мадди уже сбегала по ступенькам в поисках любимой игрушки.

Панда выслушала ее исповедь, но ничего не ответила.

Ночью снова был сильный снегопад, и на обочине дорог выросли сугробы. Железнодорожные пути обледенели. Плам только вздыхала, боясь, что все предрождественские поездки будут невозможны. Сауэртуайт, привыкший к холодным зимам, бывал по несколько недель отрезан от остального мира. Школу закрыли на праздники, еда закуплена, и дети в общежитии старались вести себя прилично, хотя им и не терпелось покататься с горок на оловянных подносах и санках.

Мисс Блант злобно пыхтела, жалуясь на сверхурочную работу. Но на самом деле она досадовала на то, что из-за морозов пришлось отложить поездку к сестре, живущей в окрестностях Ковентри. Оттуда доходили дурные новости, и она тревожилась из-за отсутствия известий от Доры. Кто знает, жива ли сестра?

– Я должна поехать и все узнать сама, миссис Белфилд, – настаивала она и скоро исчезла в снежной круговерти, чтобы попытаться сесть в первый же поезд, следующий в южном направлении.

Джеральд прислал короткую загадочную записку откуда-то, где жара и пыль, но от Артура и Долли по-прежнему ничего не было. Впрочем, этого и следовало ожидать из-за погоды и запаздывающих поездов. Все было готово к их приезду и празднику для детей в Холле на второй день Рождества. Волнение росло, и дети, выполнив привычную работу, убежали играть во двор.

Сегодня должен состояться школьный рождественский спектакль, в котором участвовали все, кроме Грега, который помогал расставлять в церкви стулья за рядами скамей. У него ломался голос, поэтому он временами рычал, как медведь, и был исключен из костюмированного представления.

Миссис Батти предупредила, что осла Билли Меллора уже привели из стойла. Ослику предстояло пройти по проходу «на пути в Вифлеем», где он, вне всякого сомнения, оставит следы своего пребывания, которые быстро уберет церковный служитель, прежде чем вонь ударит в носы прихожан. Гитлер может строить всякие пакости, но ослик обязательно исполнит свой долг. Энид, Пегги, Нэнси и Глория были наряжены ангелочками, с нимбами на проволочках.