И вот они опять оказались на марше, преодолевая джунгли, изнемогая под бременем тяжелого лагерного снаряжения и амуниции. Джунгли, как и испанцы под Лас-Гуасимасом, собирали с них дань. Острые шипы кактусов, прозванных «испанскими штыками», вонзались в тело и рвали форму; людей косила страшная жара и лихорадка.

При первом же взгляде на Сантьяго Нейла охватили разноречивые чувства. Город был красив: он располагался в живописной долине, окруженный с севера и востока высокими зелеными холмами, возвышавшимися над городом. Прежде всего молодой человек подумал о мирных жителях Сантьяго и помрачнел при мысли о том, что пушки и ружья солдат будут причиной гибели неповинных женщин и детей. Однако потом его зоркий солдатский глаз различил на склонах холмов Зюрты и блокгаузы, и Нейл стал размышлять о возможной тактике боя и строить предположения, как старшие офицеры спланируют наступление.

Он сразу понял, что у испанцев сильные позиции, и что холмы – Эль-Кани и Сан-Хуан – необходимы для защиты города, а их захват – для успешного штурма. Да, холмы – это ключи к победе.

Когда наконец они получили приказ, Нейл был рад тому, что его анализ позиций оказался правильным. Регулярные войска были брошены в атаку на Эль-Кани при поддержке полковника Вудбери; большого сопротивления они не ожидали.

К сожалению, это суждение оказалось совершенно ошибочным, и вскоре Нейл и его эскадрон залегли у холма в долине, оказавшись под сильным обстрелом. Насколько Нейл мог судить, приказ, который они получили, был весьма неточен. «Лихие ковбои» заняли очень неудачную позицию – прямо перед испанскими батареями, – и огонь пригвоздил их к земле. При этом никакое отступление было невозможно – на дороге позади них скопились свои же войска. Наблюдая в бессильном негодовании, как его людей косит град свинца, Нейл проклинал глупость командиров, которые бросили их прямо под огонь испанцев. Те применяли бездымный порох, и поэтому «Лихие ковбои» не могли в точности определить, откуда именно ведется стрельба. Сами же они при каждом выстреле обнаруживали свое местоположение.

И вдруг, когда уже казалось, что хуже быть не может, огромный военный воздушный шар, сорвавшийся с привязи и всплывший в вышину, был взорван артиллерией испанцев, не принеся никакой пользы и только выдав расположение продвигающейся вперед колонны под началом генерала Уилера.

Эскадрон Нейла был прижат к земле огнем из укреплений, находившихся над ними; молодой лейтенант со своими людьми не мог ни перейти в атаку, ни отступить. Никогда Нейл не оказывался в таком безнадежном положении. В полном отчаянии молодой человек разрядил ружье, выпалив наугад, без видимой цели.

Потом, припав к земле за своим ненадежным прикрытием, он немного отдышался и осторожно огляделся вокруг. И с ужасом увидел меньше чем в тридцати ярдах от себя Экскелибера, который пасся на клочке земли, поросшем негустой травкой. Пули так и свистели вокруг него. Нейл ехал на нем к боевой позиции, потом, спешившись и привязав коня к дереву, проделал остаток пути пешком. Очевидно, Экскелибер каким-то образом отвязался.

Не думая ни о чем, кроме своей лошади, молодой человек вскочил и побежал, пригибаясь к земле и петляя. Он добрался до коня целым и невредимым, сунул ружье в чехол и, вспрыгнув в седло, ударил коня по бокам каблуками сапог.

Экскелибер устремился к деревьям, но прежде чем он добрался до них, Нейл почувствовал, как что-то ударило его в левое плечо. Сначала юноша только удивился, но потом появилась боль: она быстро распространялась, тяжелая пульсирующая боль, которая сразу же лишила его сил. Сознание стало меркнуть, и последнее, что Нейл сделал сознательно, – повалился вперед и обхватил руками шею Экскелибера.

Собрание, по мнению Джессики, прошло не слишком-то весело. Прежде всего Брилл Крогер очень огорчился, когда ему сказали, что решено отменить балы, огорчился, несмотря на то что ее отец объяснил ему: теперь, когда военные действия уже ведутся на Кубе, а припасами забиты все доки, нет надобности собирать дополнительные деньги на провиант и оружие. К тому же, согласно оценкам газет, война была почти закончена.

И потом случай с Дульси Томас, которая пропала и не появлялась уже больше недели. Вся Тампа говорила об этом исчезновении, и хотя в полицию обратились сразу же после того, как она не пришла вечером домой, до сих пор ничего конкретного не выяснилось.

К тому же сама Джессика чувствовала себя не лучшим образом. Она так и не смогла вспомнить события, происходившие с ней перед пожаром в Айбор-Сити. Неделя, предшествующая пожару, оставалась сплошным белым пятном, хотя всю свою остальную жизнь Джессика прекрасно помнила. Конечно, родители, как могли, рассказали ей о событиях этих дней, но ведь они не были с ней рядом ежеминутно. Иногда перед ней вставал образ какого-то привлекательного молодого человека в военной форме, но она не могла вспомнить, как его зовут, и не понимала, с какой стати он появляется в ее памяти. А если она принималась упорно размышлять о нем, образ исчезал.

Впрочем, благодаря пожару произошло и кое-что хорошее: она подружилась с семейством Мендесов. Ей очень нравилась Мария, ее привлекал Рамон, хотя с тех пор, как он зашел навестить ее после несчастного случая, она виделась с ним всего лишь один раз – когда пришла на собрание комитета кубинского бала. Там обсуждалась возможность отмены и бала в Айбор-Сити, и бала в отеле «Залив Тампа».

На этом собрании Рамон держался с ней вежливо, но сдержанно. Дважды она поймала на себе его взгляд, когда он, по-видимому, думал, что она этого не замечает. Казалось, она ему нравится. Почему же он так сопротивлялся этому чувству?

И вот теперь, когда балы определенно отменили, а войска отбыли – по крайней мере та их часть, которая по-настоящему участвовала в сражениях, – в Тампе воцарилась удушающая летняя жара, и вместе с ней всех охватила вялость и усталость.

Джессика достала батистовый платочек и вытерла лоб. Почему она такая грустная, такая подавленная? Из-за потери памяти? Наверное, это так. Как будто у нее в голове есть что-то вроде ширмы, и за этой ширмой скрывается что-то такое, о чем она должна вспомнить, какое-то забытое событие, которое дразнит ее и сводит с ума. Что же это такое?

С отбытием армии жизнь в городе почти замерла. Хотя за пределами Тампы все еще стояли лагерем около двенадцати тысяч солдат, но это были люди разочарованные, удрученные тем, что они не отбыли вместе со всеми. По большей части это были добровольцы: выучка у них была плохая, дисциплина – хуже, чем в регулярных войсках. В лагере господствовали беспорядок и пьянство, к самым элементарным правилам лагерной санитарии там относились с полным пренебрежением. Этот удручающий факт, а также нехватка свежей воды и сильная летняя жара привели к распространению малярии и тифа; множество людей умерло! Для Тампы то было не очень-то счастливое время, несмотря на то что войну явно выигрывали американцы и кубинцы.

«Для меня это тоже несчастливое время», – думала Джессика.

– Я еду, папа, – упрямо заявил Рамон. – Я еду на Кубу с генералом Нуньесом и его людьми. Что бы вы все ни говорили, меня ничто не остановит. Именно этой возможности я и ждал!

Феликс Мендес внимательно смотрел на старшего сына; лицо его осунулось. Наконец, пожав плечами, он отвернулся.

– Если это так, я уж лучше не буду тратить понапрасну слова. Если таково твое окончательное решение – что ж, да будет так.

Остальные члены семьи, так же как и Карлос, молчали, и вид у всех был серьезный. Рамон повернулся к Эдуардо:

– Что скажешь ты, брат? Ты поедешь со мной? Тот поднялся с зардевшимся лицом.

– Конечно. Я тоже ждал этого момента. Рамон взглянул на Карлоса:

– А ты, Карлос? Ты тоже с нами? Карлос украдкой бросил взгляд на Марию.

– Да, дружище, я тоже поеду с вами. Когда мы отбываем?

– Через неделю с небольшим, под началом генерала Нуньеса и полковника Мендеса Миранды.