- А я сказал, что твое хрипение не голос!

- У меня стиль такой! – не уступал в децибелах ему Птах.

- Что тут происходит? – подождав паузу в их оре, спросил спокойно я.

- Мираж! Объясни этому крашенному, что я пою! – кинулся ко мне панковидный воробей.

- Сам ты крашенный! И у тебя не голос! Вот у Миража и то лучше! – непосредственно проорал Лоф, только он так может.

Но за кулисами в коридоре, между завтра и вчера, стало тихо. Я почувствовал руку у себя на пояснице и вторую на предплечье. Я ничего не видел сейчас.

Наверное, я напоминал сам себе русалочку. Или же смертника перед виселицей.

Мой мир. Мой голос. Моя музыка. Моя жизнь.

Перед глазами все плыло, и вдруг я увидел черные пятна, а через секунду понял, что это не пятна, а глаза моего любимого.

Шоколадные, с золотыми искорками. Любимые.

- Мираж? – удивленно спросил Лоф. Ворон покрутил пальцем у виска.

- Наверное, я должен сказать и вам. Хотя не очень хочется, если честно.

Я видел, как напряжены мои ребята, как Ворон и его команда непонимающе смотрят на меня, надеясь, что я совру. Как Терри закусывает губу. Потому что он умный мальчик и прекрасно знает, что я хочу сказать. Как Даниэль Стоун - вроде и спокойный как удав, но в тоже время весь собран. Готов успокаивать своего Змея после моей новости. Я прижал Ноэля к себе и в тишине проговорил:

– Это последний концерт «L'iris noir».

И конечно, самый несдержанный у нас - это Марио, моя детка.

- Чтооо?! Ты с ума сошел, что ли? Как последний?!

- Просто.

- Просто?!! Если ты сейчас, разноглазая морда, не скажешь, почему - я сам узнаю, замучив твоего Шела до смерти!

Я улыбнулся, Шел непонимающе повернул голову к Марио.

- Мираж теряет голос. – Вдруг проговорил Кот.

В коридоре стало еще тише.

- Ты рехнулся, четырнадцать песен! – воскликнул Терри.

- Это последний концерт, я хочу, чтобы меня и моих ребят помнили.

- Фанаты тебя сожрут. – Спокойно ответил на мою фразу Даниэль.

- Максвелл, это так не делается, нужно собрать журналистов…

- И объявить о том, что этот концерт последний…

- И вообще, как-то все скомкано и неправильно…

- Ты же можешь не дотянуть до последней песни… - начали они все вразнобой, а я уткнулся в волосы, пахнущие лимоном, и просто молчал. Что я мог сказать им на это все?

Что мы уже все решили.

Что журналистами занимается Ханна.

Что я ужасно устал и хочу скорее прокрутить все и отрепетировать.

И завалиться в кровать до завтрашнего вечера.

Что?

- Ладно, хватит. – Спокойно и сдержанно оборвал все дебаты Мак. – Ором и причитаниями не поможешь. Мираж, я бы, как продюсер продюсеру, посоветовал петь под фонограмму. Но зная тебя, я могу сказать точно, что ты этот совет проигнорируешь. Поэтому мы должны просто упростить все до минимума. Сыграть - чисто и слаженно.

- Я согласен. И ты прав, совет я проигнорирую. Это последний концерт, и я хочу, чтобы он был на высшем уровне, поэтому будет все по вот этому сценарию.

Марс раздал листы.

- С ума сойти… - прокомментировал Лоф.

- Большая программа, большие затраты, но это красиво и достойно тебя. – Ухмыльнулся Мак.

- Я артист, я должен взаимодействовать со своими зрителями. Я должен удивлять. И я хочу, чтобы они запомнили меня таким. Ярким.

- Вызывающим. – Марс.

- Хищным. – Майлз.

- Восхитительным. – Кот.

- Экстравагантным. – Бетховен.

- Настоящим. – Прошептал Шел.

- Идиотом. - Услышали мы за спинами голос моего дяди.

Репетиция с декорациями прошла великолепно, я не зря потратил почти месяц на продумывание всего этого действа.

- Шикарно! – подпрыгнул Марио. – Мне нравится! Мак, хочу такие же лампочки и свет!

- Хорошо, будут тебе лампочки.

Он обернулся ко мне, я стоял, облокотившись об ограждение. Глаза прикрыл, потому что у меня плыло все.

– Устал?

Репетировали все же под фон, но двигаться приходилось самому. Да и отдаваться публике нужно было всем и сразу.

- Немного.

Рядом встал мой мальчик.

- Выпей. – И лбом мне в плечо. Я открыл глаза, передо мной был стакан с моей микстурой, разведенной в теплой воде.

- Не надо, я же почти не пел, только рот открывал.

- Все равно. – Упрямо. Я взял стакан и опрокинул в себя.

– Завтра будет сложно.

- У нас еще перед концертом конференция.

- Что?

- Ханна звонила, сказала, что без этого нельзя. Будем объявлять о том, что концерт последний. – Серьезно ответил я. – Не хотел, если честно, но придется. Она там рвет и мечет. После статьи в журнале о прошедшем концерте, там бум в редакции. – Я вытащил пачку сигарет и вытащил одну, прикурил. Шел нахмурился.

К нам подошел Итон и отнял у меня сигарету.

- *….*, ты что, с ума сошел, еще и траву, давай напейся и уйди в нирвану! – гаркнул он. Я скривился.

- Да они у меня перемешаны тут, не ори.

- Курить тебе вообще нельзя. – Не унимался дядя. Ноэль взял пачку из моих рук и сунул себе в карман.

– Вот, даже ребенок понимает всю значимость момента!

- Итон.

- Что?

- Прекрати нервничать.

- Это я за тебя, малыш, а то ты слишком спокойный.

Я ухмыльнулся. Я не спокойный и точно также нервничаю, просто рядом со мной те, кому я полностью доверяю. И, возможно, после завтрашнего дня ничего не изменится.

Я прижал к себе Ноэля и снова, как много раз за эти нервозные дни, уткнулся в его волосы.

Мне все еще страшно.