Еще один корпус патрона упал на транспортер. И Дженкинс, хотя никто не понукал его работать собственноручно, явно устал от усилий предугадать и повторить движения рук Уолдо. Со лба у него лил пот, на носу и на подбородке повисли капли. Улучив момент перезагрузки станка, он резким движением вырвал руки из уолдиков-задатчиков.
— Хватит, — объявил он.
— Алек, давайте-ка еще одну. Вы делаете успехи.
— Нет.
Рабочий отвернулся, как бы собираясь уйти. Уолдо сделал резкое движение — такое резкое, что пришлось напрячь все силы даже в его невесомом окружении. Одна из стальных рук уолдика-исполнителя взметнулась и схватила Дженкинса за запястье.
— Алек, не спешите.
— Да пошел ты!
— Спокойней, Алек, спокойней. Вы будете делать, что говорят, или нет?
Стальные пальцы с силой сжались, заходили. Уолдо приложился на все свои расчетные две унции.
Дженкинс зарычал. Единственный оставшийся зритель — другой ушел вскоре после начала урока — воскликнул:
— Мистер Джонс! Минутку.
— Либо заставьте его слушаться, либо увольте ко всем чертям. Вы же знаете, что у меня в контракте стоит.
И тут вдруг изображение и звук прервались. Через несколько секунд восстановились. Дженкинс смотрел волком, но больше не упрямился. Уолдо продолжил, будто ничего такого не случилось:
— Алек, дорогой, ну-ка еще разок.
Проведя еще один цикл, Уолдо распорядился:
— Теперь двадцать самостоятельных повторений с сигнальными лампами на локте и запястье. Со включенным хроноанализатором. Ваш график и заданный должны совпасть. Надеюсь, так и будет, Алек.
На том закончив беседы с рабочим, он выключил большой экран, обратился к наблюдателю на малом:
— Макнай, продолжим завтра в это же время. Дело движется. Сроки выдержим и превратим этот ваш дурдом в современное предприятие.
И выключил малый экран, даже не попрощавшись.
Уолдо несколько поспешил с окончанием занятия, потому что краем глаза углядел предупредительное помаргивание на панели своего домашнего информатора. К дому приближалось какое-то судно. Дело привычное: туристы вечно суются, и автоохраннику приходится гнать их в шею. Но это судно дало условный сигнал и поэтому было пропущено к причалу. «Помело», однако номерной знак Уолдо разглядел не вдруг. Оказалось, флоридский. Кто из хороших знакомых раскатывает с флоридским номером?
Мгновенно перебрав в уме список, поскольку он был короче некуда, Уолдо убедился: нет у него знакомых, знающих условный сигнал и вдобавок способных щеголять флоридским номером. Мгновенно заговорила пугливость, с которой Уолдо относился к внешнему миру; и он включил схему, посредством которой с помощью своих уолдиков мог управлять несомненно противозаконными, но куда как смертоносными защитными устройствами, установленными в доме. Тем более что судно подваливало с непрозрачным кузовом. Ох, не к добру это.
Из «помела» выбрался кто-то, на вид довольно молодой. Уолдо присмотрелся. Кто-то незнакомый — вряд ли это лицо можно было принять за более или менее известное. Нажим в одну унцию, и это лицо перестанет быть лицом, но Уолдо четко держал свое серое вещество под контролем; рукам воли не дал. Незнакомец повернулся, как бы собираясь помочь вылезти другому прибывшему. Да вот и другой. Но это же дядя Гэс! Вот старый дурак! Надо же, сообразил: приволок с собой совершенно чужого человека! И ведь знает же! Знает, как Уолдо относится к чужим.
Тем не менее команда на открытие замка была подана и прибывшие впущены.
Гэс Граймс протиснулся в люк, подтягиваясь от одного поручня до другого и натужно пыхтя, как обычно, когда попадал в невесомость. И, как всегда, сам себе объяснил: это не от чрезмерного усилия, это диафрагма жестковата стала. Следом скользнул в люк Стивенс с безобидно спесивым видом землеройки, отлично управляющейся в космосе. Едва оказавшись в приемной, Граймс замер на месте, рыкнул и обратился к поджидавшему гостей манекену в полный рост:
— Уолдо, привет.
Кукла слегка повернула голову и повела глазами.
— Рад видеть, дядя Гэс. Хоть бы позвонили, прежде чем выбираться. Я бы вам на обед что-нибудь вкусненькое припас.
— Не стоит хлопот. Вряд ли мы проторчим тут так долго. Уолдо, это мой друг Джимми Стивенс.
Кукла уставилась на Стивенса.
— Как поживаете, мистер Стивенс? Добро пожаловать во «Фригольд», — произнесла она деревянным голосом.
— Как поживаете, мистер Джонс? — ответил Стивенс и с любопытством воззрился на куклу. Кукла выглядела на диво живой. В первый момент Стивенс и принял ее за живого человека. Некое «разумное факсимиле». Если вспомнить, ему доводилось о ней слышать. Мало кто видел Уолдо собственной персоной, все больше разглядывали картинку на экране. А те, кто являлся в «Инвакол» — ой, слава богу, вовремя вспомнил: не в «Инвакол», а во «Фригольд», — те, кто являлся во «Фригольд» по делам, слышали только голос Уолдо и упивались видом этого чучела.
— Дядя Гэс, без обедая вас не отпущу, — объявил Уолдо. — Уж придется вам остаться. Вы у меня нечастый гость. Я сейчас что-нибудь быстренько соображу.
— Раз так, то, может, мы и останемся, — смилостивился Граймс. — А насчет меню не беспокойся. Ты меня знаешь. Я что хочешь разжую.
Стивенс от души поздравил себя с блестящей мыслью толкнуться со своими тяготами к доку Граймсу. Пяти минут не прошло, и на тебе! — Уолдо настоятельнейшим образом уговаривает их остаться и пообедать. Добрый знак.
Он не обратил внимания на то, что'приглашение относилось только к Граймсу, а светлая мысль распространить местное гостеприимство на них обоих высказана отнюдь не хозяином дома.
— Ты где, Уолдо? — продолжил беседу Граймс. — В лаборатории?
И сделал недвусмысленное движение, чтобы пройти дальше в дом.
— Да вы не утруждайтесь, — поспешно сказал Уолдо. — Уверен, вам будет удобнее там, где находитесь. Минутку, я сейчас раскручу приемную, чтобы вы могли сидеть, как привыкли.
— Уолдо, ты что, не в себе? — вспылил Граймс. — Ты же знаешь: есть вес, нет веса, — это мне все равно. А вот компания твоей болтливой куклы мне вовсе не улыбается. Я приехал повидать не ее, а тебя.
Настойчивость старшего друга слегка удивила Стивенса; он как раз подумал, что раскрутка была бы со стороны Уолдо очень уместной любезностью. В невесомости было чуточку не по себе.
Ответное молчание Уолдо неприятно затянулось. Наконец он заговорил, и повеяло холодом.
— Вот уж о чем не может быть и речи, дядя Гэс. Кто-кто, а вы-то должны же это знать.
Граймс ему не ответил. Вместо ответа он взял Стивенса за локоть.
— Джимми, пошли. Отваливаем.
— Док, да вы что! С чего?
— Уолдо вздумал игры играть. А я ему в этом не компания.
— Но-о…
— Пошли-пошли. Уолдо, открой шлюз.
— Дядя Гэс!
— Слушаю.
— Ваш спутник — вы за него ручаетесь?
— Естественно. Иначе сюда не приволок бы, дурья твоя башка.
— Я у себя в мастерской. Дорога открыта.
— Так-то, сынок. Вали за мной, — подмигнул Граймс Стивенсу.
И Стивенс потащился вслед за Граймсом на манер рыбы, плывущей за товаркой, по пути во все глаза разглядывая сказочное жилище, в котором оказался. И про себя заметил, что место было единственным в своем роде, такого он в жизни не видел. Здесь начисто отсутствовало представление о верхе и низе. Космические корабли и даже космические станции хоть и находятся постоянно в состоянии свободного падения по отношению к любым внутренне ощутимым ускорениям, но тем не менее неизменно строятся с мыслью о верхе и низе; вертикальная ось корабля определяется направлением действия его ускорителя; а верх и низ на космических станциях определяются по радиусу относительно оси раскрутки.
Очень немногие полицейские и военные суда имеют два и более направления ускорения; когда такой корабль совершает маневр, его персоналу приходится закрепляться и закреплять все подвижные предметы. На некоторых космических станциях искусственная тяжесть за счет вращения обеспечивается только в жилых секциях. И тем не менее существует общее правило: человек привык к чувству веса, и во всем, что сделано его руками, это подразумевается. Так обстояло всюду, кроме дома Уолдо.