Но теперь Виктория взяла себя в руки и терпеливо ждет, однако Жерар не появляется к тринадцати часам, как обычно. Беспорядочно прибывают другие, более или менее довольные тем, что видят Викторию, и она дает им время попить кофе, а уж потом спрашивает, спокойно так спрашивает, где можно найти Жерара. Но ни Фред, ни Крис, ни Гаэль не могут ей ответить, они сами его три дня не видели; кстати, Карло тоже исчез одновременно с ним. Биль ведет себя уклончивее, в глазах мстительные огоньки, но остальные держатся искренне, впечатлительный Бен даже беспокоится. Немного погодя Жильбер, к которому не так легко подступиться, отвечает на вопрос Виктории, так же как остальные, но при этом улыбается нехорошей улыбкой и гладит свою борзую.
Вернувшись во флигель, тот, где гольф, Виктория поспешно прикинула, что происходит, и подвела баланс. Сперва — что происходит: ничто не доказывало, что Жерар причастен к исчезновению денег, откровенно говоря, с тем же успехом можно было бы утверждать, что Виктория причастна к смерти Феликса, но все равно нельзя было просто отмахнуться от подозрений, пренебречь серьезными аргументами. Разумеется, ей нечего было и думать о том, чтобы прибегнуть к услугам полиции, и Жерар, судя по всему, это понял. Значит, оставалось единственное решение — податься из этих мест в другие, менее разорительные. Впрочем, три месяца, на которые было снято жилье, истекали вместе с зимой. Она позвонила Ноэли Валлад — ключи отдать, и та как будто не оценила чистоты во флигеле, просто провела пальчиком по каминной плите, но как всегда, не касаясь поверхности, и Виктория чуть было не рассказала ей, что произошло.
Затем был подведен баланс: насчитав у себя в бумажнике две тысячи сто двадцать франков, Виктория отправилась в местное отделение своего банка и там из осторожности не обратилась ни к кому из служащих. Банковский автомат самообслуживания выдал ей плохо пропечатанный итог: сумма у нее на счету достигала семи тысяч девятисот тридцати девяти франков. Набрав свой код на клавиатуре автомата, она почувствовала страх, а вдруг ее ищут и по коду мигом вычислят, где она. Но ничья рука не опустилась ей на плечо, никакая автомобильная дверца, когда она вышла на улицу, не распахнулась, преграждая ей путь. Итак, на этот день ее достояние достигало десяти с хвостиком тысяч, больше, чем ничего, но, если кроме этого рассчитывать не на что, то о чем говорить.
Однако, вместо того чтобы растянуть эту сумму на подольше, Виктория не пожелала слишком круто менять образ жизни. Предпочитая верить, что все как-нибудь образуется, Виктория пустилась на поиски приличной гостиницы, — пожить пока, а там будет видно. Позже она подумает. На худой конец, всегда устроится продавщицей или кассиршей, найдет не такого бесцеремонного любовника, как Жерар, в самом крайнем случае, временно выйдет на панель, еще посмотрим. Спешить некуда. Эту последнюю возможность мы действительно рассмотрим в самых уже крайних обстоятельствах. Пока суть да дело, был снят номер в гостинице «Альбицциа».
Триста двадцать франков, включая завтрак, — на первый взгляд, номер был идеальный, не слишком просторный, потолок довольно низкий, шелковистый свет проникал внутрь через два стрельчатых окна, уставленных горшками с цветами. Натертый паркет, сидячая ванна, телевизор на стенке, дополнительная перина и вид на окаймленный бахромой доморощенных платанов садик, где носились славки и на относительном приволье рос питтоспорум. Конечно, при таком тарифе деньги растают меньше чем в три недели, но дама в регистрации выглядела обнадеживающе — добрая улыбка, благожелательный шиньон — и, после того как Виктория, проникнувшись доверием, описала ей свое положение, хотя кое-какие подробности опустила, эта дама вроде бы дала понять, что потом все как-нибудь уладится. И вот, в первое утро, разбуженная конгрессом дроздов, Виктория, придя на завтрак, замерла на пороге ресторана: она заметила сидевшего возле застекленной двери Луи-Филиппа, который, уйдя в чтение сложенной перед ним газеты и водрузив на нос очки, макал в чашку рогалик.
Присутствие Луи-Филиппа в «Альбицциа» не только было необъяснимо, но и не могло не вызывать тревогу. Когда он несколько недель тому назад заезжал во флигель, то пробурчал, собирая осколки стекла в бумажную салфетку, что этим же вечером возвращается в Париж, не уточняя, приедет еще или нет. Очевидно, он в городе, по меньшей мере со вчерашнего дня, и то, что он не навестил Викторию, ни на что не похоже. Конечно, не исключено, что он здесь просто проездом, по другому поводу, и тогда он, конечно, просто отложил визит на попозже. А может быть, явился во флигель уже после того, как девушка съехала, уткнулся в запертую дверь и теперь завопил бы от радости, вздумай Виктория, пройдя через зал ресторана, оторвать его от газеты, кто знает, все может быть. Однако Виктория потихоньку дала задний ход, поднялась к себе в номер, сложила чемодан, который только успела разобрать, вышла из гостиницы и села в автобус, идущий вдоль атлантического побережья на север.
Эта дорога идет в стороне от пляжей, моря не видно, а жаль. Приятней было бы смотреть, как рождаются и набухают волны, а потом обрушиваются, видеть, как каждая из них до бесконечности ведет к концу свою версию, свое истолкование идеальной волны; можно было бы сравнивать их повадки, их замысел, их чередование, их звучание, но нет, к пятнадцати часам Виктория вышла из автобуса в Мимизане. Почему в Мимизане. Почему бы и нет. Но в итоге нет: спустя два часа она села в другой автобус, идущий в Мимизан-Пляж.
Мы никого не хотим обидеть, но Мимизан-Пляж скорее всего не так хорош, как Сен-Жан-де-Люс. Во всяком случае, гостиница там была куда хуже. Комната ненамного дешевле и вид на автостоянку, администратор с экземой, персонал рассеянный, трубы громогласные: канализацию то и дело сотрясали мощные удары. Поскольку задний фасад здания как раз заново красили, строительные леса загораживали свет, а два отрезка мостков, наискось соединенные стремянкой, перечерчивали окно зигзагом. На нижних мостках никого, но на верхних суетился человек, от которого видны и слышны были только нижние конечности до ляжек и транзистор. Таким образом, хотя стоянка была и не очень видна, но Виктория очень скоро поняла, что предпочитает как можно больше времени — весна уже вступала в свои права — проводить на улице.
Прежде всего, на ногах. Кроме того, Ланды — такой равнинный край, что сама собой напрашивается мысль о велосипеде. Заново оценив свои финансовые возможности, Виктория позволила себе покупку велосипеда за тысячу франков без малого у торговца-ремонтника, который по случаю мертвого сезона принял ее как избавительницу. Чтобы можно было перевозить свои вещи, Виктория попросила поставить на велосипед багажник больше стандартного, и на гребне энтузиазма продавец пошел ей навстречу. Это был классный английский велосипед с семью скоростями, с рубиновыми катафотами, с блестящими спицами: бархатистая цепь, руль как бычьи рога, «олимпийская» рама, ручной и ножной тормоз, гайки-«барашки». И складной насос. И большое туристское седло, — его форма идеально подходила к ягодицам седока. И солнце сияло.
Виктория принялась что ни день крутить педали. Хотя она обзавелась этой машиной, имея в виду прежде всего прогулки, но, вероятно, не упускала из виду и то, что вскоре велосипеду предстоит более тряское применение. Туристское снаряжение преобразится в утилитарное транспортное средство. Так что потренироваться было кстати. После того как она попрактиковалась в переключении с одной скорости на другую, покрутила виражи по гравию и ее позаносило в сторону, она, в конце концов, неплохо сладила со своим велосипедом, который поселила в гостиничном гараже, откуда и выехала уже на другое утро, несмотря на ломоту во всем теле.
Однако она еще проведет в Мимизан-Пляж дней десять — время, нужное для того, чтобы привыкнуть к велотуризму. Она не будет общаться ни с единой живой душой, ни с продавцами, ни с другими постояльцами гостиницы, впрочем, редкими и мимолетными в это время года. В Мимизан-Пляж, в межсезонье, в иные дни бледное небо и тишина создавали отвратительную атмосферу старого авангардистского фильма, если смотришь его, когда срок годности пленки уже истек. Виктория ежедневно колесила по всей округе, пока для нее не осталось неразведанных мест, и, поскольку ресурсы таяли на глазах, в конце концов, решила, что пора сменить обстановку.
