— Прошу прощения, сэр, — запротестовал врач, — но максимум, что я могу разрешить, это три g.

Бэррио нахмурился:

— По закону, право окончательного решения принадлежит командиру корабля. И от этого решения зависят три сотни жизней!

— Доктор, — сказал Клюгер, — давайте-ка еще раз посмотрим график.

Врач протянул ему через стол лист бумаги. Клюгер развернул его таким образом, чтобы Джо мог видеть изображенную на нем кривую.

— Вот как это выглядит, Эпплби, — сказал Клюгер.

Кривая на графике сначала медленно опускалась, а затем резко падала вниз. Врач коснулся указательным пальцем точки перелома.

— Вот это, — сказал он бесстрастно, — момент, когда доноры так же начинают страдать от нехватки крови, как и прочие больные. И если запасы не восполнить, положение быстро становится откровенно безнадежным.

— Откуда взялась эта кривая? — поинтересовался Джо.

— Так выглядит графическое отображение эмпирического уравнения болезни Ларкина, рассчитанного для двухсот восьмидесяти девяти больных.

Эпплби обратил внимание на вертикальные линии, пересекающие график. Каждая линия была помечена цифрами, выражающими ускорение и время. Возле крайней правой линии было написано: «1 g — 18 дней». Это означало, что, совершив рейс со стандартным ускорением, они прибывали на станцию «Прозерпина» к тому времени, когда эпидемия успевала выкосить весь персонал и спасать становилось некого. Два g сокращали продолжительность рейса до двенадцати дней семнадцати часов, и в этом случае жертвами болезни становилась половина колонии. Тройные перегрузки улучшали ситуацию, но количество погибших все еще было велико.

Теперь Джо понимал, почему коммодор настаивал на рискованных трех с половиной g. Вертикальная линия, помеченная этими цифрами, пересекала кривую в том месте, где она резко поворачивала вниз, и полет должен был продлиться девять дней и пятнадцать часов. Таким путем они сумели бы спасти почти всех, но — Господи! — что это должен быть за рейс!

Продолжительность полета уменьшалась обратно пропорционально квадрату ускорения. Для восемнадцати дней требовалось всего одно g, тогда как для девяти дней нужно было уже четыре. А вот четыре с половиной дня обеспечивались уже фантастическими шестнадцатью# И кто-то в уголке графика написал эти два числа — 4,5 и 16.

— Слушайте, ведь эти данные рассчитаны для факел-автомата! Как раз то, что надо. Есть в нашем распоряжении факел-автомат?

— Да, есть, — тихо сказал Бэррио. — Вот только каковы его шансы?

Джо заткнулся. Корабли-автоматы частенько терялись даже в пространстве между внутренними планетами. Вероятность же того, что такой корабль сумеет попасть в зону радиоконтроля на расстоянии в четыре миллиарда миль… М-да-а-а!

— Разумеется, мы сделаем такую попытку, — пообещал Бэррио. — И если факел-автомат доберется до зоны радиоконтроля, я немедленно сообщу вам. — Он повернулся к Клюгеру. — Итак, ваше решение, капитан. Времени у нас мало.

— Ну что вам далась эта половина g? — сказал Клюгер врачу. — Помнится, я читал сообщение о шимпанзе, которого крутили на центрифуге очень долго и при очень больших перегрузках…

— Да, но это был шимпанзе, а не человек!

— А сколько тот шимп выдержал, док? — выпалил Джо.

— Три с четвертью в течение двадцати семи дней.

— Вот это да! И в каком виде он был после окончания испытания?

— А ни в каком, — коротко сказал врач.

Клюгер посмотрел на график, перевел глаза на Джо и наконец повернулся к коммодору:

— Ускорение будет в три с половиной g, сэр.

— Тогда вперед, — кивнул коммодор. — Отправляйтесь в лазарет. У вас очень мало времени.

Спустя сорок семь минут их уже упаковывали в противоперегрузочные капсулы разведывательного факельщика «Саламандра».

«Саламандра» была пристыкована к орбитальной станции. Джо, Клюгер и их сопровождающие прошли по стыковочному туннелю, связывающему ось станции со шлюзом корабля. После полной промывки желудка и дюжины процедур и инъекций Джо чувствовал себя преотвратно.

Хорошо еще, подумал он, что старт производится в автоматическом режиме.

Разведывательный корабль предназначался для полетов при очень высоких ускорениях, и рычаги управления располагались над противоперегрузочными капсулами так, что до них можно было дотронуться пальцами, не поднимая высоко руки. Врач и ассистент впихивали в капсулу Клюгера, а два медицинских техника занимались Джо.

— Нижнее белье гладкое? — спросил один из них. — Складок нет?

— Полагаю, все в порядке.

— И тем не менее придется проверить.

Он провел руками по телу Джо, а затем занялся устройствами, необходимыми любому человеку, вынужденному в течение нескольких дней находиться в одном и том же положении.

— Трубка слева от вашего рта — это вода, в двух справа — глюкоза и бульон.

— Пища только жидкая?

Парящий в воздухе врач повернулся к Эпплби и строго сказал:

— В этом полете ничего твердого вам не понадобится, не захочется и не должно быть. А кроме того, будьте осторожны при глотании.

— Я уже сталкивался с перегрузками, док!

— Конечно, конечно. Но все-таки будьте осторожны.

Противоперегрузочная капсула была очень похожа на ванну. Правда, размеры ее были побольше, да и жидкость, заполнявшая ванну, была поплотнее воды. Сверху ванна закрывалась прикрепленной к ее краям резиноподобной пленкой. При перегрузках человек должен плавать в жидкости, упакованный как бы в кокон из пленки. А сейчас, в состоянии невесомости, пленка, кроме всего прочего, еще и не позволяла жидкости удрать из ванны.

Сопровождающие помогли Эпплби разместиться в центре капсулы и прикрепили его к пленке липкими лентами. Затем голову и шею Джо разместили в специальном подголовнике, который можно было подогнать по размерам персонально к каждому пилоту.

Врач перебрался к капсуле Джо и спросил:

— Все в порядке?

— Да.

— Не забудьте, что я сказал о глотании. — Врач повернулся к Клюгеру. — Мы закончили, капитан. Разрешите покинуть ваш корабль?

— Да, спасибо, док!

— Ну, удачи вам!

Медики удалились.

Рубка «Саламандры» не имела иллюминаторов. Впрочем, в них и нужды не было. Прямо перед лицом Джо расположилась приборная панель, на которой разместились дисплеи с данными контроля аппаратуры и экран радара. Возле лба находился окуляр коэлостата. Едва стыковочный туннель отошел от «Саламандры», на приборной панели вспыхнул зеленый cm на. i.

Клюгер поймал взгляд Джо в зеркале, установлю м к >м i кред ними.

— Второй, докладывайте!

— Минус семь ноль четыре. Система ориентации — на режиме. Факел разогрет. Корабль к старту готов.

— Проверим ориентацию.

Окуляр коэлостата опустился к глазам Клюгера. Тот некоторое время смотрел в окуляр, потом сказал:

— Продублируйте меня, Джо.

— Есть, сэр!

Джо тронул кнопку, и окуляр опустился к его лицу. Изображения трех звезд совмещались точно на пересечении волосков.

— Лучше и быть не может, капитан.

— Запросите разрешение на старт.

— «Саламандра» — к центру управления. Прошу разрешения на «Прозерпину». Автоматический старт по компьютерной программе. Проверка систем закончена, по всем параметрам зеленые огни.

— Центр управления — к «Саламандре». Старт разрешен… Удачи вам, парни!

— Капитан, разрешение на старт получено. Минус три ноль-ноль.

Произнося привычные слова, Джо угрюмо думал о том, что мог бы сейчас находиться уже на полпути к Земле. Ну какого черта военным всегда достаются всякие неожиданные спасательно-освободительные задания?!

А потом таймер начал отщелкивать последние тридцать секунд, и он напрочь забыл о своем несостоявшемся отпуске. Им овладело ликующее ожидание старта, привычная страсть пилотов. Лететь… не важно куда… Хоть к черту на рога, но лететь! И когда включился факел, Джо не выдержал и улыбнулся.

А потом на него обрушился новый вес собственного тела.

При трех с половиной g он весил теперь шестьсот тридцать фунтов. Джо почувствовал, как на него улеглась железобетонная плита. Она прижала его голову к подголовнику, сдавила грудную клетку, сделала его абсолютно беспомощным. Он изо всех сил старался расслабиться, позволить жидкости окружить тело со всех сторон. Это для обычного, кратковременного стартового рывка требовалось собраться и напрячь все мышцы, здесь же, наоборот, нужно будет находить в постоянном расслаблении.