К 1735 году вариоляцию в Англии перенесли 850 человек. Столь низкое число объяснялось тем, что некоторые хирурги настаивали на необходимости некоего подготовительного периода, по сути дела абсолютно ненужного. В течение шести недель до вариоляции людей подвергали кровопусканию, сажали на низкокалорийную диету и усиленно промывали им кишечник. Неудивительно, что к концу шестой недели такого режима их подопечные слабели и плохо себя чувствовали. Прошло тридцать лет, прежде чем врачи отказались наконец от варварского ритуала. А тем временем члены Королевского колледжа единодушно решили, что должны всеми силами поддерживать новую методику вариоляции[24].
Несмотря на первые радужные отчеты, вариоляция отнюдь не всегда давала положительные результаты. Современные подсчеты показывают, что доля умерших после процедуры достигала 12 % — по сегодняшним меркам, это недопустимо высокий показатель. Впрочем, по сравнению с альтернативой — летальность на уровне 20–40 % во время тяжелых эпидемий — вариоляция явно оказывалась наименьшим из зол. Но, поскольку успех ее был довольно относительным, она так и не завоевала популярности в американских колониях, а несколько штатов даже объявили ее противозаконной.
Иными словами, существовала острая необходимость в разработке более безопасного способа предотвращения оспы. Человека, которому суждено было найти такой способ, звали Эдвард Дженнер, и родился он неподалеку от Бристоля, в городке Беркли, в графстве Глостершир, 17 мая 1749 года. Его отец, Стивен, был священником англиканской церкви. Он женился на Саре Хед, дочери преподобного Генри Хеда, викария в Беркли, а после смерти Хеда занял его должность[25].
У Стивена и Сары родилось девять детей, двое из которых умерли; Эдвард, восьмой по счету, остался сиротой в пять лет. Его мать умерла в возрасте сорока шести лет после рождения девятого младенца, а спустя два месяца скончался и пятидесятидвухлетний отец.
Поскольку два старших брата Дженнера, Стивен и Генри, учились в Оксфорде, мальчиком занимались три сестры — Мэри, Сара и Энн. Однако самую большую привязанность, самую глубокую и благодарную любовь маленький Эдвард испытывал к старшему брату Стивену, который очень поддержал его в юные годы. Стивен, последовавший по стопам отца, тоже стал священником. Эдвард любил музыку и очень неплохо играл на скрипке и флейте. Неподалеку от Дженнеров жило семейство Беддоуз. Томасу Беддоузу, старшему другу Эдварда, позже предстояло сыграть заметную роль в истории вакцинации.
Когда Эдварду исполнилось восемь лет, братья и сестры решили отдать его в бесплатную школу-интернат, а вскоре школу охватила страшная эпидемия оспы, произведшая неизгладимое впечатление на маленького Дженнера. В спешном порядке вариоляции подвергали всех учеников, не прошедших ее ранее, в том числе и Эдварда. Мальчику, и без того растерявшемуся в незнакомой обстановке, пришлось выдержать бесполезную и потенциально опасную подготовку с неизбежными кровопусканиями, голоданием и клизмами. Через шесть недель ослабленный, истощенный, перепуганный и несчастный ребенок получил прививку, а затем его поместили в лазарет вместе с детьми, уже заразившимися оспой и находившимися по большей части в безнадежном состоянии.
Этот пугающий опыт имел для Эдварда тяжелые психологические последствия, включая бессонницу, тревожное состояние и слуховые галлюцинации. Поняв, что с мальчиком происходит что-то неладное, старшие братья и сестры решили перевести его в другое учебное заведение — очень маленькую частную школу. Там он приобрел друзей, оставшихся с ним рядом всю его последующую жизнь, а его самый близкий друг, Калеб Парри, позже принимал участие в медицинских опытах Дженнера[26]. Учебная программа (греческий, латынь и религия) не соответствовала ни темпераменту, ни врожденным способностям Дженнера. Он плохо усваивал греческий и латынь, учеба вгоняла его в скуку, и он утратил к ней всяческий интерес. К счастью, у него появилось два хобби: он разводил сонь и собирал окаменелости.
Стивен и Генри надеялись, что Эдвард пойдет по их стопам и поступит в Оксфорд, однако в правилах поступления четко оговаривалось, что абитуриент должен блестяще знать греческий язык, латынь и основы религии. У одного из братьев (вероятно, У Стивена) хватило ума и доброжелательности, чтобы понять: Эдвард интересуется биологией и для него более подходящей может стать профессия врача.
Эдвард не мог претендовать на поступление в лучшие медицинские учебные заведения того времени — Оксфордскую или Шотландскую медицинские школы. Хотя в системе английской медицины уже начинались какие-то изменения, в ней еще сохранялось разделение на врачей и хирургов. Хирурги были гораздо менее образованны и приобретали познания в медицине скорее на практике, чем в университетах. Колледж врачей носил звание Королевского, хирургический колледж — нет. К врачам обращались «доктор», к хирургам — «господин».
Хотя никаких особенных академических успехов у Эдварда не было, его знаний хватило на то, чтобы стать учеником младшего хирурга. В восемнадцатом веке английские дети из любого слоя общества часто брали на себя взрослые обязанности в гораздо более юном возрасте, чем сегодня. В частности, учениками хирургов становились, по нашим меркам, совсем еще юнцы. Дженнер стал учеником сельского хирурга Джона Ладлоу, когда ему едва исполнилось тринадцать, и проучился у него шесть лет. Работая под руководством Ладлоу, он с интересом слушал, о чем рассказывали сельские жители своему хирургу. В частности, в 1768 году, уже в конце обучения, он услышал разговоры о том, что доярки, заражавшиеся коровьей оспой, в дальнейшем никогда не заболевали оспой человечьей. (Коровья оспа — это неопасная болезнь, поражающая вымя и соски коров, причем только в Британии и в других странах Западной Европы.) Именно эта история навела Дженнера на мысль о том, что намеренное заражение людей коровьей оспой может в будущем предохранить их от заболевания страшной болезнью[27].
Прежде чем Дженнер получил возможность проверить правильность своей идеи, он переехал в Лондон, где поступил на учебу в больницу Святого Георга. В то время эта больница не пользовалась ни широкой известностью, ни уважением, хотя ее главному хирургу, Джону Гунтеру, вскоре суждено было завоевать репутацию самого выдающегося хирурга в Англии. А тогда Гунтер решил сдавать комнаты в своем доме студентам, и его первым постояльцем стал Дженнер.
Дженнер стал близким другом Гунтера, хотя по характеру эти люди совершенно не походили друг на друга. Шотландец Гунтер отличался нарочитой грубостью, нетерпением, мог быть невежливым и наглым, ему нравилось казаться деспотичным и критиковать всех и вся. Более молодой Дженнер был добрым, терпеливым, заботливым, вежливым и кристально честным человеком. Гунтер считал, что спокойствие Дженнера оказывает благотворное действие на людей, а Дженнер часто называл Гунтера «милейшим человеком». Понимая, что любой, кто осмелится критиковать Гунтера или не соглашаться с ним, вызовет у того приступ гнева, Дженнер из кожи вон лез, чтобы защитить своего учителя; он знал, что у Гунтера развивается по тем временам загадочная и, как правило, смертельная болезнь — стенокардия.
Ни в одной британской медицинской школе Дженнер не мог бы получить таких уникальных знаний, как за два года работы в больнице Святого Георга. Он накопил значительный опыт применения новейших хирургических методик и, что еще важнее, научился у Гунтера не гадать, а доказывать или опровергать гипотезы на основании хорошо продуманных опытов. В наше время такой подход считается само собой разумеющимся, но в XVIII веке он воспринимался как нечто новое.
Именно в те годы зарождалась новая наука — физиология. Гунтер всегда ставил на первое место анатомию, но постепенно и он начинал понимать, что физиология не уступает ей по значимости. Со временем у него скопилась коллекция из примерно тринадцати тысяч анатомических, патологических и биологических препаратов (позже она легла в основу создания Гунтеровского музея). Поскольку Дженнер хорошо знал эту коллекцию и имел большой опыт классификации препаратов, в 1771 году Гунтер рекомендовал его капитану Джеймсу Куку, вернувшемуся в Англию после плавания на «Индеворе». Дженнеру предстояло разобрать тысячи образцов растений, собранных главным ботаником экспедиции Кука сэром Джозефом Бэнксом. Великолепная работа Дженнера настолько понравилась Бэнксу, что он пригласил молодого врача принять участие во втором кругосветном плавании Кука, но Дженнер это приглашение отклонил. Даже Гунтер не смог убедить его согласиться. После двух лет, проведенных в Лондоне, Дженнер мечтал о тихой и спокойной жизни в английской глубинке. У него никогда не было своей семьи, и он отчаянно желал вернуться в Беркли и жить рядом с любимым старшим братом Стивеном.
