грудей, на которых темнели, как два вечерних цветка, агрессивно торчащие

соски. Через секунду он ощутил, как девушка прижимается к нему - горячая,

бархатистая, наполненная странным, одновременно и горьким, и сладким

запахом.

 Ее рука скользнула вдоль его живота, одним рыв ком размотала ткань

набедренной повязки и коснулась давно вздыбившегося дракона. Халеф застонал

сквозь зубы, чувствуя, что сейчас взорвется. Сильные и одно временно

ласковые пальцы почти мгновенно подняли его в темные небеса, и он

освободился от того, что обычно давит на мужчину его лет. - О-хх... -

промычал он. - А-аа...

 Его тело едва не вздыбилось дугой, но рука Вири тотчас же успокоила

юношу. Ее пальцы продолжали двигаться, только теперь они стали гораздо

нежнее, и

 Халеф, повинуясь ее власти, непроизвольно начал извиваться на постели,

словно придавленный червь.

 - Вы там, кажется, с женщинами не очень-то? - услышал он насмешливый

голос девушки.

 - У нас это... не поощряется, - простонал он. - Ну-ну... вот теперь ты

готов.

 Вири сбросила с себя горячее одеяло, выпрямилась и села на него верхом.

Секунду спустя Халеф испытал страстное желание закричать. Ему никогда не

приходило в голову, что то, о чем ему твердили как о грязном и недостойном,

может дарить такое наслаждение.

 Невероятное, ни с чем не сравнимое наслаждение!

 Тело Вири, гибкое и сильное, вздымалось над ним, как молот. Когда в

тяжелом дыхании Халефа прорезались хриплые нотки, оно застывало, и тогда он

на какое-то время приходил в себя. Потом все начиналось сначала. Он положил

ладони на ее бедра, испытывая страстное желание посильнее сдавить их, и

откинул голову, чтобы не глядеть, как на фоне слабо светящегося ночного неба

колышется тяжелая масса ее волос.

 Ее движения постепенно убыстрялись. Халеф, полностью отдавшись влекущему

его зову, следовал за своей партнершей - и вот, почему-то вскрикнув,

выгнулся, едва не сбрасывая ее с себя, - и в ответ забилась, застонала,

медленно опустилась ему на грудь и она.

 - Останься со мной, - неловко гладя ее по голове, попросил Халеф.

 - Хорошо, - прошептала она. - Пока ты не уснешь.

 И он впервые уснул рядом с женщиной, уснул, наполненный незнакомым ему

покоем, уснул, уткнувшись, как щенок, в ее теплое и нежное плечо...

 Когда он проснулся, вокруг него был дым.

 Одеваясь на ходу, Халеф выскочил в коридор, истошно замотал головой и тут

только услышал выстрелы, гремевшие вдалеке - Вири! - закричал он, надсаживая

горло. - Ви-ири!

 Схватив висевший в прихожей автомат, Халеф вы во двор. Дом старого судьи

Бурка горел. Он горел с тыльной, обращенной к реке стороны, и потушить его

не было ни малейшей возможности. Рвущееся в предрассветную мглу пламя ярко

освещало отцветающий сад, и казалось, что среди деревьев мечутся злые черные

тени.

 - Вири! - отчаянно, жалобно крикнул Халеф.

 Она лежала в саду, в одном халате, сжимая в руках свой красивый черный

пулемет. Поперек груди косо шла алая кровавая черта - чья-то очередь едва не

перерезала девушку пополам. Халеф упал на колени, чувствуя, как слезы рвут

ему горло, - упал, чтобы через мгновение подняться и, воздев к небу сжатые

кулаки, сотрясти его самой страшной хулой из всех ему известных.

 После этого он поцеловал девушку во влажный от утренней мороси лоб и

осторожно, словно у спящей, забрал у нее пулемет, за которым волочилась

длинная лента с двумя сотнями блестящих недетских погремушек.

 Обернувшись к дому, Халеф понял, что не сможет выполнить то, о чем его

просил судья: кабине! горел так, что добраться до камина он не смог бы при

всем своем желании. Халеф тенью метнулся во двор, вбежал в задымленную

прихожую, ругаясь и кашляя, нащупал там старые болотные сапоги Бурка, всунул

в них ноги и выбежал во двор.

 Стрельба в дальнем конце поселка стихала. Прислушавшись, Халеф понял,

почему Вири умерла в саду. Утренний ветер нес с реки едва слышное тарахтенье

двигателя. Это не был сопящий паровик рыбаков: Халеф понял, что нападавшие

прошли через сад и, возможно, вверх по улочке и двинулись дальше, стремясь

как можно скорее подавить сопротивление вооруженных женщин. Стреляли далеко.

"Значит, они дошли до холма, - решил юноша, - там я уже никому не помогу. А

здесь, наверное, смогу отомстить".

 Подгоняемый этой мыслью, он бесшумно спустился к причалу и замер в густом

кустарнике, отделявшем его от берега.

 Прямо перед ним ровно и мощно светились три фары металлического военного

катера - приземистого, узкого, словно кинжал, и оснащенного скорострельной

спаренной пушкой на носу. В окнах рубки Халеф разглядел две темные

человеческие фигуры.

 У него было сильнейшее желание срезать их одной короткой очередью, но он

понимал, что этим проблемы не решить. Ему следовало занять позицию, которая

позволила бы перебить как можно больше негодяев, возвращающихся из деревни.

В эти мгновения Халеф не ломал себе голову над тем, кто эти люди и зачем они

пришли в мирный спящий поселок. Его сознание было поглощено

одной-единственной мыслью: покарать. Покарать хотя бы за Вири, не говоря уже

обо всех остальных...

 Осторожно, стараясь быть бесшумным - когда-то его учили этому, - Халеф

двинулся сквозь заросли вдоль берега. Сейчас черный пулемет был ему дороже,

чем отец и братья... Когда темная масса причала заслонила ему катер, он

пригнулся и бегом бросился к спасительному болотцу, которое могло послужить

отличным укрытием. Через пару минут он смог устроиться среди шуршащего на

ветру речного остролиста и перевести дух.

 Улочка, по которой должны были возвращаться нападавшие, открывалась перед

ним под наивыгоднейшим углом. Справа от него дотлевал домик соседа Бурка,

сухощавого Гохена: он прекрасно мог видеть двигающихся к причалу людей,

тогда как им наверняка потребуется время, чтобы сообразить, откуда ведется

огонь. Время, которого у них не будет.

 Выстрелов он уже не слышал. Проверив, легко ли Двигается в патроннике

лента, Халеф превратился в камень.

 Он умел ждать.

 На востоке, в верховьях реки, начало светлеть небо. Халеф бесшумно

сплюнул в воду, которая доходила ему почти до колен, и теперь только

почувствовал, насколько он замерз, битый час сидя в этой трясине.

 И тут он увидел их. Сперва, разглядев катер, Халеф с ужасом подумал, что

началась война и по реке поднялись регулярные подразделения Свободных

Солдат. Но люди, которые брели, нагруженные какими-то тюками, по улице,

никак не походили на солдат или матросов. Разношерстная компания, кто в

кожаных куртках, кто в теплых комбинезонах, все с разномастным, большей

частью старым оружием, они более всего напоминали обычных бандитов. Их было

много, человек сорок; Халеф еще раз сплюнул и поднял ствол пулемета.

 В первые мгновения он не понял, что происходит, и едва не отвлекся, чтобы

проверить, стреляет ли его оружие. Пулемет в его руках заговорил почти

бесшумно, словно шлепал по воде ребенок: не было ни пламени, ни привычной

Халефу отдачи тяжелого оружия.

 Но люди, шедшие вдоль улочки, повалились наземь один за другим, забились

в страшных судорогах, побежали, бросая свою добычу, в поисках укрытия. Рыча,

Халеф бил короткими очередями и видел, как крупнокалиберные пули вырывают

целые клочья из тел незваных пришельцев, видел, как влажная почва

смешивается с их горячей кровью, и забывал про холод сам.

 Он не почувствовал, как его коротко ударили по шее.

 - Вот гад, - зло произнес над ним чей-то хриплый голос. - Человек десять

уложил.