— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Не знаю, — ответил он, крепко прижал Айсе к себе и ввел язык ей в рот. Тот пах яблоком. Она отталкивала его, тотчас же снова привлекала к себе, крепко хватаясь за его плечи. Его кожа была соленой на вкус.

Айсе ногами столкнула на сторону простыню и соскользнула с кровати на ковер.

— Это как умирать, — сказала она.

— Это как жить, — сказал он и откатился от нее.

Как будто в затмении, коснулась она рукой своего лица, словно желая удостовериться, на месте ли оно. Рядом лежал Кристиан с закрытыми глазами, он глубоко дышал, как во сне.

Айсе хотела взять свои брюки, которые, вывернутые наизнанку, лежали на краю кровати, и увидела на ковре пятно крови.

— Это же священный ковер! — в отчаянии крикнула она.

Кристиан тоже привстал и посмотрел на кровавое пятно.

— Теперь он еще священнее, — сказал он.

Но Айсе помчалась в ванную комнату и вернулась обратно с мокрой тряпкой. Стоя на коленях, она изо всех сил терла пятно, однако глаз леопарда становился все темнее и темнее.

Тем временем Кристиан взялся колдовать с кнопками музыкального центра.

Он настроил радио и пошел к холодильнику, где обнаружил бутылку красного вина.

Они нагишом сидели на кровати и громко подпевали транслируемой музыке. За окном между тем стемнело.

— Мне пора идти, — вдруг спохватилась Айсе и торопливо оделась.

Через неделю, в тот же день, в то же самое время, они хотели встретиться снова.

Перед воротами они обнялись. Айсе уткнулась лицом в его шею и слушала шум города, похожий на далекий морской прибой.

Айсе ушла с высоко поднятой головой, как после успешно выдержанного испытания на храбрость. По ночам она надевала сорочку, которая была на ней во время ее свидания с Кристианом. Та еще хранила его запах. Ата хотела было забрать сорочку в стирку, но Айсе в ужасе вырвала ее у нее из рук.

— Да она ведь уже вся потом пропахла, — возразила Ата.

— Нет, она благоухает! — не согласилась с ней Айсе.

Если после полудня Айсе была свободна, она, мечтая, лежала в саду, и когда откуда ни возьмись появлялся Зафир, она делала вид, что сосредоточенно читает. Она старалась ничем не выдавать своего счастья, насвистывала и пела очень тихо, чтобы никто не услышал. Она считала часы, когда снова увидится с Кристианом.

— Теперь мы с тобой снова похожи, — сказала она Сезен, и если Сезен оклеивала стены кабинки фотографиями своего друга, то Айсе нацарапала на двери туалета свое стихотворение. Она делала маленькие зарубки, как в тюрьме отмечают дни, и, когда высовывалась из окна, Кристиан со двора теперь находил ее иногда быстрым взглядом, — и они украдкой кивали друг другу или обменивались тайными знаками. Кристиан избегал встреч с Зафиром и старался даже не смотреть в его сторону. Пауль, тем временем выписанный из больницы, с рукой в гипсе, живым предостережением слонялся вокруг людей Зафира.

— Малыш хочет нам что-то сказать! — смеясь кричали те. — Катись отсюда подальше! — И Зафир делал движение, будто отгонял назойливую муху.

Но когда в среду утром Айсе с Сезен шли в школу, они уже издалека услышали громкие голоса и крики. На фасаде школьного здания огромными красными буквами было выведено слово «месть». Зиги, Пробор и Пауль молча стояли в сторонке. Зафир презрительно плюнул сквозь зубы на землю.

Айсе простонала: «Да прекратится это когда-нибудь наконец!», а Сезен вынула из сумки камеру, быстро сделала несколько снимков и затем через дискутирующую толпу пробилась с Айсе в здание.

Ближе к вечеру Ата накрыла чай в саду. Вся семья удобно расположилась в плетеных креслах в прозрачной тени магнолии. Только Антая, принимая свою первую солнечную ванну, в бикини лежала в шезлонге, поставив рядом с собой бутылку воды. Ее оливковая кожа лоснилась от крема для загара. Небо, затянутое тонкой пеленой серой дымки, рассеивало прямой свет, и солнца было не видно. Магнолия стояла в полном цвету, ее приторный аромат тяжестью висел в теплом воздухе и, казалось, еще глубже вдавливал всех в их кресла.

Зафир внимательно смотрел на дисплей своего мобильного телефона, отсылая короткие сообщения и ожидая ответов.

Айсе листала иллюстрированный журнал, нашаривая при этом в вазе, как слепая, финиковое печенье и одно за другим отправляя его в рот. Зафир вдруг сбоку недоверчиво посмотрел на нее.

— Что случилось, ты чего на меня так смотришь? — спросила она, не поднимая глаз от журнала.

— Ничего, ничего, я так, — ответил он. — Тебе, похоже, совсем не в тягость оставаться дома.

— Дома ведь лучше всего, — сказала она, жуя и потягиваясь в кресле.

— А как обстоят дела с Кристианом?

— Довольно об этом, — коротко бросила она и с показным безразличием продолжала читать свой журнал.

Ахмет с шуршанием перевернул страницу газеты.

— Что, собственно, делает твоя подруга? — как бы между прочим поинтересовалась Антая, подставляя лицо солнцу, но сама не двигаясь.

— Ах, Сезен! У нее теперь не осталось для меня времени. Она постоянно разъезжает и фотографирует.

— Ну, тем проще тебе будет, — промолвила Антая.

Айсе опустила журнал и нахмурила лоб.

— Что это значит?

Зафир вздохнул.

— Я думал, мы обсудим это за ужином, — сказал он. Треньканье его телефона возвестило о поступлении сообщения. — Она ответила письменно! — обрадованно крикнул он, но тут Айсе взяла у него телефон.

— Что мы собираемся обсуждать за ужином? — решительно спросила она.

— Эй, что это еще такое, верни мне его! — возмущенно крикнул Зафир и безуспешно попытался снова завладеть телефоном.

— Сейчас же прекратите ссориться! — громко сказал Ахмет. — Нет никаких оснований откладывать разговор, — сказал он и при этом посмотрел на Антаю, будто ожидая ее согласия. Та кивнула и отвинтила крышку бутылки с водой. Ахмет откинулся на спинку кресла и с обстоятельным хрустом сложил газету.

— Твоя мать и я уже давно размышляли о том, что обычная школа тебе не подходит. Теперь мы наконец нашли тебе место в более приличном учреждении. Это очень дорого, однако твое будущее того стоит, — категорически заявил он Айсе.

Айсе с немым вопросом посмотрела на него.

Ахмет поднялся, сходил в дом и вскоре вернулся с каким-то проспектом.

— Вот, — сказал он и протянул его Айсе.

— «Закрытый интернат для девочек в Швейцарии», — прочитала Айсе на обложке.

— С госпожой Хальбайзен ты ведь уже познакомилась, — сказала Антая с улыбкой. — Она будет очень рада принять тебя.

Айсе держала рекламный буклет в руках как смертный приговор.

— Разве ты не рада? — спросил Ахмет.

У Айсе ком подступил к горлу.

— Да, конечно, только это как-то…

— Мы собирались сказать тебе об этом только тогда, когда все уже будет организовано. Возможно, это получилось для тебя несколько неожиданно, — сочувственно произнес Ахмет и обратился к Антае: — Ей еще нужно свыкнуться с этой мыслью.

Ата подала свежий чай. Она тоже улыбалась Айсе.

— Альпийский воздух определенно пойдет тебе на пользу, — сказала она ободряюще.

— Если ты не хочешь ехать, то поеду я, — шутливо сказал Зафир, — мне давно хотелось побывать в интернате для девочек.

На последней странице проспекта Айсе увидела фотографии «жизни в интернате». Читающая девочка лежит на кровати. В открытое окно видны заснеженные ели. На другой картинке три девочки весело смеются в объектив камеры.

Айсе надела солнечные очки, и никто не увидел ее слез, пока она молча перелистывала глянцевый проспект своего проданного будущего.

Под вечер небо нахмурилось. Сумерки сгустились раньше обычного, и уже во время ужина за окнами стало черно, как глубокой ночью. Сославшись на сильную головную боль, Антая еще до десерта удалилась в свою комнату. Все молчали, было слышно только постукивание столовых приборов.

— Надвигается гроза, — сказал Ахмет. — На ночь закройте окна.