Особое место в литературе XI в. занимает поэма «Вис и Рамин», написанная Фахриддином Асадом Гургани в Исфахане, видимо, около 1054 г.
Фахриддин Гургани занимает особое место в персидско-таджикской литературе. Как и у других ее выдающихся представителей, мы обнаруживаем у Гургани такие черты: выражение гуманистических идеалов просвещенного горожанина, хвалительное отношение к иранской древности, противостоящей исламу, и даже попытки ее воскрешения. Но если в центре внимания его предшественников и преемников стоит положительный идеал человека, то у Гургани главные персоналы, как правило, носители отрицательного начала, хотя некоторые из них перерождаются в положительных героев. Своим творчеством Фахриддин Гургани вносит в литературу Ирана сатирические элементы; думается, это может быть объяснено близостью поэта к широким демократическим кругам средневекового города. И если на средневековом Западе связь сатирических жанров со средой горожан была повсеместной, то в высокой иранской поэзии ее не было. Сатирические, сниженные мотивы не характерны для иранской поэзии того времени.
Едва ли не самым ярким представителем, более того, живым олицетворением этого века крайностей в поэзии можно назвать самого Анвари, который первоначально прославился как непревзойденный мастер касыды. Но именно он завершает свой поэтический путь таким резким памфлетом против придворной касыды, острее которого не писал никто в иранской поэзии, даже Насир Хосров:
О придворных поэтах речь мою разумей, —
Чтоб толпу лизоблюдов не считать за людей!
Ведай: мусорщик нужен в государстве любом, —
Бог тебя покарает, коль забудешь о том.
Если скопится мусор вокруг жилья твоего —
Без носильщика, брат мой, приберешь ли его?. .
А в поэте-рабе нет нужды никому,
И хозяйство вселенной не прибегнет к нему.
Коль тебе ради хлеба наниматься пришлось,
Так носи лучше мусор, а поэзию брось.
(перевод А. Кочеткова)
Сам Анвари на склоне лет избрал убогую келью дервиша (ум. ок. 1170).
Порицанию панегирической поэзии посвящали яркие строки в своих произведениях и другие придворные поэты — Камалиддин Исмаил, Захириддин Фарьяби и поэт из Азербайджана Хагани.
Вершиной поэзии гуманистического направления стал великий поэт, математик и философ Омар Хайям Гиясаддин Абу-ль-Фахт ибн Ибрахим (ок. 1048 — 1131).
До нашего времени дошло около двух тысяч рубаи, приписываемых Хайяму, но с относительной уверенностью, полагаем, можно отнести к Хайяму не более ста pyбаи.
Годы учений и странствий Хайяма проходили в разных городах Хорасана и Мавераннахра — в Нишапуре, Самарканде, Бухаре, Балхе. Он был не только выдающимся математиком, но и настоящим энциклопедистом своего времени. Имам Хорасана; Ученейший муж века; Доказательство Истины; Знаток греческой науки; Царь философов Востока и Запада — таковы далеко не полные почетные титулы Омара Хайяма в зените его славы. В философии он признавал себя последователем Ибн Сины. К двадцати пяти — двадцати шести годам он написал прославивший его алгебраический трактат. В 1074 г. был приглашен в Исфахан (на юге Ирана) — тогдашнюю столицу сельджукидского султана Малик-шаха — руководить обсерваторией. Там он составил в 1079 г. на основе длительных астрономических исчислений солнечный календарь, наиболее точный из всех существующих доныне. Там же он написал второй знаменитый математический труд - «Комментарии к трудностям во введениях книг Евклида» и некоторые короткие философские сочинения, в частости, «Трактат о бытии и долженствовании».
Свой трактат Хайям написал почти эзоповым языком в форме ответа на три вопроса судьи провинции Фарс, дабы снять с себя подозрения в том, что он не признает бытия бога и необходимости выполнять религиозные обряды. Когда в 1092 г. погибли покровители ученого Малик-шах и его главный везир Низам аль-Мульк и была закрыта Исфаханская обсерватория, Хайям пытался было заинтересовать наследников шаха астрономическими занятиями и составил на фарси занимательно написанную книгу «Ноуруз-наме» («Книга о празднике весеннего равноденствия ноуруз»). Но попытка не дала результатов. Через несколько лет столица Сельджукидов была вновь перенесена в Мерв. Хайям переехал туда и продолжал свою научную работу. Окруженный недоброжелателями из числа реакционного духовенства, он, видимо, придерживался правила «молчание-золото» и избегал публичных выступлений или, как пишет Бейхаки, «был скуп в сочинении книг и преподавании». Все же десять трактатов, составляющих, возможно, все письменное научное наследие Омара Хайяма, до нас дошли.
О том, что отношение духовенства к Хайяму принимало порой опасное для него направление, свидетельствует автор XI — XII вв. Кифти, который в «Книге мудрецов» рассказывает: «Когда же его современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и, легонько схватив поводья своего языка и пера, совершил хаддж (паломничество в Мекку) по причине болезни, не по причине богобоязненности, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними дверь преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хадджа своего в свой город, посещая утром и вечером место поклонения и скрывая тайны свои, которые неизбежно откроются. Не было ему равного в астрономии и философии.».
Из свидетельств современников и близких по времени преемников точно известно, что Хайям складывал четверостишия (рубаи).
Эстетический идеал Хайяма — это личность вольная, свободомыслящая, чистой души. Мудрость, любовь и жизнерадостность — таковы главные черты личности, которые воспевает Хайям.
Поэзия на языке фарси, развивавшаяся на северо-западе Ирана, в Азербайджане, с XI в. дает несомненное доказательство существовавших тогда тесных культурных связей с восточноиранской поэзией, именуемой часто хорасанской школой. Недаром многие стихи известного азербайджанского поэта XI в. Катрана составители антологии впоследствии приписывали родоначальнику персидско-таджикской классической литературы Рудаки. Однако азербайджанская фарсиязычная поэзия существенно отличалась от восточноиранской поэзии, что прежде всего выражалось в стиле. В жанровом плане такого отличия не было. Как в восточноиранской, так и в азербайджанской литературе доминируют лирические данры, в особенности касыда, как панегирическая, так и сатирическая. Исключение составляет Низами Ганджеви (1141 — 1203), чье творчество явилось вершиной развития гуманистических тенденций в фарсиязычной литературе XII в., особенно его знаменитая «Хамса» («Пятерица»). Для произведений Низами характерно осуществление своеобразного синтеза всего, что было передового у его предшественников, и, в частности, идейно-художественная разработка социальной утопии. Десятки авторов, писавших на фарси, на турецком, узбекском, туркменском, азербайджанском, курдском и других языках вплоть до XX в., вдохновлялись сюжетами его «пятерицы» («Хамса»), преломляя их в духе своего времени. Значение творчества Низами далеко выходит за рамки азербайджанской литературы, его произведения занимают одно из первых мест в фарсиязычной литературе средних веков.
Одним из замечательных поэтов фарсиязычной поэзии был Джалал-ад-Дии Руми (1207 - 1279).
Руми родом из Балха (ныне Афганистан); в детстве, во время приближении орд Чингисхана, покинул родной край и со своим отцом, видным богословом, прибыл в Малую Азию, в Конийский султанат. Здесь он окончил медресе и вскоре стал проповедником созданной им суфийской системы. Она отличается пантеизмом и гуманистическим поклонением человеческому сердцу как высшему благу.
Влияние Руми перешагнуло через границы иранской культуры, захватив туркоязычный мир. Сын Руми, Султан Велед, продолжавший линию отца, стал одним из основоположников турецкой литературы.
В поэму Руми вошли не только притчи, но и народные басни, анекдоты, распространенные в Средней Азии и Иране в XIII в. и почерпнутые в имевшихся литературных обработках и устных источниках. Поэт повторял, что его грубые подчас остроты «содержат не смех, а поучение».
