поставить на место всех заблуждающихся. Сейчас Ирэн смотрела на него с легкой

тревогой. Хикки встряхнул шевелюрой и хитро прищурился:

 - Я же говорил тебе, что из Конторы уходят только вперед ногами.

 Его лукавые глаза заставили женщину тихо вздохнуть. Помимо ее воли, губы

сами расплылись в характерной, только им двоим понятной улыбке.

 - Постарайся не нажираться.

 - Это уж как карта ляжет.

 Хикки спустился на лифте вниз, миновал мраморный с бронзой холл - в кадках

по углам мирно дремали местные хвощи, наполняя воздух тонким горьковатым

ароматом, - и вышел к площадке, где среди прочих VIP-каров его ждал собственный

лимузин.

 - Саутерн-Парк, - приказал он водителю и удобно устроился в широченном

кожаном кресле.

 - Вы сегодня удачно, босс, - заметил шофер, - траффик еще так-сяк. А вот

минут через десять...

 Хикки покачал головой. Лимузин выполз на Алвин-авеню и бесшумно помчался

по левому ряду. Неписаное портлендское правило - "не суйся под "торпеду" -

действовало безотказно, и водители шустро уступали дорогу тяжелой машине с

округлой, жирно отхромированной мордой.

 Они успели на нужный ситивэй буквально за минуту перед тем, как на

развязке началось столпотворение запоздавших. Хикки посмотрел на них сверху

вниз и усмехнулся. Он вырос на Авроре. Лимузин мчался в небо, поднимаясь все

выше и выше над землей. По правую руку от Хикки оранжевый диск солнца

прикоснулся к верхушке гигантской башни Прайсовского торгового центра, облив

острый шпиль здания расплавленной предзакатной медью.

 "По крайней мере, я пожил,- сказал себе Хикки. - И даже был, наверное,

счастлив..."

 Поморщившись от некстати возникшего сплина, он вытащил из бара тонкую

сигару и наполнил салон терпким дымком.

 На свободе ситивэя водитель развил огромную скорость. Дорога от джунглей

Сити до респектабельного Юга заняла не более четверти часа.

 - Сверни в "Околицу", - распорядился Хикки, когда лимузин на одной из

развязок спустился вниз.

 Водитель понимающе кивнул. За окнами полетели могучие столетние деревья -

теперь лимузин мчался по темной неширокой аллее, ведущей к небольшому ресторану

посреди искусственно насаженного леса.

 Хикки оставил свой камзол в салоне машины и распахнул красноватые

деревянные двери. К нему с достоинством приблизился метрдотель в ливрее,

украшенной сложным узором золотистых шнуров.

 - Мой столик, - бросил ему Хикки, устремляясь в полутемный зал.

 Глотая в ожидании заказа ледяную минеральную воду, он привычно обвел

глазами помещение. И прищурился - в углу неподалеку от полукруглой барной

стойки сидел чернявый мужчина средних лет, обнимавший юную рыжеволосую диву. Их

взгляды встретились; шепнув что-то своей подружке, чернявый пересек зал и

уселся напротив Хикки.

 - Наконец-то стало попрохладнее, - рассеянно заметил тот вместо

приветствия.

 - Благодарение богу, - улыбнулся его гость. - Хорошо, что встретились.

Сюда летит Этерлен. Хикки отхлебнул из стакана и прикрыл веки.

 - Разве я просил "гувернантку"?

 Полковник Симеон Кришталь толчком задвинул клавиатуру главного

навигационного вычислителя и зевнул, сцепляя за шеей уставшие пальцы.

 - Вот теперь можно и по чарке, - сообщил он.

 Он начал лысеть. Стесняясь поредевшей макушки, Кришталь перестал

подстригать рыжие бакенбарды, и они свисали со щек мохнатыми хвостами, делая

его похожим на хасида. Заняться реконструкцией волос полковнику было некогда да

и негде: сейчас они базировались на захолустном Сент-Илере, все

достопримечательности которого ограничивались на удивление приличным

университетом да огромной базой ВКС, занимавшей половину приэкваториального

континента.

 Перед ним сидел Лоссберг. Теперь он был уже легион-генералом и командовал

отдельным дивизионом "свободных охотников". Кришталь, так и не пожелавший

расстаться со своим приятелем, состоял при его особе командиром флагмана.

 После списания "Оффенрора" Лоссберг категорически отказался принять

новенький корабль, только-только сошедший со стапелей. Он считал, что за

последние тридцать лет Империя начисто разучилась строить приличные линкоры,

вместо почти штучного товара производя "штамповку".

 - Вы только поглядите на эти дрова! - орал он, пьяный, на заседании

Тактического совета при Генеральном Штабе ВКС. - Как я могу летать на корабле,

который должен сперва обдумать отданную ему команду и только потом уже

приступать к ее исполнению! Скажите мне, как?! А посмотрите на эти салоны! Я не

собираюсь заниматься свиноводством, я пилот, а не разносчик навоза! Пусть в

такой кают-компании обедают ваши конструкторы, а мне там кусок в горло не

пойдет.

 Авторитет Лоссберга был настолько велик, что на время его оставили в

покое, думая, что он просто устал болтаться в космосе и хочет перейти на

преподавательскую работу. Лоссберг же, плюнув на все штабы и советы, облазил

половину имперских колонии и на одной из баз Пангеи обнаружил пятидесятилетний

штурмовик серии "Циклоп" со смешным налетом около пятисот суток. Корабль

дооборудовали новейшими системами дальнего обнаружения и целеуказания,

поставили в моторы "свежие" волноводы и отдали довольному Лоссбергу. Салоны и

кают-компания, представлявшие собой квинтэссенцию немного подзабытой роскоши,

его вполне удовлетворяли.

 Тяжеленная громадина с экипажем в четыреста с лишним человек имела минимум

автоматики и была послушна, как дрессированный кролик. "Циклоп" проектировался

как флагманский корабль командира ударно-штурмового легиона, он был до отказа

напичкан системами обработки информации и мощнейшими орудийными комплексами -

по разным причинам таких линкоров построили всего лишь двенадцать, и Лоссбергу

достался номер восьмой. Где-то в Приграничье доживала свой век "десятка", а все

остальные, отходив за полстолетия ресурс, давно отправились в переработку.

Лоссберг был доволен: ему в руки попал настоящий "штучный" товар, изготовленный

с любовью и тщанием. Пересев на такой корабль, он совершил несколько рисковых

рейдов на нейтральную территорию и довольно быстро украсил себя нашивкой "200

побед экипажа".

 Вскоре его перевели на Сент-Илер. С юности не терпевший штабной работы,

Лоссберг свалил все оперативные вопросы на Кришталя, а сам вдруг женился на

дочери одного из местных лендлордов, став помимо всего прочего обладателем

приличного куска джунглей и необозримого плоскогорья с выходом к морю. Из

полугодового "медового месяца" (флотским офицерам такого ранга отпуск для

женитьбы предоставлялся как минимум на шесть месяцев) он вернулся мрачный, как

туча, и с тех пор не слишком спешил покинуть борт-"Му ship is my home", - стал

поговаривать он. Раньше Лоссберг говорил не "hоме", a "castle".

 Теперь он пил исключительно ром дорогой марки "Кровь звезд".

 А потом он вдруг неожиданно постарел. Не повзрослел, не оброс солидностью

тридцатитрехлетнего мужчины, а именно постарел - сразу и необратимо. На

тридцать четвертом году вокруг его глаз уже струились ранние, не по сроку,

морщинки, щеки запали, как у истомленного старика, а шикарная, прежде

платиновая шевелюра стала какой-то пегой и безжизненной. Он начал меньше орать

на подчиненных, почти прекратил бегать по палубам и лезть не в свое дело; все

чаще, обедая в кают-компании среди своих старших офицеров, Лоссберг вдруг

надолго застывал в кресле с рюмкой рому в сухих пальцах. Тогда Кришталь