В этом году (1388) появилось очень много известий о Тимуре — пусть проклянет его Бог! — а именно то, что он завоевал Тебриз, что он нагоняет страх и ужас на людей, что с ним много народу и что он выступил на Сирию. Нельзя осуждать людей за страх. Что только не происходило с Дамаском и его жителями, когда в 1260 году войско Хулагу — пусть покарает его Бог! — ворвался в город, а потом еще хуже в 1299 году, когда пришли войска Газана! Какие страдания вынесли тогда жители Дамаска от монголов! Поэтому они пришли в ужас, когда услышали о Тимуре и что он разграбил Тебриз, а теперь идет на Сирию. Из различных мест приходит несчастье! Как правдиво то, что написал в стихах алъ-Мимар алъ Мисри!

Приходит с Востока один юноша, его лик,

более сияющий, чем полная луна!

Гибко сгибается его фигура,

еще более гибкая, чем ветка.

«Откуда ты?» — спросил я, когда он пришел

искусить меня. Он молчал

и смотрел на Восток. И тут я крикнул:

«Оттуда постоянно приходит наказание!»

И посланник. Бога — пусть Бог помолится за него и подарит ему исцеление! — сказал: «Благослови нашу Сирию, Боже, и наш Йемен!» Тут кто-то спросил: «И наш Восток, о посланник Бога?», на что Мухаммед повысил тон: «Там поднимается род сатаны, там девять десятых всего колдовства; все вредные новшества, все несчастья — большей частью приходят с Востока!»1

Ибн Сасра (ум. после 1397)

Не слишком хорошо знали в Дамаске о событиях на Востоке исламского мира. Иначе не пришлось бы в начале 1388 года бояться нападения Тимура на Сирию, так как уже в январе он получил известие о лету млении войск Тохтамыша и спешно отправился в Манераннахр 2. Но неточные сведения о событиях и закулисной стороне этих событий и воспоминания о монгольском вторжении прошлых лет пробудили худшие опасения. На Нил тоже длительное время поступали неполные сведения об этом необычном Тимуре. Сообщение о его восхождении на престол правителя страны за Оксом дошло, правда, до Каира в середине лета 1371 года3, но то, что это событие могло бы иметь какое-то значение для мамлюков, конечно, нельзя было предвидеть. При всем желании Баркук позднее не мог бы догадаться, что его политика укрепления влияния мамлюков на территории Анатолии затронет интересы того неутомимого, но далекого воина. Только оглядываясь на прошлое, когда Тимур именно на рубеже пятнадцатого века фактически замахнулся для удара по мамлюкам, один каирский ученый, имеющий склонности к поэзии, заметил что числовое значение букв, выражающих понятие «Божья кара», есть ровно 13714.

Война Тимура против эмира Вали из Мазендерана и сразу после нее трехлетняя кампания с 1386 по 1388 год дали, однако, повод для серьезных тревог, о чем уже говорилось. В марте 1386 года князь Мардина сообщил в Каир, что войска Тимура захватили и разграбили Тебриз5. Поздней осенью узнали более точно: Ахмад Увайс послал миссию в Каир. То, что она сообщила, совпадает в основном с тем, что передает историография Тимуридов. Уже давно войска Чага-таев активно действовали в Иране, приблизительно год назад разграбили Тебриз и окрестности; и теперь пришел Тимур и потребовал, чтобы Ахмад У вайе подчинился ему — он должен чеканить монеты с именем Тимура и упоминать его в проповедях по пятницам6. Знали ли в Каире, что военные походы Тимура в тот год были задуманы для уничтожения иранских мелких князей и отражения Тохтамыша, который незадолго до этого руководил разбойничьим набегом на Тебриз?

Если Ахмад Увайс, вероятно, убаюкивал себя надеждой, что султан Баркук окажет ему поддержку, то он заблуждался. Стабилизации джелаиридской империи, интересы которой в Анатолии, должно быть, совершенно противоречили мамлюкским7, никто в Каире не стремился содействовать. Ничего не изменилось от того, что Ахмад Увайс попросил настоятельно предупредить султана о предполагаемом намерении Тимура пойти на мамлюкскую империю в 1387 году. Не Джелаирид, а правитель кипчаков, Тохтамыш показался Баркуку подходящим в этом положении партнером. Взаимодействие мамлюков с потомками Батыя хорошо сработало против ильханов, почему бы и не против Тимура, который как раз собирался присвоить себе их наследство? Еще в 1386 году из Каира отправилась миссия в Куманскую степь8. В начале 1387 года в Малатье готовится заговор Минтаса; влияние Баркука на Восточную Анатолию убывает. Вскоре после этого в Каире становится известно, что войска Тимура осаждают Амид, а Кара Мухаммед, предводитель туркменов «Черного барана», разбитый мавераннахрской армией, ищет убежища в Малатье. Теперь, действительно, нужно было торопиться, потому что как молено было бы в таких обстоятельствах успешно отражать нападение Тимура на Сирию? Но военная касса султана пуста. В удручающих ссорах с учеными-правоведами Баркук силой добивается того, что хотя бы был внесен эквивалент годового дохода с поместий, освобожденных от налогов благодаря пожертвованиям с благочестивыми целями. Четыре эмира с войсками отправляются в Алеппо, где ожидают хорошие вести: Кара Мухаммед разбил чагатаевское войско, которым командовал сын Тимура; Тимур отступает из Восточной Анатолии!9

Еще раз легко отделались, толком не зная, почему. Если бы Тимур планировал серьезно удар по Дамаску, то мамлюкский султан едва ли нашел бы средства на оборону. Но внимание Тимура было направлено, прежде всего, на Иран и границу на Кавказе. Поэтому начинающиеся стычки с мятежниками из-за Минтаса не привели к катастрофическим последствиям, которые могли бы быть в другом случае.

В конце 1392 года население Сирии и Египта снова было напугано известиями о том самом Тимуре. Он наносит удар по Западу, желая сначала уничтожить Музаффарида Шах-Мансура в Ширазе. Но снова волнения, на этот раз в Самарканде, вынудили агрессора отступать10. Источники, близко стоящие к Тимуру, называют заболевание полководца под Бухарой ответственным за временное прекращение военного похода; кроме этого, наступление Тимура затягивалось из-за борьбы с еретиками Сайдами под Амолом11. Шах-Мансур воспользовался непредвиденной отсрочкой12, чтобы получше подготовиться к борьбе, и лишь с большим трудом Тимур избежал поражения и даже смерти в решающей битве13. В тяжелых боях воины Мавераниахра в ответ на это победили летом 1393 года своих врагов в Западном Иране и вошли осенью в Иран. Все это происходит в то время, когда в Сирии бедуин Нуайр отворачивается от своих соратников, мятежников Минтаса, и предает султана Баркука. Даже в Каире людей охватил ужас, когда они услышали, что Синджар и Тебриз, находившиеся с некоторого времени под властью мамлюков14, были опустошены Тимуром, и что Багдад взят15. Как можно было вооружиться к отражению такого агрессора после только что окончившейся гражданской войны? Уже с середины 1393 года Тимур постарался прозондировать почву для нападения на мамлюков и посеять замешательство целенаправленной ложной информацией. В Каире как раз с ликованием встретили сообщение о смерти Минтаса, когда в мае или июне прибыла миссия, которая принесла послание Тохта-мыша с выражением дружбы — фиктивное послание, как потом выяснилось, составленное по приказу Тимура16. Вероятно, представитель рода Чагатая надеялся, что сможет ввести Баркука в заблуждение ложной надеждой на поддержку кипчаков. На южной окраине Анатолии, куда мамлюки как раз распространили в последние годы свое влияние, Тимур, очевидно, хотел оживить для своей пользы старые связи с ильханами, наследником которых он себя считал. Мадж-ад-дин Иса, князь Мардина, сообщил летом Баркуку не только о военных успехах мавераннахрцев в Азербайджане, но и предупредил его о том, что Тимур потребовал от него подчинения, и он не нашел другого выхода, кроме как извиниться за контакты с Каиром. Тимур не хотел ни с чем считаться ради того, чтобы султан Египта даже не мог ничего сказать в Марди-не. Другие известия подтверждали также, что Тимур стремился подорвать положение мамлюков в прежнем пограничном с империей ильханов районе. Так, он велел передать наместнику Ар-Рахба подарки в знак выражения дружбы и — как дерзкое требование предательства по отношению к Баркуку! Ибн Сасра, внимательно наблюдавший за политическим развитием того времени, пишет в своем дневнике, что этот план Тимура провалился, посланников разрубили пополам — злодеяние, искупления которого Тимур будет постоянно жаждать в последующие годы.