Он уже задремал, как вдруг услышал шум копыт. Выглянув из-за дерева, Квинт увидел черное чудовище, мчащееся по лугу; верхом на нем сидела Ханна. Всадница, казалось, направляется прямиком к дубу.

Выждав, пока расстояние между ними не сократится до нескольких ярдов, Квинт вышел из-за дерева. Он осмелел от рома и стал прямо на пути коня, хлопнув в ладоши.

Завидев его, лошадь заржала, встала на дыбы, пытаясь остановиться. Ханна с трудом удержалась в седле.

В ужасе Квинт отпрянул и снова спрятался за деревом.

Тут же раздался голос Ханны:

– Теперь можете выйти, Сайлас Квинт.

Он с опаской выглянул из-за ствола. Черная лошадь стояла совершенно спокойно. Ханна сидела в седле уверенно и изящно, словно была прирожденной наездницей. Увидев это, Квинт разозлился и забыл, какой ужас испытал минуту назад. Снова обретя все свое ехидство, он сделал два шага к Ханне.

– Ах, да неужто это хозяйка «Малверна» едет на таком большом замечательном коне? Прямо взаправдашняя леди, а?

В глазах Ханны блеснул огонь.

– Что вы делаете в «Малверне»? Разве я не запретила вам появляться здесь?

– Да вот пришел узнать, почему ты не пригласила меня на свадьбу. Подумал, уж не забыла ли ты старого Квинта?

– Забыла вас? Никогда! Никогда я вас не забуду, – ответила она, бросив на него испепеляющий взгляд. – Что же до приглашения на свадьбу – мы не пускаем в поместье всякую белую шваль!

– «Мы», вот как? А я, значит, белая шваль? – Бешеная злоба охватила его, и он сделал к Ханне еще шаг.

Конь попятился, вращая глазами. Квинт отступил. Ханна натянула поводья.

– Берегитесь, Квинт! Если я отпущу его, он может вас затоптать! – Конь ржал, бил копытом землю; через некоторое время он опять замер. – А теперь говорите, зачем явились сюда?

– Я подумал, раз ты теперь богатая, знатная леди, так, может, дашь пару монет своему бедному старому отчиму, – заскулил Квинт. – Мне нужно несколько шиллингов. Очень нужно.

– Я уже сказала – вы никогда не получите от меня ни фартинга.

– Мне хватит на еду и выпивку, мисси. Сквайр Вернер и не заметит ничего. Дай их мне, и я не стану надоедать тебе, – заискивающим тоном проговорил Квинт. – А может, ты бы посылала мне каждый месяц несколько фунтов? Тогда бы я никогда не появлялся больше.

– Я сказала – нет, ни пенни. Ни теперь, ни в будущем, никогда!

– Ах ты, неблагодарная потаскуха! Да знает ли маста Вернер, на какой девке женился? – Он злобно оскалил зубы. – Да знает ли твой муженек, что ты не только мыла полы на постоялом дворе, когда была там служанкой, но и ложилась на спину, когда Стричу этого хотелось? Что будет, если я расскажу ему все это?

Только тут Квинт заметил, что Ханна держит в руках кожаный хлыст. И прежде чем его мозги, отуманенные ромом, успели разгадать ее намерения, она натянула поводья, вонзила каблуки в бока лошади и двинулась на Квинта. Тот точно прирос к месту и стоял разинув рот. В последний миг она направила лошадь чуть в сторону, но находилась так близко от Квинта, что тот ощутил терпкий конский запах. А Ханна, проезжая мимо, чуть наклонилась, и хлыст рассек воздух. Бахрома на кончике хлыста на волосок не достала до лица Квинта, произведя звук, подобный тому, который издает рой рассерженных пчел.

Если бы Ханна не промахнулась, все его лицо было бы исполосовано!

Ханна повернула жеребца и вновь направилась к отчиму, но в этот момент он обернулся. Женщина и лошадь, приближаясь, казались Сайласу все огромнее и огромнее; но тут до него дошло, что Ханна уже не собирается в последний миг повернуть коня. Она хочет сбить его с ног! А если он упадет и эта зверюга пройдет по нему копытами, он превратится в фарш для колбас!

Квинт в отчаянии бросился в сторону. С такой силой грохнувшись оземь, что у него дух занялся, он пополз на четвереньках под защиту дерева. Лошадь промчалась мимо, копыта жутко ударили в то место, где только что стоял Квинт. Добравшись до дерева, Квинт спрятался за ним. Дрожа от страха, он выглянул. Черный конь умчался прочь.

Выждав, пока не стало ясно, что Ханна не намерена возвращаться, Квинт, хватаясь за ствол, поднялся на дрожащих ногах. Злоба душила его. Эта сбесившаяся сука пыталась его убить! И он совершенно беспомощен! Ничего не может поделать! Кто поверит его обвинениям по адресу хозяйки «Малверна»? Ханне достаточно будет спокойно отрицать, что она пыталась его убить, и он прослывет лжецом и негодяем, пытающимся опорочить ее имя.

Несколько успокоившись, Квинт принялся соображать, что ему делать дальше. И вдруг догадался. Из своих наблюдений он знал, что Ханна не вернется раньше чем через час. А маста Вернер находится скорее всего в господском доме.

С хитрой улыбкой Квинт подобрал бутылку из-под рома и потряс ее. Пусто. Выругавшись, он отшвырнул посудину.

Ничего, скоро у него будут деньги на ром! Хитро улыбаясь, он направился к господскому дому.

Узнав, что Малкольм дал Квинту пригоршню монет, Ханна пришла в ярость.

– Я же просила вас никогда не давать ему денег!

– Он сказал, что голоден и что деньги нужны ему, чтобы купить поесть. Ведь он ваш отчим, дорогая.

– Поесть! Да он все потратит на выпивку!

– По крайней мере мы избавились от него.

За месяц, прошедший со дня свадьбы, Малкольм Вернер явно изменился. Первые несколько дней он казался счастливым своей новой жизнью с молодой женой, но в последнее время Ханна замечала в его поведении какую-то перемену. Казалось, силы его убывают; теперь он редко улыбался. Когда она заставала его врасплох, он иногда выглядел на десять лет старше; на лице его появилась прежняя печаль.

– Мы отнюдь не избавились от него, Малкольм! – решительно возразила молодая женщина. – Вы дали ему денег и тем самым поощрили клянчить и дальше.

– Это не имеет значения, – равнодушно махнул рукой Вернер. – Несколькими монетами больше, несколькими меньше – ну и что? И не важно, на что он их потратит.

– Нет, важно. Для меня! Я убеждена, что он убил мою мать.

– Убил? – Взгляд Вернера стал внимательнее. – Что вам известно об этом? Если это правда, тогда необходимо что-нибудь предпринять.

– Доказать этого я не могу, если вы имеете в виду факты. Но в глубине души я в этом уверена.

– Вряд ли сгодится в суде то, что обретается в глубине женской души, дорогая. – Он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то от его былой веселости.

– Я это прекрасно понимаю. Потому-то и заговорила об этом. Малкольм! – Она схватила его за рукав. – Милый, обещайте мне кое что. Если он опять явится сюда, выгоните его. Ради меня!

– Я обещаю вам, Ханна, поступить именно так. Если это так для вас важно. Для меня же это не имеет никакого значения. А теперь я оставлю вас, мадам, с вашего разрешения.

Махнув рукой, Вернер повернулся и ушел в свой кабинет. Ханна услышала, как он закрылся на задвижку. Теперь еще и это. После двух недель он опять вернулся к своей привычке запираться в кабинете…

– Такое впечатление, что хозяина «Малверна» что-то угнетает, леди?

Услышав голос Андре, Ханна обернулась.

– Что вы имеете в виду? Малкольма ничто не гнетет!

– Может быть, и нет, дорогая леди. – Андре пожал плечами. – Мне просто вдруг показалось, что в последнее время ваш супруг ведет себя довольно странно. Он держится несколько отчужденно, если можно так выразиться.

– Почему «странно»? Потому что он не болтает без умолку, как сорока, в отличие от того, кого я не стану называть?

– Touche[4], мадам, – Андре слегка поднял бровь. – Но кажется, мы немного отвлеклись, не так ли? Ваш супруг, дорогая леди, – это ваша забота. А у нас сейчас должен быть урок музыки…

– Сначала мне надо умыться. От меня пахнет лошадью.

– Вы действительно не перестаете удивлять меня, дорогая Ханна. Большая часть жителей колоний, которых я встречал, моются не чаще чем раз в месяц – в лучшем случае. Очень немногие моются раз в неделю. Но никто не делает это так часто, как вы. Даже во Франции, самой цивилизованной стране мира, мы не моемся так часто. Для чего же, по-вашему, существуют духи?