Мысли его обратились к Рене Вольтэн; предполагалось, что она находится где-то неподалеку, следуя за ними на безопасном расстоянии. Когда они виделись в последний раз, именно этот план она изложила Куперу.
Но теперь он уже не так в этом уверен. Узнав от Мередит, что ее карту украли в поезде, он задался вопросом, не дело ли это рук Рены. Если произошло именно так, значит, Рена вполне может быть уже где-то впереди их каравана и она прибудет на место раскопок, опередив его.
Швырнув сигару в заросли, Купер погнал лошадь вперед. Мередит уже давно исчезла из виду, однако Купер считал, что его долг — не сводить с нее глаз, насколько это возможно и несмотря на ее своенравие. Скоро все, что касается его чувств к ней, разрешится, он прекрасно это понимал.
Купер продолжал злиться всю оставшуюся часть дня, и весь вечер злость не покидала его, и он выпил больше обычного. Никогда еще за всю его жизнь ни одна женщина не задевала его так, как Мередит. Почему именно эта, а не какая-нибудь другая из всех тех, кого он знал?
Он пил и размышлял над этим вопросом, прислонившись спиной к дереву и глядя, как Мередит ходит от своей палатки к костру и обратно. К нему она не приближалась и даже не смотрела в его сторону. Он для нее не существует. Ночь была душная и сырая — по телу Купера бежали струйки пота; чем больше он пил, тем сильнее потел. На Мередит, судя по всему, жара не действует.
Перед ужином она переоделась в чистую одежду. Теперь на ней была белая блузка, обрисовывавшая крепкие груди, и темная юбка для верховой езды. Волосы она зачесала кверху и собрала в пучок; когда она наклонялась, Купер видел ее стройную белую шею.
Ему страшно хотелось поцеловать эту шею; он жаждал распустить ее волосы, погрузить пальцы в их шелк.
За ужином он съел очень мало, сразу же вернулся на прежнее место и снова выпил. Ужин кончился, костер догорал, и тьма опустилась на лагерь.
Купер по-прежнему сидел, прислонясь к дереву. Голова его невольно повернулась в сторону палатки Мередит, освещенной изнутри слабым светом фонаря. Он смотрел, затаив дыхание, как движется ее тень между боковой стеной палатки и источником света. По движениям этой тени он понял, что девушка раздевается. Конечно, это было неосторожно с ее стороны. Он не видел ничего, кроме тени, и все же эта сцена была для него более мучительна, чем если бы он находился внутри палатки.
Он глотнул виски и закрыл глаза. Не помогло. Перед его мысленным взором возникали эротические видения, и от безудержной похоти, охватившей его, кровь сделалась густой и жаркой. Как ни старался он отогнать эти видения, они не исчезали.
Пробормотав ругательство, Купер вскочил, бутылка виски упала на землю. Оттолкнувшись от дерева, он пошел к палатке.
Мередит взяла с собой несколько длинных ночных рубашек, но здешние ночи оказались такими жаркими и влажными, что она предпочла спать нагой. Раньше она никогда этого не делала, и поначалу ей чудилось в этом что-то порочное. Но, несомненно, лучше было спать голой, чем ворочаться без сна в ночной рубашке; теперь это уже почти вошло у нее в привычку, и она делала это машинально.
Освободившись от всех своих одежд, девушка с облегчением вздохнула. Она уже было протянула руку, чтобы погасить фонарь, как вдруг похолодела, услышав, что кто-то шуршит откидной дверцей палатки.
В палатку уже входил Купер Мейо.
— Что вы здесь делаете? — Голос Мередит прозвучал резко и громко.
А Купер, едва войдя внутрь, замер при виде ее наготы. В его глазах полыхнуло желание. Палатка была слишком низкой, и он не мог выпрямиться, но, даже пригнувшись, он выглядел угрожающе.
Мередит, выйдя из оцепенения, одним дуновением задула фонарь. Потом пошарила вокруг, ища, чем прикрыться. Рука нащупала грубое одеяло, и она завернулась в него.
Уголком глаза она увидела, как его темная фигура приближается к ней. В маленькой палатке слышалось его тяжелое дыхание.
— Если вы не уйдете немедленно, я закричу!
— Очень сомневаюсь, что вы это сделаете, леди босс. — Голос его от страсти и виски звучал хрипло. — Даже если вы закричите, никто не придет на помощь. Люди только посмеются от такого кривляний гринго. По их мнению, то, чем мы собираемся заняться, — самая естественная вещь на свете.
Он опустился на колени перед ней и протянул руку к одеялу.
— Мы ничем не собираемся заниматься! — яростно воскликнула Мередит.
— Нет, собираемся. С тех пор как я впервые положил на вас глаз, Мередит, вы засели у меня в крови, как заноза. И видит Бог, пришло время что-то с этим сделать. И с вами произошло то же самое, не отрицайте.
Он схватил одеяло и сорвал его с девушки. Когда он наклонился к ней, она вскрикнула:
— Да вы омерзительно пьяны!
— Может быть, немного и пьян, — фыркнул он, — но уж не настолько, чтобы…
И он прижался к ней губами. А потом его большие руки прикоснулись к ее телу. Несмотря на силу этих рук, несмотря на его нетрезвое состояние, прикосновения оказались на удивление осторожными, а руки нежными.
Мередит почувствовала, что отзывается на его ласки.
И оттолкнула его, охваченная презрением к самой себе Она была девственна не потому, что была холодна или стыдлива. Просто родители вырастили ее в убеждении, что девственность — самое ценное достояние женщины и она должна быть отдана как награда единственному человеку в ее жизни — тому, за кого она выйдет замуж и с кем проживет всю жизнь.
Но потерять девственность в этих сырых джунглях, с таким человеком, как Купер Мейо…
Она сопротивлялась молча, хорошо понимая, что превратится в объект насмешек, если разбудит лагерь. Купер был слишком силен для нее, однако потом, когда все кончилось, ей пришлось задаться вопросом, искренне ли было это сопротивление, потому что, даже сопротивляясь, какой-то частью себя она жаждала сдаться.
Теперь он лежал на ней. Пока они боролись, его одежда каким-то образом расстегнулась, и Мередит ощутила все его возбуждение. С запозданием она поняла, что ее сопротивление только сильнее возбудило его. Она расслабилась. Ведь так или иначе, но она действительно сопротивлялась, она не подчинилась его похоти добровольно.
Можно ли требовать от нее большего?
Сделав такой вывод, она преисполнилась чувства своей правоты и прошептала сквозь стиснутые зубы:
— Я больше не стану бороться, мистер Мейо, но вы еще пожалеете об этом. Клянусь вам!
Его короткий смех звучал хрипло.
— Вы измените ваше мнение, Мередит. Вот увидите.
— Никогда! Я буду презирать вас до своего смертного часа!
Слова ее с трудом проникали в сознание Купера. В другое время они, быть может, и заставили бы его остановиться, но сейчас он был слишком охвачен похотью, чтобы обратить на них внимание. Мередит почувствовала его руки на своих бедрах.
Она закрыла глаза, отвернула лицо от его жаркого дыхания и напряглась в ожидании боли. Однако он был осторожен, и Мередит, хотя и не знала мужчин, поняла, что боль не неизбежна. Одно-другое мгновение — и неприятное ощущение исчезло. Напряжение ее прошло, и она решила терпеть, пока страсть его не утихнет.
Но Купер не торопился. Он целовал ее груди, потом нашел губы. Она упрямо отказывалась повернуть к нему голову. Тогда он положил руку ей на подбородок, пальцы его впились в ее щеку, и он силой повернул ее лицом к себе.
Губы его были теплые и невероятно мягкие. Она не хотела разжимать своих губ, но он задвигался там, внутри ее, и от этого ее охватили ощущения незнакомые, но вовсе не неприятные. Против своей воли она начала поддаваться, губы ее раскрылись.
Вдруг тело ее начало двигаться в одном ритме с его телом, и Мередит приподняла голову и ответила на его поцелуй. Купер на мгновение отнял свои губы, чтобы быстро вдохнуть воздуха, и раскатистый смех вырвался у него — торжествующий смех, почти злорадный, и какой-то частью своего сознания Мередит ужаснулась тому, что она делает.
Однако наслаждение, охватившее ее, росло, чувство невероятного удовольствия расходилось по всему телу из самых недр ее существа. Ей казалось, что она вот-вот взорвется и, освободившись от своей телесной оболочки, воспарит в неземном восторге. С губ ее сорвался гортанный стон.
