незаметно моргал, и кто-нибудь начинал рассказывать бородатый флотский анекдот

времен освоения галактики. Лоссберг тихо улыбался.

 Из Метрополии на его имя приходили огромные посылки с лучшими,

фантастически дорогими изданиями земных и росских философов, а также тяжелые

тома военных теоретиков. Иногда, загрузившись ромом "по верхнюю палубу",

Лоссберг пугал молодых офицеров длинными и малопонятными цитатами из Конфуция

или, того краше, - настоятеля Яара с Черной Скалы. Они хорошо знали, что, если

командир засел у себя в салоне с бутылью рому и здоровущим фолиантом в кожаном

переплете, беспокоить его нельзя ни в коем случае. Пожар, авария - все, что

угодно, кроме неожиданного появления противника.

 Однажды Кришталь попал на барбекю к его тестю. В красивейший замок на

берегу тихой речушки приехали несколько довольно известных на планете людей,

присутствовали и зятья его командира. Лоссберг, одетый в синюю кожу

полигон-мундира (была осень), с ходу всосал пол-литра прихваченного с собой

рома и весь вечер молчал, как рыба, сочась неприкрытым презрением. Кришталю

пришлось отдуваться за двоих, рассказывая университетскому профессору,

известному адвокату и паре банкиров о невероятной храбрости и интуиции своего

командира. Лоссберг раскрыл рот, лишь когда над рекой сгустился вечер и в

беседке зажглись уютные фонарики.

 - Рому, - коротко потребовал он и добавил после секундного размышления: -

Ибо в поединке горы и мыши неизменно побеждает львиная кротость... Черт побери!

Подай мне рому, Сэмми!

 Сейчас Лоссберг смотрел на своего штурмана с задумчивостью. Тот уже

закончил возню с прокладкой курсов для кораблей дивизиона, утвердил сегодняшний

состав вахтенных команд и мечтал плотно поужинать. Лоссбергу есть не хотелось,

но вот выпить - да.

 - Можно и по чарке, - согласился он. - Тогда уж распорядись, чтобы ужин

принесли в салон.

 - Беда с этими штурманами, - пожаловался Кришталь, выбираясь из кресла. -

Ас Бэрдом, я думаю, придется расставаться, иначе он угробит нам "Каймана".

Оболтус он, и соображения - ноль, такому только вокруг Метрополии круги

наматывать, и не более. Я напишу представление о переводе, а ты подмахни.

 - Когда вернемся, - пожал плечами Лоссберг. Командирская капсула вынесла

их на пятидесятую палубу. Задумчиво приглаживая свои по-прежнему длинные

волосы, Лоссберг выбрался в коридор, залитый приятным для глаза молочным светом

плафонов.

 - Я вот думаю, не отправить ли Твердохлеба к Южной Петле, - произнес он,

обшаривая карманы в поисках ключа. - До полковничьего ценза парню не хватает

сотни суток. Если он там кого-нибудь утопит, я протолкну чинопроизводство втрое

быстрее... Когда вернемся, конечно.

 Империя готовилась к войне. Боевой флот, и без того гигантский, жадно

всасывал в себя миллионы и миллионы людей, призывая офицеров и специалистов

запаса, его стапели работали в конвейерном режиме, выбрасывая в космос тысячи

кораблей новых, упрощенных проектов, но, несмотря на все это, многовековые

традиции оставались незыблемы. Для получения очередного чина офицер должен был

не только вылетать "ходовой ценз", но и иметь в запасе определенное количество

побед экипажа.

 - Ты что же, боишься не вернуться? - подозрительно прищурился Кришталь.

 Лоссберг ответил ему кривой ухмылкой. Ужин уже ждал их в командирском

салоне. Генерал открыл бар, вытащил на свет божий четырехгранный штоф рома и

привычным движением сорвал с пробки сургучную печать.

 - Знаешь, - сказал он, - я уже ничего не боюсь, мне как-то плевать. Тебя,

дурака, жалко.

 - Что ты несешь? - возмутился Кришталь. Лоссберг хищно воткнул вилку в

салат.

 - Подыхать будем вместе. Вот только я еще не до конца разобрался - сейчас

или потом?

 - Потом - понимаю... А сейчас-то что?

 - А вот Дедуля распорядился, чтобы мы с тобой в любой момент были готовы

стать "каретой" для Хикки Махтхольфа. Дед снова вклеил его в какую-то секретную

каверзу... Поэтому я и приказал выдвигаться к Авроре.

 - Черт. - Кришталь перестал жевать и скосил глаза на бутылку. Лоссберг

понял его без слов - наливать себе в присутствии старшего по чину было

бестактно - и деловито разлил ароматный ром по пузатым рюмкам.

 - Да-да, - улыбнулся он с мрачной иронией, - опять... Будем надеяться, что

"Циклоп" мы на сей раз не угробим. Сейчас трудно найти приличный корабль.

 - Вот черт, - повторил Кришталь.

 - Я ждал вас... Идемте в сад, там сейчас лучше всего.

 Борис Соловец показался Хикки несколько постаревшим. Они не виделись почти

год, и за это время грузный старик заметно сдал - обвисли щеки, взгляд стал

немного рассеянным. Двигаясь за его мощной фигурой, Махтхольф подумал, что

Соловец, возможно, болен. Все-таки годы, а ему было глубоко за сотню, дают о

себе знать: время неумолимо, от старости не могут вылечить никакие врачи.

 Соловец прошел через вымощенный розоватой плиткой дворик и толкнул

решетчатую калитку. Чуткий нос Хикки поплыл в тонком аромате фруктовых

деревьев. Под раскидистой яблоней хозяина ждал легкий резной столик с напитками

и сладостями.

 - Что будете пить?

 - Пожалуй, водки. Чистой.

 Соловец одобрительно крякнул и запустил руку в покрытое инеем ведерко.

Хикки удобно устроился в кресле, разодрал кожуру сочного банана и вдруг

подумал, что старик оказался хитрее всех - до грядущего кошмара он, возможно, и

не доживет. Эта мысль заставила его улыбнуться. Соловец вернул бутылку в

ведерко и поднял на гостя проницательные черные глаза.

 - У вас веселые новости?

 - Ах, если бы... Новости у меня как раз не очень. Четверть часа спустя,

причастившись парой объемистых рюмок, старик немного порозовел и оживился.

Теперь про него было трудно сказать, что старый пройдоха готовится дать дуба.

Хикки навострил уши и разодрал новый банан.

 - Ключевая фигура в этих конфликтах - Петух Дюваль... Сам он старается не

слишком светиться, и многие действительно не подозревают, на чью, собственно,

мельницу льют воду. А крутит всем именно он, Дюваль. Это ему выгодно, чтобы

Золкин и Лоренцо с компанией грызли друг друга на всех маршрутах вокруг Облака,

потому что так проще договариваться с таможней и чиновниками из Технического

надзора. Логика тут простая: они, сволочи, вообще чуть ли не гангстеры, а я вот

хороший, добрый и законопослушный. Раз так, зачем меня трогать? Лучше их,

негодяев... К тому же Золкин здорово попался с наркотой - дело не закрыто до

сих пор, и одному богу ведомо, чем все это для него кончится.

 - Но я слышал, что он и с корварцами не слишком-то дружит, - вставил

Хикки, подливая словоохотливому хозяину еще водки.

 Соловец умолк и пошевелил бугристым носом, на котором была нарисована

многоцветная картина его долгой и нежной дружбы с горячительными напитками.

 - Водка - страшное дело, - вдруг заявил он с глубочайшей убежденностью в

голосе. - Но ты знаешь, когда в пятидесятом году я подцепил на Виоле прыгучую

лихорадку, только водка меня и спасла. Да, да! Были у нас там трезвенники - все

уж сгнили к чертям. А я...вот.

 Не чокаясь, Соловец опрокинул почти полную рюмку, шумно выдохнул и

запустил зубы в ярко-красное яблоко. Хикки терпеливо ждал.

 - С корварцами там картина такая, - продолжил наконец старик, - лет так

сорок назад его покойник папаша инициировал на Пангее принятие хитрого закона о

внутриимперском грузообороте, согласно которому любой камион, уходящий с этой,

будь она неладна, Пангеи, мог сопровождаться только имперским конвоем. Корварцы