Ах! А уолдики-то сломаны!

Рэмбо наседает, Рэмбо наваливается, Рэмбо вцепился в горло.

Грэмпс Шнайдер произносит в самое ухо спокойным и сильным голосом: «Сынок, ты тянись за силой. Ты чувствуй, чувствуй ее в руках». И Уолдо хватает чужие пальцы, сдавившие горло, напрягается, силится разорвать их мертвую хватку.

И они разжимаются. Победа! Сейчас он даст как следует и навеки спровадит Рэмбо в Иномир. Ага! Одна рука уже свободна. Неистово лает Бальдур, надо крикнуть ему, чтобы замолчал, чтобы бросился на Рэмбо, чтобы помог…

А Бальдур все лает, лает.

Он был у себя дома, в огромном круглом помещении. Бальдур еще раз визгливо гавкнул.

— Тихо!

Уолдо огляделся по сторонам.

Примащиваясь поспать, он закрепился на четырех растяжках, расходящихся, как оси тетраэдра. Две из них по-прежнему были зацеплены за пояс, и Уолдо болтался на них внутри кольца управления. Третья отстегнулась от пояса — застежка плавала в воздухе примерно в метре сбоку. А четвертая не только отстегнулась — от нее был оторван кусок длиной метра в полтора при застежке; и этот кусок захлестнуло петлей на шее Уолдо.

Он стал обдумывать случившееся. Сколько ни прикидывал, невозможно было представить себе, каким образом растяжка могла лопнуть, если только не он сам оборвал ее, борясь с привидевшимся во сне кошмаром. Пес не мог это сделать, у него не было точки опоры. Значит, он, Уолдо, сделал это сам. Растяжка была хиленькая, лишь бы фиксацию обеспечивала. Однако…

Всего несколько минут ушло на переделку силомера в динамометр — ярмо иначе приспособить. Закончив работу, он включил средние уолдики, закрепил в них обрывок растяжки через динамометр и скомандовал уолдикам — дернул.

Для разрыва растяжки потребовалось усилие в двести двенадцать фунтов.

Он торопливо взялся переделывать динамометр обратно в силомер. Работал лихорадочно и потому неловко — уйму времени ухлопал. Кончил дело, помялся, а потом еле слышно шепнул: «Ну, Грэмпс, пора!» и стал сжимать руку.

Двадцать фунтов… двадцать один. Двадцать пять!

Да уже за тридцать, а он даже не вспотел! Тридцать пять, сорок, сорок один, сорок два, сорок три. Сорок пять! Шесть! С половиной. Сорок семь фунтов!

Вздохнул всей грудью и дал руке отдохнуть. Стребовал, значит, силенки. Ведь стребовал же!

Когда как-то совладал с собой, призадумался, что делать дальше. Первый порыв был позвонить Граймсу, но Уолдо подавил этот порыв. С этим поспеется, прежде надо окончательно убедиться.

Он переложил силомер в левую руку и сжал. Вышло похуже, чем с правой, но почти сорок пять фунтов. Забавно, что никаких перемен в себе не чувствуется. Просто он обычный здоровый человек, и ничего особенного.

Захотелось попробовать и остальные мышцы. Много времени потратил, приспосабливая прибор под измерение удара ногой, под толчок, под рывок мускулами спины и прочие варианты. Вот бы поле тяготения сюда, вот что нужно попробовать — поле в одно g. Ну так есть же приемная, ее можно раскрутить.

Однако управляется приемная с кольца, а тащиться туда надо по длинным коридорам. Есть центрифуга поближе, та самая, на которой вертятся часы с кукушкой. Чтобы отладить ход часов, он ведь соорудил обруч с регулируемой скоростью вращения. Вернувшись в кольцо управления, Уолдо остановил обруч; часы разладились от внезапной перемены режима, красная птичка выскочила, выдала разок бодрое «фью-фью» и угомонилась.

Держа в руке панель радиоуправления мотором, который приводит колесо во вращение, Уолдо устроился внутри обруча, упершись обеими ногами в обод и свободной рукой взявшись за спицу так, чтобы оказаться в стоячем положении относительно центробежной силы, едва она проявится. И осторожно-осторожно, сперва помаленечку, включил мотор.

Сход с места застал врасплох, и Уолдо чуть не сбросило с обруча. Однако он удержался, приспособился, а потом поддал ходу. Пока что все хорошо. Он постепенно разгонял обруч, и радость текла по жилам от ощущения псевдогравитационного поля, от ощущения, что ноги наливаются тяжестью, но ведь держат!

Обруч разогнался до полного g. Можно было выдержать. Вправду можно! Да, разумеется, на верхнюю часть туловища действовала меньшая сила, чем на нижнюю, поскольку ось вращения находилась примерно в полуметре над головой. Дело поправимое: он медленно присел на корточки, крепко держась за спицу. Неплохо получилось.

Но обруч пошел враскачку, мотор взвыл. Опоры были рассчитаны только на часы с кукушкой и их противовесик; такая большая масса, как у Уолдо, да еще и несбалансированная — это была чрезмерная нагрузка для механизма. Точно так же осторожно Уолдо выпрямился, чувствуя сильный толчок от икр и бедер. И остановил обруч.

Происходящее очень взволновало Бальдура. Пес чуть ли не выворачивал шею, пытаясь уследить за тем, как крутится Уолдо.

А тот все откладывал звонок Граймсу. Загорелось соорудить местное управление раскруткой приемной, чтобы заиметь подходящее место и поучиться стоять. А потом пришлось и учиться ходить; глядя со стороны, дело легкое, но Уолдо-то в жизни не ходил. Может, в ходьбе есть какой-нибудь фокус?

А потом пришло в голову научить ходить Бальдура. Попробовал пристроить пса на обруч для часов, но пес отказался. Увернулся и постарался уплыть подальше. Не отвертишься: потащишься за хозяином в приемную, а уж там-то, черт дери, все равно пойдешь. Давно за этим надо было приглядеть. Такая здоровая скотина и, понимаешь, ходить не умеет!

Представил раму на ножках с колесами, в которую можно было бы втиснуть пса, чтобы заставить стоять как положено. Рама вышла точь-в-точь как мудрое устройство для обучения младенцев искусству ходьбы, но Уолдо о том не догадывался. Он ни разу в жизни не видел такой штуки.

— Дядя Гэс…

— А, Уолдо, привет! Как жизнь?

— Прекрасно. Слушайте, дядя Гэс, вы могли бы прибыть во «Фригольд»? Прямо сейчас.

Граймс покачал головой.

— Увы. Мой дилижанс в ремонте.

— Да все равно он еле тащится. Возьмите такси, или пусть кто-нибудь вас подвезет.

— Чтобы ты его обхамил на пороге? Нетушки.

— Я буду мирен, как ягненочек.

— Постой. Как раз вчера Джимми Стивенс обмолвился, что хочет тебя видеть.

— Вот и вытащите его, — улыбнулся Уолдо. — Увижусь с ним с удовольствием.

— Попробую.

— Перезвоните мне. И давайте побыстрее.

Уолдо встретил гостей в приемной, которую оставил без раскрутки. И едва они вошли, приступил к своему спектаклю.

— Наконец-то! Рад вас видеть. Доктор Стивенс, вы не могли бы подвезти меня на Землю? Прямо сейчас. Стряслось одно дело.

— Ну-у, пожалуй, можно.

— Поехали.

— Уолдо, да погоди ты. Джимми ведь не приспособлен управляться с тобой так, как надо.

— Придется рискнуть, дядя Гэс. Большая срочность.

— Но-о…

— Никаких «но». Едем сию минуту.

Затолкали в «помело» Бальдура, привязали. Граймс присмотрел, чтобы сиденье Уолдо было откинуто и в первом приближении походило на компенсатор торможения. Уолдо уселся и закрыл глаза, чтобы отпугнуть желающих задавать вопросы. Но украдкой глянул на молчаливого Граймса; вид у того был мрачный.

Стивенс гнал чуть ли не как на рекорд, но посадил машину как можно более плавно на паркинге над домом Граймса. Старик коснулся руки Уолдо.

— Как себя чувствуешь? Сейчас кого-нибудь кликну, и мы тебя перетащим в дом. А уж там уложим в постельку.

— Нельзя, дядя Гэс. Дело не ждет. Руку не дадите?

— То есть?

Но Уолдо потянулся за тем, о чем просил, и сам встал на ноги.

— Кажется, со мной все будет в порядке, — он отпустил руку доктора и шагнул к двери. — Вы не отвяжете Бальдура?

— Уолдо!

Уолдо обернулся со счастливой улыбкой.

— Да, дядя Гэс, это правда. Я больше не слабак. Могу ходить, как видите.

Граймс схватился за спинку одного из сидений и потрясенно сказал:

— Уолдо, я старый человек. Тебе не следовало проделывать со мной такие штуки.