Мальчик покраснел, опустил голову и тихо произнес:

— Я не могу этого сделать: я не понимаю этой разрисованной бумаги.

— Жаль, — тихо пробормотал комдив и, обернувшись к Ван Шину и Суну, строго сказал: — Надо будет отправить его в военную школу. Хочешь учиться? — спросил он Чжана.

Мальчик утвердительно кивнул головой:

— Очень.

Через несколько минут из палатки вышли командиры и мальчик-проводник Чжан.

Впереди шли Тао и Чжан. За ними, растянувшись длинной цепочкой по-двое в ряд, двигались бойцы. Нестерпимо жгло солнце. Тяжелее всего было пулеметчикам, особенно тем, у которых были большие станковые пулеметы. Бережно обернув стволы пулеметов в брезент, бойцы катили их за собой. Иногда тропка становилась такой узкой, что пулемет приходилось взваливать одному бойцу на плечи, а другой шел сзади, придерживая его руками. Шли торопливо, не делая привала. Бойцы тихо переговаривались.

— Знает ли мальчишка дорогу? Заведет еще чорт знает куда! — сказал пулеметчик по имени Хань Фу.

— Идет хорошо, уверенно — значит, знает, — ответил ему боец Фын.

— Говорят, что это сын командира партизанского отряда из Юаньпина. Ван Шин, что ли, зовут его?

— Ты иди и меньше говори, а то полетишь в реку, — дружески посоветовал ему шедший сбоку Фын.

Он нес туго стянутые в круги пулеметные ленты. Тропинка вилась высоко по берегу реки. Иногда она спускалась к самой воде. Тогда бойцы на ходу нагибались, набирали полные пригоршни теплой воды и обмывали себе лица. Выше по холмам стлался редкий и низкий кустарник, не дававший никакой тени.

— Хорошо бы леском пройти — прохладно и приятно пахнет, — облизав губы, сказал пулеметчик Хань Фу.

— Еще лучше спать на берегу пруда, под ивой. Не пробовал, а? — засмеялся Фын.

— Война кончится, попробую и под ивой спать. А сейчас хорошо бы леском пройти.

— Вот привязался к лесу! Где ты его видишь здесь?

— Должен быть. Там, где река, должен быть и лес. Это-то я уж хорошо знаю.

— В книжке, наверное, прочитал. Ты и леса-то никогда не видал.

Пулеметчик не сердился. Он задумался о чем-то и шел, не глядя под ноги. Было жарко, говорить не хотелось. Впереди был большой и трудный путь, а солнце совершило только половину положенного ему пути.

— Надо бы с вечера выйти. Ночью очень хорошо итти, — опять начал беседу Хань Фу.

— Хорошо бы, если б японцы были здесь, рядышком! Тогда бы и не далеко ходить за ними, — ехидно заметил Фын.

— А неплохо, конечно, чтобы они спали на берегу твоего пруда под ивами, а мы — тут как тут. А? — довольно засмеялся Хань Фу.

— А что ты думаешь, им-то ведь еще жарче, чем нам. У них в Японии влаги больше. Такой жары, как у нас, не бывает, наверное.

— Вот и оставались бы у себя дома. Какого чорта полезли к нам! Вот поддадим еще жару… — вдруг озлобился Хань Фу.

Отряд спустился в ложбинку у самой реки.

— Привал! Привал! — передавался по цепочке от бойца к бойцу приказ командира.

— На полчаса привал — это очень хорошо, — дружески сказал пулеметчик своему товарищу.

Люди бросились к воде. Тао и Чжан прошли дальше вперед, взобрались на холмы, оглядывая в бинокль всю округу. Чжан впервые в жизни держал в руках командирский бинокль. С торжественным лицом он смотрел сквозь стекла по сторонам, и, когда дальние пространства приближались к нему почти вплотную, легкая улыбка удовлетворения шевелила его губы. За один этот день он сдружился с Тао так, словно командир отряда был его старший добрый брат, никогда не расстававшийся с ним.

— К полудню завтра придем, не ошибаешься? — спросил Тао.

— Придем даже утром. Я уже много раз ходил этой дорогой, — ответил Чжан.

Тао присел на корточки, вытащил из сумки большой пакет вареного риса с горохом, поделил его на две равные части и одну предложил Чжану. Чжан поблагодарил и, отделив палочкой от своей порции небольшую часть, присоединил ее обратно к порции Тао.

— Ты большой, тебе надо много есть.

Тао засмеялся и сказал:

— Это неправда. Человек должен кушать ровно столько, сколько позволяют обстоятельства. На войне — это закон.

— Хо! — усмехнулся Чжан. — Мы с отцом не ели, бывало, по два-три дня подряд. Зато потом наедались досыта. Один раз мы отбили японский грузовик и нашли там такое круглое печенье (Чжан очертил в воздухе пальцем кружок), твердое, как камень, и не соленое. Вот уж я ел его, даже заболел.

Тао посмотрел на часы, встал, перекинул сумку через плечо и дал сигнал строиться. Бойцы уже перекусили, помылись и легко поднялись с земли. Чжан и Тао, как и раньше, шли впереди.

К вечеру, когда солнце село, отряд опять расположился на привал. Но воздух попрежнему был горячий, удушливый.

— Будет сильная гроза, — сказал Чжан.

Тао посмотрел на небо и согласился с Чжаном. По небу ползли тяжелые, огромные тучи. Сразу стало темнее.

— Отсюда можно итти двумя дорогами, — сказал Чжан. — Одна идет по берегу Хуан-Хэ, другая — через холмы к речке Луань, и по ней можно дойти до самого Чаньдина. Эта дорога короче.

— Ну что ж, идем более короткой. Если раньше придем, бойцы отдохнут перед боем.

Отряд уже тронулся, когда грозовой ливень с шумом упал на землю. Укрыться было негде. Бойцы торопливо двигались вперед вслед за командиром и проводником. Широкие крестьянские соломенные шляпы, словно зонты, защищали головы бойцов от дождя. Солдаты, укрыв от воды винтовки, прижавшись друг к другу, шли по двое в ряд, как и раньше, молча. Чжан и Тао свернули от реки в сторону холмов, за ними потянулся весь отряд. Тяжелые станковые пулеметы несли теперь на носилках, сделанных из винтовок, обтянутых брезентом.

Где-то впереди грохотал гром, сверкала молния, озаряя яркими вспышками сиротливые гребни холмов с кустарником, прибитым ливнем почти к самой земле. Чжан покачал головой и крикнул в самое ухо Тао:

— Надо торопиться, иначе Луань наберет много воды, и мы не пройдем!

Тао остановился, подождал, когда к нему подтянулась голова отряда, и приказал двигаться быстрее. Ливень бушевал попрежнему, когда отряд в полночь подошел к речке. Теперь она, вобрав в себя тысячи ручейков, разлилась в стороны, стала большой и шумной.

Чжан долго искал брода. В темноте ему трудно было различить спуски к реке. Вскоре он понял, что это безнадежное дело. Тогда мальчик смело вошел в воду. Он помнил: в самом глубоком месте реки вода доходила ему до шеи. А теперь он ступил, казалось бы, у самого берега и сразу погрузился в воду по грудь.

Вода с бешеной силой отрывала ноги Чжана от дна, подмывала его, угрожая унести. Чжан дошел до середины реки, и вода коснулась подбородка, плеснула в лицо, залив рот и нос Он закашлялся, его подмыло, оторвало ноги от дна. Чжан забарахтался, поставил одну ногу на дно, затем другую. Вода сразу спала ему до груди. Здесь было мельче. Чжан пошел дальше. Так он дошел до другого берега. Весь мокрый, дрожащий от холода и волнения, он сложил руки рупором и крикнул, что есть силы, на другую сторону, в темноту, где стоял отряд:

— Здесь, здесь!

Он кричал долго, надрывно, сорвал голос. Наконец его услышали на другом берегу, сквозь шум реки и ливня. Тао, а за ним бойцы гуськом спустились в воду. Им итти было легче: это были взрослые, сильные люди. В самом глубоком месте, где вода оторвала ноги Чжана от дна, бойцам заливало лишь грудь. Винтовки и пулеметы пронесли через реку на высоко поднятых руках. Переправа прошла благополучно. Бойцов пересчитали и пошли дальше.

Дорога теперь шла берегом реки, между водой и крутой горой. Выбраться наверх было невозможно. Это заняло бы много времени и замучило бы бойцов. Решили итти гуськом по тропке возле самой воды. Справа от ветра, да отчасти и от ливня, отряд был защищен высокой стеной горы. Слева шумела, бурлила полноводная Луань. Часа через два Тао дал бойцам получасовой отдых; разрешил курить в кулак, с прикуркой от одной спички. Люди промокли насквозь, и курево могло немного оживить их. Итти вперед становилось все труднее, тропка делалась все уже и уже, вода хлюпала под ногами бойцов, поднимаясь иногда до щиколоток. Надо было хоть немного передохнуть, чтобы пройти еще километра два к тому месту, где гора опускается к самой воде, где открывается выход в долину, к Чаньдину.