— А что вы сделали, чтобы изменить положение?

— Да ничего я не изменял! Я просто глянул с другого боку.

— Но как глянули? Мы нашли там какие-то пометки мелом…

— Ах, те? Они помогали мне сосредоточиться в нужную сторону, а больше они ни для чего. Я рисовал их вот так, — он взялся водить карандашом по эскизу, — а сам в это время представлял себе, как пальцы тянутся за силой. Ну они и потянулись.

— И это все? И больше ничего?

— Зачем? Хватит и этого.

«Либо старик сам не понимает, каким образом он произвел ремонт, — рассудил Уолдо, — либо он тут вообще ни при чем, а имеет место чистое, хотя и удивительное совпадение».

Пустая чашка давно стояла на краешке контейнера, ее вес приходился на металл, пальцами Уолдо ее только придерживал. Увлекшись разговором, он позабыл про нее, и чашка выскользнула из усталых пальцев, упала на пол и разбилась.

Уолдо вконец расстроился.

— Виноват перед вами, дедушка. Я пришлю вам другую.

— Не тревожься. Я починю.

Шнайдер тщательно собрал осколки и положил на стол.

— Ты устал, — продолжил он. — Это нехорошо. Из-за этого теряешь, что приобрел. Возвращайся домой, отдохни, а потом можешь поупражняться, как силу возвратить.

Мысль показалась Уолдо здравой; он очень устал, и сделалось очевидно, что у старого пройдохи никаких особых секретов не вызнать. Он с чувством и глубоко неискренно поклялся, что будет упражняться, «как силу возвратить», и попросил Шнайдера оказать любезность и кликнуть носильщиков.

На обратном пути обошлось без приключений. У Уолдо не хватило духу даже на то, чтобы пререкаться с пилотом. Полный тупик. Одни машины не работают, хотя должны, а другие работают, но невозможным образом. И никто не знает, что делать, кроме старикашки, у которого помутилось в голове. Несколько дней Уолдо трудился апатично, по большей части повторяя опыты, которые уже проделывал, лишь бы не признаваться себе, что застрял, что не знает, как быть дальше, что по-настоящему-то он потерпел поражение и пора бы позвонить Глисону и признаться в этом.

Два «заколдованных» комплекта декальбов продолжали работать, стоило их включить, но все тем же диковинным и невероятным образом, с извивающимися антеннами. Другие неожиданно вышедшие из строя и присланные ему на обследование декальбы по-прежнему отказывались работать. А третьи, годные, действовали великолепным образом, без нелепых верчений и подергиваний.

В невесть какой раз он достал нарисованный Шнайдером эскизик и внимательно изучил его. «Остается только одна возможность, — подумал он. — Еще раз вернуться на Землю и настоять, чтобы Шнайдер в моем присутствии действительно проделал все, что им было сделано с целью вернуть декальбы в рабочее состояние». Теперь он понимал, что на этом следовало бы настоять с самого начала, но тогда его настолько сбила с толку борьба с этим до чертиков сильным гравитационным полем, что не достало воли выстоять.

Возможно, в этом его заменит Стивенс и при том изготовит стереофотоснимки процесса для дальнейшего изучения? Нет, старик суеверно предубежден против искусственных изображений.

Уолдо плавно подплыл туда, где стоял один из неработающих декальбов. Проделанное Шнайдером было, судя по его словам, до нелепости просто. Он нарисовал мелом на антеннах черточки, вот так, чтобы сосредоточиться. А потом уставился на антенны и представил себе, как они «черпают силу», устремляясь в «Иномир».

Бальдур неистово залаял.

— Да замолчи, дурак! — огрызнулся Уолдо, не сводя глаз с антенн.

Каждый металлический патрубочек по отдельности начал извиваться, вытягиваться. Послышался тихий ровный звук нормально работающего аппарата.

Уолдо все еще обдумывал происшедшее, когда внимания потребовал телевизор. Нет, ни капельки не грозила опасность повредиться в уме, как это произошло с Рэмбо; и тем не менее думал он так напряженно, что голова заболела. И все еще не пришел в себя, когда пришлось включить видеофон.

— Да.

Звонил Стивенс.

— Привет, мистер Джонс. Это… Мы тут думали… То есть…

— Дело говорите.

— Ну-у, насколько вы близки к результату? — выпалил Стивенс. — Тут, понимаете ли, здорово наседает…

— Это еще как?

— Частично обесточило Большой Нью-Йорк прошлой ночью. К счастью, не в час пик и аварийщики сумели кинуть времянки, прежде чем исчерпался резерв, но вы же представляете себе, что было бы, случись это, когда все на ногах. По моему собственному отделу число отказов за последние недели удвоилось, и страхователи почуяли неладное. Так что мы срочно нуждаемся в результатах.

— Поимеете вы свои результаты, — свысока сказал Уолдо. — Я на завершающих этапах.

Не то чтобы он уж так был в этом уверен, но Стивенс разозлил его даже больше, чем большинство безволосых обезьян.

На лице Стивенса боролись сомнение и надежда.

— Полагаю, вы откажетесь хотя бы намекнуть нам, в каком плане они ожидаются?

Разумеется. Но невозможно было не позабавиться, не подшутить над Стивенсом.

— Ближе к объективу, доктор Стивенс. От вас я не скрою.

И сам подался вперед, так что в некотором смысле они оказались носом к носу.

— Черная магия ходит по белу свету! — зловеще сказал Уолдо и разом прервал разговор.

Глубоко в подземном лабиринте родной централи в Северной Америке Стивенс воззрился на темный экран.

— Что за докука, шеф? — поинтересовался Маклеод.

— Не понял. Не совсем понял. Но идея такая, что у нашего толстячка крыша поехала, причем таким же манером, как у Рэмбо.

На лице Маклеода явилась счастливая улыбка.

— Какая прелесть! Всегда был уверен, что он тот еще придурок.

Но Стивенс не намерен был шутить.

— Лучше бы ты молился, чтобы он был в своем уме, поскольку мы от этого зависим. Дай-ка мне нынешнюю сводочку глянуть.

Черная магия ходит по белу свету. Объясненьице ничем не хуже других, призадумался Уолдо. Причинность дает сбой за сбоем; священные законы физики больше не действуют. Магия. Как утверждает Грэмпс Шнайдер, это, видимо, зависит от того, с какой стороны посмотреть.

Дело ясное, Шнайдер знал о чем толкует, хотя, разумеется, понятия не имел о физической теории, положенной в основу декальбов.

Подождите минутку! Подождите. Вероятно, он сам, Уолдо, подходил к этой проблеме не с того боку. Он занялся ею с некой собственной точки зрения, с точки зрения, которая настроила его критически по отношению к словам старика. Исходил из предположения, что уж он-то, Уолдо, понимает в этом деле больше, чем Шнайдер. Да, спору нет, он выбрался из дому, чтобы навестить Шнайдера, но считал-то его колдуном из захолустья, человеком, который, возможно, располагает некой долей полезной информации, но в основе своей невежественным и погрязшим в предрассудках.

Предположим, придется глянуть на ситуацию с иной точки зрения. Примем, что все сказанное Шнайдером — это никакие не предрассудки и не аллегории, а сугубый факт и высокая наука…

Понадобилось несколько часов на сложные размышления.

Прежде всего Шнайдер то и дело употреблял слово «Иномир».

Что оно означает буквально? «Мир» — это пространственно-энергетический континуум; следовательно, «Иномир» — это континуум, но отличный от того, в котором пребывает сам Шнайдер. Теоретическая физика не отвергает таких представлений; возможность существования бесконечного числа континуумов заложена во многие знакомые и вполне ортодоксальные суждения. Это предположение даже используется в некоторых выкладках.

Именно это и имел в виду Грэмпс Шнайдер? Реально физически существующий «Иномир»? Поразмыслив, Уолдо убедился, что, должно быть, так оно и есть, хотя старик не пользовался общепринятой физической терминологией. «Иномир» — это звучит как поэзия, но термин «дополнительный континуум» имеет тот же физический смысл. Стало быть, Уолдо заблудился в двух терминах.

Шнайдер утверждает, что этот Иномир повсеместен: он тут, там и везде. А разве это не прекрасное описание взаимно однозначного наложения двух пространств? Некое дополнительное пространство может располагаться относительно данного таким образом, что расстояние между ними представляет собой бесконечно малую величину, однако существует. Точно так же можно представить себе две плоскости, которые не пересекаются, которые разделены непредставимо малым промежутком, но тем не менее существуют по отдельности одна от другой.