– Шаг подмышку! – заистерил Женя.

Но Сергей и без его подсказки уже тянул рычаг «шаг-газ» максимально на себя. Падение немного замедлилось, но теперь полезла вверх температура двигателей. Поняв, что ввысь им не вытянуть, а бороться с непроницаемым и вязким, как студень, туманом бессмысленно, Субботин двинул рукоятку управления вперёд, переводя вертолёт едва не в отвесное пикирование. Поступок был весьма рискованный. Пробивание облачности в надежде выйти под её нижний край чревато опасностью, так как она может опускаться до самой земли. Авиационный чёрный юмор по этому поводу гласит: нет земли, нет земли, потом полный рот земли! Стрелка высотомера открутила влево круг, затем второй и неожиданно замерла на восьмистах метрах, хотя Сергей явно чувствовал отрицательную перегрузку падения.

– Выводи! – Женя вцепился в кресло, хватая ртом воздух.

– Докладывай высоту! – выкрикнул в ответ Субботин в надежде, что высотомер штурмана работает нормально. Но по тому, как Голицын ошарашено посмотрел на прибор и постучал костяшками пальцев по кругляшку стекла, он понял, что у штурмана та же картина. – Триста третий, триста третий! – Сергей попытался вызвать на связь Дмитриева, но в ответ в наушниках раздавался лишь треск электрических разрядов.

Вертолёт переваливался с боку набок и стремился развернуться вокруг собственной оси. Субботина швыряло то на приборную доску, то на штурмана. Вцепившись в ручку управления, он пытался выровнять машину, но безуспешно. Они чудом держались в воздухе, но, казалось, ещё мгновение и вертолёт камнем рухнет вниз. Неожиданно стало светлее. Туман всё ещё был плотным, но уже не таким чёрным. Броски из стороны в сторону прекратились. Вертолёт вновь стал управляемым и послушно реагировал на рычаги управления. Субботин облегчённо выдохнул и, взглянув на красное в потёках пота лицо штурмана, попытался пошутить:

– Что-то, князь, у вас вид обоссанной мыши.

– На себя посмотри! – не остался в долгу Женя. – Командир, взгляни! Кажется, видно воду.

Сергей сделал левый крен и бросил взгляд вниз. Постепенно серая вата превратилась в белую, сплошная пелена начала разрываться в клочья, и в дырах отчётливо показалась синяя гладь моря.

– Метров триста! – на взгляд определил высоту Субботин.

– Да, – согласился штурман. – Не больше.

– Что у нас с приборами?

Женя пробежался пальцами по кнопкам. Пощёлкал переключателями. На всякий случай постучал по приборной доске кулаком. И наконец выдал потрясающий вердикт:

– Командир, из всего, что у нас есть, работают только часы!

Сергей посмотрел на него ошалевшим взглядом:

– Ты в своём уме?

– Посмотри! – не сдавался штурман. – Ты постоянно меняешь курс, а даже КИ на него не реагирует.

Индукционный компас – прибор вполне самостоятельный и ни от какой электроники не зависит. Это точно такой же компас, который носят на руке туристы, только точнее, приспособленный для нужд авиации, как дублирующий прибор курсовой системы. Уж этому-то чего надо?

– Женя! Куда делось магнитное поле Земли? – язвительно спросил Субботин.

– Да сам посмотри! – Голицын ткнул пальцем в выпуклый глаз компаса.

Сергей посмотрел и понял, что штурман прав. Градуированный шарик свободно купался в спиртовом растворе и при этом никак не реагировал на манёвры вертолёта.

– Охренеть! – только и смог он вымолвить.

Затем Субботин пощёлкал тумблером радиостанции и попытался ещё раз связаться с Дмитриевым:

– Триста третий, ответьте триста пятнадцатому!

И неожиданно в наушниках захрипело в ответ:

– Триста пятнадцатый, ты где?

Сергей аж подпрыгнул в кресле.

– А ты говоришь, ничего не работает! – подмигнул он штурману. – Триста третий, я триста пятнадцатый, иду на трёхстах метрах! Вас не наблюдаю.

– Я тебя тоже не вижу, – отозвался Дмитриев.

Сигнал доносился слабый и еле слышный, будто

Александр Михайлович летел где-то за сотню километров.

– Смотри ведущего! – приказал штурману Субботин, затем, стерев пот со лба, озадаченно добавил: – Первый раз вижу такую облачность.

– Да разве это облака? Это же холодец какой-то! – не сдержал эмоций Женя. – Помнишь, как мы в грозу попали? Так куда легче было. Мне поначалу показалось, что мы в сугроб встряли, а потом понял, что так в воду втыкаются.

– Да… я уж подумал – отлетались!

– Вон! Вон, смотри справа! – неожиданно закричал Голицын и заёрзал в кресле, тыча пальцем в блистер.

В узкой полосе дымки, между гладкой, как стол, поверхностью моря и нависающими над головой тучами мелькнуло тёмное пятно вертолёта ведущего. Он летел рядом – всего в какой-то сотне метров впереди.

– Триста третий, наблюдаю вас! Не маневрируйте, а то потеряю. Сейчас подойду ближе.

– Понял! Тебя пока не наблюдаю.

– Александр Михайлович! – наплевав на все эти позывные, позвал ведущего Субботин. – Надо отсюда выбираться!

– Надо. А куда? У тебя система курс выдаёт?

– Нет.

– И у меня – нет!

– Здесь же полно островов! Предлагаю садиться аварийно. Вы их по зеркалу наблюдаете?

«Зеркалом» на авиационном сленге называют экран радиолокатора. На Ка-27, в отличие от штурмовика, локатор есть, и Субботин надеялся, что белые засветки суши штурман Дмитриева уж точно видит.

– С зеркалом то же, что и с остальным!

– Куда же мы летим?! – дрогнувшим голосом выдал своё волнение Сергей.

– Спокойно. У нас топлива ещё на два часа. Что-нибудь придумаем. Смотри, может визуально острова заметим.

– «Позитив» молчит? – спросил Субботин, хотя уже наперёд знал ответ.

– Молчит. Я тебя еле слышу, а до него сотня километров.

– Ну и влипли!

– Бывает.

Субботин догнал вертолёт Дмитриева и теперь летел рядом, едва не касаясь его винтами, но связь между ними продолжала оставаться слабой и временами пропадала, будто их разделяли горы или огромные расстояния.

– Пойдём ниже, – предложил Дмитриев.

Ка-27 скользнул вниз, едва не потерявшись в дымке. Субботин, толкнув от себя рычаг управления, заторопился следом. Ближе к воде видимость улучшилась, и теперь ведущий был отчётливо виден на фоне отдающего зеленью моря. Дмитриев летел низко, и от воздушного потока его винтов гладкая поверхность воды покрылась рябью. Только сейчас Сергей обратил внимание, какое внизу спокойное море.

– Смотри! – кивнул он штурману. – Как стекло.

– Да. Потому что нет ветра. Полный штиль.

– Триста пятнадцатый, ничего не наблюдаешь? – вклинился в их разговор Дмитриев.

– Ответ отрицательный, – стараясь скрыть растерянность, бодро ответил Субботин.

– По карте в этом районе не меньше десятка островов. Не пропусти, что-то да появится.

Но как ни напрягали глаза Субботин со штурманом, море по-прежнему было пустынно. Видимость у поверхности хоть и была лучше, но всё равно не превышала пятисот метров, и Сергей опасался, что они могут пролететь рядом с клочком суши, но так его и не заметят. Просматриваемая полоса получалась шириной не более километра, и такой вариант казался вполне возможным.

– Триста третий, разойдёмся фронтом, – предложил он ведущему.

– Согласен! – отозвался Дмитриев. – Иди левее. Из видимости не теряйся.

– Понял.

Субботин ушёл в сторону, стараясь держаться от ведущего так, чтобы он мог разглядеть на его фюзеляже белый военно-морской флаг. Они пролетели ещё двадцать минут, но море всё также напоминало голубую, как бирюза, пустыню. Иногда оно темнело и становилось чернильно-синим, местами превращаясь в чёрное. Сергей вертел головой по сторонам, удивляясь таким цветовым метаморфозам. Но затем подумал, что, возможно, для здешних широт это норма и для волнений нет причин. Гораздо хуже то, что им так и не попался на пути хоть какой-нибудь клочок суши для посадки. Потому что топливо в баках с каждой минутой таяло неумолимо.

– Смотри по курсу, а я слева, – сказал он штурману.

– Смотрю!

Женя вновь покрылся пятнами, и крупные капли пота побежали из-под шлема по лбу. Не скрывая беспокойства, он дрогнувшим голосом спросил: